Тина не велит мне ходить туда, где живет садху. Тина говорит, я еще девочка и мне нельзя видеть голое мужское тело. Но ведь садху не мужчина, а отшельник. Ты знаешь, Манматха, что садху не мужчина?..
Сандхья щебетала, увлекая Яна вдоль живой изгороди из такомы к тому месту, где кем-то был проделан лаз. Ян едва поспевал за девочкой.
Садху – бородатый длинноволосый тощий мужчина с большим от сырых овощей, которыми он только и питался, животом – жил в шалаше возле манговой рощи. Почти все свое время он проводил в молитвах каменному изваянию Шивы. Садху сидел в молитвенной позе – ноги согнуты в коленях, пятки прижаты к ягодицам – и смотрел на посеревшее от ветров и дождей лицо божества.
– Как ты думаешь, он притворяется или на самом деле верит в то, что Шива избрал его своим посредником? – громким шепотом спросила Сандхья, заглядывая Яну в глаза. – Манматха, ты очень мудрый, ты знаешь правду. Я думаю, ему так легче жить. Тина говорит, все садху просто лодыри. Но Тина не верит ни в каких богов. А ты, Манматха, веришь в кого-то?
Она задавала ему вопрос за вопросом, на которые он не всегда мог ответить. Девочка была развита не по годам. Впрочем, кто может знать, каким должен быть ум одиннадцатилетнего подростка?..
– Отвечаю на твой первый вопрос, – сказал Ян, во всем любивший порядок. – Мне кажется, этот садху внушил себе, что Шива избрал его своим посредником в общении с простыми смертными. Самовнушение и есть вера. Что касается моей веры… Да, наверное, я верую, иначе вряд ли бы сумел выжить в том аду. Но верю я не в Христа, не в Аллаха и не в Шиву – мой Бог многолик и в то же время един во всех лицах. Неважно, как его зовут, – важно, чтобы вера в него не вынуждала человека отказываться от дорогого для него и самого сокровенного. Вот почему, наверное, мне так близка ваша религия.
– Мы язычники, – сказала Сандхья. – Мы любим этот мир умом, душой, плотью и всем, чем его можно любить. Садху сам избрал путь отшельничества и умерщвления плоти, его никто не заставлял это делать. Я же точно знаю, что высший смысл жизни познается лишь через любовь мужчины и женщины. Манматха, ты тоже так думаешь? Ян кивнул. Ему стало грустно.
– Не грусти. – Девочка взяла его руку и прижала к своей груди. – У меня сильно бьется сердце, когда я с тобой. Слышишь? Но мне еще рано тебя любить. Я все время приказываю себе не любить тебя, но у меня ничего не получается. С тех пор, как ты появился в нашем доме, я думаю только о тебе. Но это произошло не потому, что пришла пора мне влюбиться. Я хотела бы пожить еще какое-то время беззаботно.
Ян с удивлением и восхищением смотрел на эту девушку-полуребенка с уже развитыми формами, смуглой бархатистой кожей и роскошными темно-каштановыми волосами. Чем-то неуловимо она напоминала ему Машу, хотя Маше было семнадцать, когда они встретились. Впрочем, здесь, в Индии, девушки созревают гораздо раньше.
– Ты думаешь о чем-то таком, что связано со мной, правда? Скажи мне, Манматха, а ты бы смог меня полюбить? Ну, не сейчас, а через год или два? Скажи мне честно – я не обижусь. Я знаю, чаще всего случается так, что искру роняет один, но пожар охватывает обоих. Манматха, ты хочешь, чтобы нас с тобой охватило этим пожаром?
– Я боюсь любви. Я не сумею сделать тебя счастливой. Мне никогда не везло в любви…
– Какой ты наивный, Манматха. – Сандхья уже прыгала на одной ножке вокруг муравьиной кучи. – Тебе и не должно было везти в любви. Если бы тебе повезло, нам сейчас не было бы так хорошо вместе, а я бы вообще ни в кого не влюбилась. Потому что я считаю, энергию любви нельзя тратить на тех, кто ее недостоин, и если не встретишь достойного, ее нужно направлять на другое занятие – наукой, например. Год назад я хотела стать танцовщицей, но очень скоро поняла, что это занятие не для меня. Танцовщицы зависят от своего тела, понимаешь? Они выражают свою суть с его помощью. Тело становится для них важнее всего, даже разума. Я не хочу, чтобы так было, хоть и очень люблю свое тело.
Она начала танцевать. Руки ее заговорили в плавном движении. Ян глядел на нее как завороженный – Сандхья была одной из причин, возможно, основной, его любви к этой стране.
– Нравится мой танец?
– Да. И ты мне нравишься. Мне кажется порой, что я только сейчас начинаю жить.
– Расскажи мне о той девушке, которую ты любишь, – попросила Сандхья, когда они уже подходили к дому. В воздухе был разлит щемящий аромат жасмина.
– Я рассказывал тебе о ней.
– Так мало… – Сандхья вздохнула. – Ну, пожалуйста, расскажи еще что-нибудь. Тебе ведь хочется рассказать мне о ней, потому что ты знаешь, я никогда не пожелаю этой девушке зла. Раз ты любишь ее, она для меня все равно что Рати. Пошли в беседку. Я велю Мантхаре принести холодного кокосового молока и орешков. Ты будешь возлежать на диване, а я сяду в твоих ногах и превращусь в статую Ситы, восседающей у ног своего возлюбленного Рамы. Ты же знаешь, как я люблю тебя слушать.
В беседке было почти темно и пахло благовониями. Алтарь бога Камы утопал в красных цветах – Сандхья носила их сюда охапками.
– Здесь Манматха уже воплотился в Каму, – пояснила Сандхья Яну в первый же день их знакомства. – Шива превратил Манматху в кучку пепла за то, что тот осмелился оторвать его от медитаций и заставил воспылать любовью к женщине. Рати, жена Манматхи, собрала пепел и завязала в конец своего сари. Она уговорила Шиву воскресить мужа, и он снова превратился в красавца-юношу, но только для своей жены. Для всех остальных он отныне стал бестелесным.
Сандхья подошла к алтарю и, взяв в руки бронзовую статуэтку Камы, прижала на мгновение к сердцу. Она что-то прошептала на одном из местных языков – помимо английского и французского, Сандхья знала несколько языков своей многоязычной родины.
– Нет, это все игра, – вдруг сказал она, возвращая статуэтку на подставку среди цветов. – Для нас боги как куклы. Играем с ними мы, а не они с нами. И все равно больше всех на свете я люблю Манматху, который в своем следующем воплощении становится Камой. Моим богом Камой.
Она уселась в ногах Яна на маленькой парчовой подушечке, подоткнув под себя расшитое шелком и драгоценными камнями сари. Ян почувствовал, что ему и на самом деле хочется рассказать этой девушке о том, о чем он еще никому не рассказывал.
– Если бы я не считал ее моей сестрой, я бы не раздумывая увел ее от мужа, – начал он. – Увы, я и сейчас не верю в то, что она мне не сестра, – люди из КГБ могли сказать так намеренно, попросту обмануть. Я хочу и не хочу одновременно, чтобы она была мне сестрой. Любовь брата и сестры – это что-то ровное, спокойное, неизменное, в то же время, конечно, теплое и нежное… Я испытывал к ней еще и другие чувства. Дело даже не в зове плоти…
Он замолчал, вспомнив, что перед ним девочка-подросток.
– Почему ты говоришь в прошедшем времени? – удивленно спросила Сандхья. – Ведь любовь – это настоящее и будущее тоже.
– Но если она мне сестра, я не имею права любить ее так, как хочу. Это грех, преступление. Это карается всеми законами.
– Ты хочешь сказать, европейскими законами, христианской религией? Интересно, почему, как ты думаешь? От того, что брат и сестра будут любить друг друга еще и как любовники, окружающим не будет никакого зла.
– Я много думал об этом, – признался Ян. – Очень много. Но так и не сумел найти объяснения. Мне как-то не верится в то, что в результате подобной любви могут родиться неполноценные дети.
– Любовь рождает все самое совершенное, – с уверенностью заявила Сандхья. В этом и есть сила любви. Я верю в магическую силу любви. А ты?
– Меня потрясло сказание о Яме и Ями, – заговорил Ян, пораженный словами девочки. – Они родились от богов, но были смертными. Они полюбили друг друга, и Яма стал первым человеком на Земле, который умер. Может, это случилось потому, что он полюбил свою родную сестру?
– Это очень жестокая легенда, – сказал Сандхья. – Ями долго оплакивала возлюбленного, но когда боги сотворили ночь, она заснула и забыла его. Я ненавижу эту легенду. Любовь невозможно забыть во сне.
Ян вдруг подумал, что ему уже давно не снилась Маша. С тех пор, как он поселился в доме господина Чандара. С тех пор и воспоминания о ней уже не причиняли ему такой острой боли, как раньше.
Сандхья внезапно обернулась и устремила на Яна свои большие ярко блестевшие глаза. Ему казалось, они полны слез.
– Ваша любовь родила меня, – сказала она. – Я теперь в этом уверена.
Они проводили вместе дни напролет. Господин Чандар часто отлучался по делам, но даже когда был дома, старался не перегружать своего секретаря работой. Когда же Ян был занят разборкой бумаг или почты, Сандхья сидела тут же и не спускала с него глаз.
Жил он в похожей на уголок тропического сада комнате – крыша и стены были из прозрачного материала, сквозь заросли деревьев и вьющихся растений ночами пробивался лунный свет. Возле входа был большой пруд с цветущими лотосами. Ян полюбил эти цветы.
В сон он погружался с наслаждением. Это было наслаждение физиологическое – во сне его тело, отдыхая и набираясь сил, раскрывалось как этот удивительный цветок лотоса, предвкушая восторги. Проснувшись поутру, он обычно не помнил, что снилось, хотя ему всегда что-то снилось. Эти сны питали его плоть живительной энергией. Прежде чем выйти к завтраку, он подолгу плавал в бассейне, разглядывая свое тело. Последнее время ему доставляло удовольствие разглядывать собственное тело.
Сандхья купалась в бассейне, когда еще только начинало светать.
– Сандхья в переводе с санскрита означает зыбкий час между заходом солнца и сумерками, между концом ночи и рассветом, – рассказал Яну господин Чандар. – Это время приглушенных голосов, неясных мыслей, тающих или возникающих силуэтов. Сандхья, согласно сказанию, самое необычное творение бога Брахмы, дева, которую он создал, пребывая в особом вдохновении.
После купания Сандхья спала до десяти часов, а господин Чандар и Ян, позавтракав, занимались делами. Едва раздавался ее звонкий голос, господин Чандар говорил Яну:
– Вы свободны, мой друг. Выпейте мангового сока с кокосовыми пирожными. Если бы я мог себе позволить, то, наверное, засыпал и просыпался бы с кокосовыми пирожными во рту. Сандхье, пожалуйста, передайте, что завтра у нее будет книжка по китайской медицине, которую она просила. Хотя, как мне кажется, последнее время ей не до книг.
Господин Чандар оставался в своем большом прохладном кабинете, а Ян шел на террасу. Сандхья уже сидела за столом. Она вскакивала, бросалась ему навстречу и, замерев в полуметре от него, делала приветственный жест руками и вместе с ним возвращалась к столу. Иной раз они проводили на террасе часа два. Сандхья рассказывала Яну о своем детстве – это были очень забавные, полные юмора зарисовки о ее любимых животных и их проделках, морских путешествиях, прогулках в горы. Ян чаще молчал. Но как-то вспомнил мать, отца, кое-что из своего детства и вдруг необычайно остро, до боли в сердце, осознал, что его родителей уже нет в живых.
У них вошло в обычай рассказывать по очереди о себе. Все-все. Без утайки. Ян рассказал как-то о Юстине.
– Она тебе больше, чем мать! – воскликнула Сандхья. – Эта женщина воспитала твою возлюбленную. Такой, какой ты ее хотел видеть. А меня воспитала Тина. Она англичанка, но родилась и выросла в Индии. Знаешь, Манматха, Тина почему-то боится тебя.
Она лукаво сощурила глаза.
Тина была молодая женщина с крупными правильными чертами лица и длинными прямыми волосами темно-орехового цвета, которые иногда заплетала в несколько начинавшихся от самого затылка косичек. Обычно она ходила в джинсах или шортах и просторном балахоне-рубашке, однако могла появиться к обеду и в шелковых шароварах и изящной блузке с вышивкой или кружевами. Чаще всего она молчала, а если говорила, то исключительно по-английски, хотя, как догадался Ян, понимала местный язык. Яну иногда казалось, что Тина испытывает к нему антипатию. Впрочем, никаких видимых доказательств у него не было.
– Манматха, ты меня слышишь? Ты, наверное, догадываешься, почему Тина тебя боится. – Вывел Яна из задумчивости звонкий голос девушки. – Она в тебя влюблена. Но она не доверяет мужчинам. Мне кажется, ее когда-то обманул тот, кого она любила. А вот меня нельзя обмануть. Человек, который захочет меня обмануть, будет думать, что ему это удалось. Но на самом деле обманутым окажется он. Манматха, ты никогда никого не обманывал?
Сандхья наотрез отказалась вернуться в школу, – сообщил как-то Яну господин Чандар. Они были вдвоем в его кабинете – девочка еще спала после своего раннего купания. – Я не намерен применять силу, да силой от нее ничего и не добиться. Но вот Тина… – Господин Чандар сделал вид, будто читает лежавшее перед ним на столе письмо. – Тина грозится покинуть нас, если Сандхья не вернется в школу. – Он поднял на Яна глаза. – Я не могу представить моего дома без Тины.
Господин Чандар встал и вышел на балкон. Тропический ливень неожиданно обрушился на землю безудержным вселенским потопом. Его жемчужно-желтая пелена скрыла от взора океанские дали.
– Я предвидел это, – сказал он, стоя на пороге балкона. – И тем не менее поступил именно так, а не иначе. Я знал, что Тина полюбит вас, и очень этого боялся. Последнее время я привязался к Тине.
Ян пришел в замешательство. Он почти никогда не думал о Тине и порой даже не замечал ее присутствия. Сейчас же, вспомнив кое-что, понял, что господин Чандар прав.
…Однажды он возвращался с террасы, где они засиделись допоздна с Сандхьей, намеренно избрав самый дальний путь. Тропинки сада, похожего на тропический лес, вывели Яна к пруду с лотосами. Он обошел его вокруг – светила полная луна, и пруд казался ожившей картинкой из индийской легенды.
Лестница, ведущая в его комнату, вся была в густой тени от зарослей гвоздичных деревьев и молодых пальм. Едва он поставил ногу на ступеньку, как услышал какой-то шорох. Обернувшись, он успел заметить, как кто-то скрылся в зарослях. Сверкнула преломленная лунным светом грань драгоценного камня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49