Он как бы невзначай поднял руку и мельком глянул на часы. Это было условным знаком.
Время пресс-конференции истекло.
Девушка в свитере кораллового цвета поджидала его возле машины.
– Мистер Конуэй. – Девушка смело глядела ему в глаза. У нее были высокие скулы и по-детски наивное выражение лица. Бернард нахмурился, пытаясь что-то припомнить. Но девушка помешала ему. Она дотронулась до его локтя и сказала: – Я тоже родилась в Техасе. Если вы дадите мне сейчас интервью, шеф возьмет меня в штат. Я сделаю сногсшибательный материал о вашей счастливой семейной жизни. Вам будут подражать тысячи молодоженов.
Конуэй колебался секунды две, не больше.
– А почему бы и нет? – воскликнул он, дружелюбно хлопнув девушку по плечу, что успел запечатлеть фотограф из «Вашингтон пост». – О'кей. Как насчет того, чтобы выпить по чашечке кофе в клубе?
– Идет, – сказала девушка и проворно забралась на заднее сиденье большого черного «роллс-ройса». – Можно я напишу, что вы сами сидели за рулем и мы были в машине вдвоем? Ваша жена не очень ревнива?
– Пишите, – разрешил Конуэй. – Наши супружеские отношения построены на полном доверии друг другу. Кстати, вы замужем?..
В конце вечера Юнис, так звали девушку, рассказала Бернарду Конуэю историю своего нелегкого детства (отца не видела в глаза, старшая в семье, где, кроме нее, есть еще два брата и сестра), бедной на развлечения юности, в которой были лишь учеба и работа… Вернувшись к делу, она пообещала, что материал будет готов завтра к полудню. Бернард пригласил Юнис на ленч.
– А что, если нам с вами махнуть в один уютный загородный ресторанчик, где кормят отменными бифштексами? – предложил Конуэй, открывая перед Юнис переднюю дверцу своего лимузина. – Туда езды минут двадцать пять. За это время успеете прочитать свое сочинение. О'кей?
Юнис, удобно устроившись на сиденье рядом с Конуэем, достала из папки отпечатанное интервью. Бернард невольно отметил, что у девушки красивые длинные ноги – она была в довольно короткой, но в то же время скромной юбке. – Итак, я начинаю. «С Бернардом Конуэем чувствуешь себя так, словно знаком с ним долгие годы, – затараторила Юнис. – Красив, обаятелен, внимателен к собеседнику, предельно искренен в ответах даже на чересчур интимные вопросы. Эта искренность подкупает. Не проходит и пяти минут, как понимаешь: в такого человека нельзя не влюбиться. – Юнис сделала паузу, что-то зачеркнула в тексте. – Простите. – Она повернулась к Бернарду, словно намереваясь что-то сказать, но передумала. – Романтическая любовь встречается и в наши дни. Любовь, которую почувствовал Берни Конуэй к прекрасной Син Маклерой, была как девятый вал, едва не сбивший его с ног. Он стал совсем другим человеком, узнав эту женщину. Она вознесла его на такие высоты любви, что у него закружилась голова и захватило от восторга дух».
– Но я не говорил вам этого, – запротестовал Бернард. – У нас с Син было… м-м… несколько иначе.
– Позвольте мне пофантазировать, – невозмутимо парировала Юнис. – Ведь я пишу не для вас, а для юных невест и молодых жен.
– Да, но…
– Слушайте дальше. «Эта женщина завладела моей душой. Я просыпался и засыпал с мыслью о ней. Я готов был мчаться за ней на край земли, бросив самые важные дела. Когда я целовал ее, мне казалось, что я приобщаюсь к великому таинству. Мне казалось, Господь специально создал ее для меня, что она и есть та самая твоя половинка, на поиски которой иной раз уходит вся человеческая жизнь. Эта женщина заставила меня поверить в то, что любовь – самое главное в жизни, ее смысл, цель, квинтэссенция…»
– Прекратите! – рявкнул Конуэй, одновременно нажав на педаль тормоза. – Я не говорил вам подобной… чуши.
Юнис с невозмутимым видом повернула к нему голову.
– Не чушь, мистер Конуэй. И вы сами прекрасно это знаете.
Бернард уже овладел собой. О недавно пережитом волнении свидетельствовали лишь капельки пота на переносице. Он протянул к девушке руку и сказал, не глядя в ее сторону:
– Давайте сюда. Я ознакомлюсь с материалом сам. Она отдала ему листки.
– Сколько вам лет? – спросил через некоторое время Конуэй.
– Девятнадцать с половиной.
– Вы любили когда-нибудь?
– Да, – задумчиво ответила Юнис. – Но это была несчастная любовь. Он всегда думал о другой. Даже тогда, когда занимался любовью со мной.
Бернард непроизвольно вздохнул.
– Это тяжело, – сказал он. – Это… Черт, но почему мы всегда любим именно тех, для кого совсем мало значим? Как ты думаешь, Юнис?
– Потому что они никогда не принадлежат нам до конца.
Она вдруг по-детски жалобно всхлипнула.
– Что с тобой, малышка?
– Я… я отомстила ему за то, что он любил не меня. Я бросила его в самую тяжелую для него минуту, и он… – она всхлипнула еще громче, – он покончил с собой.
– Каким образом? – с нескрываемым любопытством спросил Бернард.
– Утопился в океане, – прошептала Юнис. – В тот день поднялся жуткий шторм, и его тело так и не нашли.
– Когда это случилось?
– Ровно месяц назад. Он попросил меня прийти, а я… Словом, я была озабочена устройством собственной карьеры. И вообще, мне хотелось проучить его за то, что он…
Она горько расплакалась.
Бернард обнял девушку за плечи и прижал к себе.
– Ну, ну, малышка, успокойся. Послушай, может, поедем ко мне на ранчо? Тут совсем недалеко. В ресторане уж слишком много любопытных глаз.
Юнис молча кивнула.
Бернард пил неразбавленное виски и безостановочно ходил по комнате. Юнис сидела на полу возле камина и глядела на огонь.
– Мне все равно, что скажут обо мне эти ублюдки-избиратели. Плевать я на них хотел. К черту Америку! К черту! В этой идиотской стране тебе выкручивают руки и принуждают делать то, чего ты не хочешь делать. Только потому, что так хотят другие. Кто? Ханжи-домохозяйки, которые, отправив детей в школу, предаются утолению своей похоти с молочником, зеленщиком или каким-нибудь бедным студентом, подрядившимся стричь газон. Еще эти чертовы пенсионеры – те идут к избирательным урнам дружной толпой, предварительно перемыв все до одной косточки кандидатам. Дерьмо! Они привыкли видеть в политическом деятеле евнуха, кастрата или в лучшем случае импотента. Бедняге строго-настрого запрещено влюбляться…
– Но разве вы не влюблены в вашу жену? – тихо спросила Юнис, не отрывая глаз от огня в камине.
– Влюблен! Ха-ха! Черт бы ее побрал вместе с ее мамашей, сующей свой длинный нос в чужие дела. Это дерьмо, в котором я вынужден сидеть во имя того, чтобы… – Он вдруг замолчал, глотнул из стакана виски и, бросив взгляд в сторону неподвижно сидевшей на полу девушки, спросил: – Но ведь ты не напишешь об этом в своем журнале, верно?
– Нет. Я люблю вас и желаю только одного: помочь вам.
– Помочь? Мне?.. – Бернард остановился сзади Юнис и, глядя на ее совсем детскую макушку, сказал: – Мне уже не поможет никто. Потому что я потерял ее навсегда. Она… она покончила с собой. И в этом виноват я. Она… – Он вдруг опустился на пол рядом с Юнис и прижался головой к ее груди. – Ее забрал океан. Она принадлежит вечности, а я… я остался здесь, в этом мерзком, вонючем…
Он плакал, а Юнис с материнской добротой гладила его по голове, щекам, спине.
– Я помогу тебе, Берни, – твердила она. – Только люби, люби меня…
Они провели на ранчо двое суток. Юнис оказалась на редкость искусной любовницей. Бернард стонал и извивался от наслаждения, когда она массировала его член своими умелыми пальцами. Юнис, казалось, знала сотни способов сделать мужчине приятное. Однажды в перерыве между изнуряющими ласками он спросил у девушки:
– Откуда тебе известны все эти штучки? Ничуть не смущаясь, она ответила:
– У меня был хороший гуру. Он внушал мне, что цель жизни женщины – делать приятное мужчине. Искусство доставлять наслаждение почти утеряно в веках. Но есть люди, которые собрали эту мудрость по крупицам и передают ее другим. Это великое искусство, Берни. Но им можно пользоваться лишь в том случае, если любишь по-настоящему. А я люблю тебя. Люблю.
Он, разумеется, не заметил, что девушка при этом сложила за его спиной два кукиша, – он млел от тщеславного восторга, забыв про все на свете.
Ночью он разбудил Юнис и рассказал в подробностях историю своих отношений с Маджи. Она задала один-единственный вопрос:
– Ты все еще любишь ее?
– Она умерла. А мертвых любить невозможно, – сказал он.
Юнис показалось, он сам не верит в то, что говорит. Она до боли в суставах стиснула кулаки и спросила ангельским голоском:
– Значит, ты любишь меня?
– Да, – быстро ответил он. – Я уже не смогу без тебя.
За завтраком Юнис как бы ненароком обратила его внимание на заметку в колонке светской хроники, где сообщалось о замужестве Сьюзен Тэлбот.
– Я знаю эту женщину! – воскликнула Юнис. – Ее отец владеет контрольным пакетом акций издательства, в котором выходит наш журнал. Видела ее на одном приеме. Нос выше затылка. Но красотка, ничего не скажешь. А кто такой этот Арчибальд Гарнье?
– Понятия не имею, – пробормотал Бернард, пробегая глазами заметку. – Вот уж не думал, что Сью когда-нибудь выйдет замуж.
– Ты с ней знаком?
– Мы соседи по Беверли-Хиллз. Видел раза два. – Он вдруг скомкал газету и швырнул в камин. – Мне казалось, она так переживала гибель своей сестры…
– С ее сестрой что-то случилось? – Юнис была сама невинность. – А я и не знала, что у Сьюзен Тэлбот есть сестра.
Бернард хранил молчание до конца завтрака. Юнис, допив кофе, опустилась перед ним на колени и, расстегнув ширинку его брюк, сказала:
– Умру, если не отдашься мне сию же минуту. Здесь, на этом ковре…
Обессиленный, он лежал возле камина, а она творила над его телом чудеса лишь с помощью языка. Все его ощущения, казалось, слились в сплошной непрекращающийся оргазм. Наконец, утомившись, Юнис легла рядом, положила голову ему на грудь и, то и дело нежно касаясь подушечками пальцев его пениса, сказала:
– Знаешь, я припомнила одну историю, связанную с неким А. Гарнье. Кажется, его тоже звали Арчибальдом. О ней писали в газетах, но очень кратко. Парень, помнится, жил у Крауфордов в их поместье в Алабаме в качестве гувернера младшего мальчишки и, если верить сплетням, перетрахал всех горничных в округе. Горничных парню показалось мало, и он залез под юбку одной девице и чуть было не уломал ее выйти за него замуж. Однако в планы ее родителей не входило уступать дочь какому-то там гувернеру, чьи предки содержат бензоколонку в Нью-Орлеане. Мать мечтала выдать дочурку за будущего сенатора или конгрессмена. Этот Гарнье, судя по всему, вел себя нахально, и даже посмел сделать девице ребеночка. Но у нас, на Юге, как тебе известно, свои законы, и бедняге шерифу Макгаверну пришлось расписаться в своей беспомощности, когда он сделал сообщение для прессы, что Арчибальд Гарнье сломал себе шею, пьяным упав с лошади. Девицу тут же увезли в Европу и благополучно выдали замуж. Но, сдается мне, кто-то скоро будет растить чужого ребеночка, возлагая на него свои собственные отцовские надежды. – Юнис приподнялась над Бернардом, потерлась клитором о его пенис, чуть ли не мгновенно заставив его затвердеть, и ловко приняла в свое лоно. – Мой сладкий мальчик, – шептала она. – Что нам до этих потаскух и их рогатых мужей? Нам с тобой так хорошо вдвоем…
Бернард вернулся к этой теме за обедом. Они ели запеченные в гриле креветки, запивая их легким испанским вином. В окно глядела круглая техасская луна, на столе горела большая свеча в форме дорической колонны.
– Ты не помнишь случайно фамилии той девушки? – спросил он, нежно поглаживая руку сидевшей напротив Юнис.
– Какой? – удивленно спросила она.
– Той, которую соблазнил этот Гарнье. Бернард отвел взгляд в сторону.
– Нет. Не помню. Знаю только, что она дружила с Томасом Голдсмитом и даже, кажется, была с ним помолвлена. Мне говорил об этом сам Томас, у которого я брала интервью по случаю его победы на турнире по теннису на приз нашего журнала. По-моему, Хью Крауфорд бросил Йель и уехал в Сидней по делам, связанным с фирмой отца. Брат этой девушки… забыла, как его зовут, он, кажется, тоже живет сейчас не в Штатах. Мне говорили, он стажируется не то в Сорбонне, не то…
Бернард вдруг хряснул кулаком по столу, и свеча, завалившись набок, погасла.
– Я так и знал, – процедил он сквозь зубы. – Она не могла забеременеть от меня. Идиот, я был на седьмом небе от счастья.
– Кто не мог забеременеть от тебя? – Юнис вскочила, обошла вокруг стола и встала перед Бернардом на колени. – Любимый, что тебя так расстроило?
Он обхватил ее за пояс и сказал, уперевшись лбом в мягкий податливый живот:
– Я не могу иметь детей. Об этом не знает никто, кроме моего доктора. Но это так. Я думал, случилось чудо.
Юнис больше не задала ни одного вопроса. Она снова долго ласкала Бернарда, умело удерживая на грани оргазма.
– Я разведусь с этой сукой, – пообещал он, лежа на груди у Юнис. – И женюсь на тебе.
– А твоя политическая карьера? – спросила она с напускной тревогой.
Он выругался и мгновенно заснул.
– Не нужно разводиться, – сказала среди ночи Юнис, разбудив Бернарда своими искусными ласками. – Особенно сейчас. Если ты бросишь беременную жену, Америка никогда тебе этого не простит, а твоя Син станет в глазах этих идиотов национальной героиней. Вероятней всего, она родит либо недоноска, либо ребенка с массой психических отклонений – она пьет, как сезонный рабочий, и каждый день закатывает истерики. История о загадочной гибели Арчибальда Гарнье может появиться на страницах газет к моменту рождения ее ребенка.
– Кто тебя подослал? – вдруг спросил Бернард. Приподняв от подушки голову, он пытался заглянуть в глаза Юнис. – Тебя кто-то подослал, верно?
– Да, – ответила она, устраиваясь у него между ног и прижимаясь горячей щекой к его животу. – Любовь и жажда мести.
Конуэй снял свою кандидатуру, объяснив в телевизионном интервью, транслировавшемся на всю страну, что не может представить себя в роли политика. Он сказал, что намерен отныне посвящать больше времени семье, под которой подразумевал Юнис, – они последнее время были неразлучны, – а также бизнесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49