Ты не Господь Бог, к твоему сведению, – голос Эллен дрожал. – Так одни нацисты рассуждали. И ты, выходит, тоже…
– Ты просто бредишь, и это единственное, что тебя извиняет в моих глазах, – холодно сказал Рихард. – Но советую очень подумать, прежде чем ты начнешь повторять эту чушь в больнице. Я никому не позволю меня порочить. Все, что я тебе говорил, можно подтвердить фактами. А твои дурацкие подозрения основываются лишь на том, что волей случая две смерти совпали во времени.
– Возможно. Только давай посмотрим, не та же ли у того японца была группа крови, что и у Джелло. Я так думаю, что та же самая, а это, получается, опять воля случая?
Рихард мрачно смотрел на нее.
– Нет, уважаемый доктор, это не волей случая называется, а косвенными доказательствами, и их не раз хватало, чтобы убийца занял свое место в камере.
Вид у него стал страшный. Он стремительно повернулся и вышел, тяжело ступая по половицам.
Глава XXVII
Бен увидел, как она расхаживает босиком по палате, поеживаясь в своем легком халате, и забеспокоился: – Тебе ведь, наверное, нужно лежать? Она, не отвечая, кинулась к нему, обняла.
– Как я рада, что ты здесь!
– Ну, как твоя гастроскопия?
– Не беспокойся, пожалуйста, со мной все в порядке. Анемия, ничего больше.
Он облегченно вздохнул. Беспокойство Голди насторожило его. Как ни старался Бен прогнать дурные предчувствия, они настолько завладели его сознанием, что он даже забыл на столике в кафетерии свой букет.
– Мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – сразу приступила к делу Эллен, и в голосе ее чувствовалось огромное напряжение.
– Ну конечно, конечно. Только сначала ляг, укройся, еще воспаление легких схватишь.
Она набросила на себя одеяло, а он устроился на стуле рядом. Набравшись решимости, Эллен стала рассказывать. Бен ни разу ее не перебил, выслушав все до конца, потом воцарилось долгое молчание.
– Эллен, ты отдаешь себе отчет в том, что в сущности речь идет о предъявлении обвинения в убийстве?
– Но в этом я его и обвиняю.
– Успокойся, не спеши. А что если и правда он предъявит сердце Джелло, хранящееся у него в лаборатории? Ведь, в конце-то концов, этого клиента Милта он действительно не оперировал. Бедолага скопытился еще до того, как твой доктор приехал в клинику.
– Но я знаю, я точно знаю, что он…
– Выслушай меня, Эллен. Доктор этот – в этом ему не откажешь – соображает получше многих. И уж не сомневайся, он позаботился о собственной безопасности. Я уверен, что в случае чего он сумеет предъявить и документы, удостоверяющие, что для предполагаемой операции было приготовлено сердце павиана.
– Какое это имеет значение, раз он… он…
– Мне очень неприятно это говорить, Эллен, но прав все же он, а не ты, поскольку у тебя доказательств не имеется, сплошные совпадения, и только.
– Когда много совпадений, суд признает их косвенными доказательствами.
– Возможно, но я очень сомневаюсь, что тут тот самый случай…
– На самом деле мне нужно всего лишь еще одно свидетельство, после чего я обращусь в прокуратуру. И это свидетельство я попрошу тебя помочь мне раздобыть.
– Какое свидетельство?
– Мне необходимы медицинские данные о состоянии того японского миллиардера, причем заверенные.
– А зачем они тебе? Он же умер.
– Затем, что, по моему убеждению, у него должна быть та же группа крови, что и у Джелло.
– Эллен, мне это не нравится.
– Но ведь это гад убил Джелло, как ты не понимаешь! И неужели я допущу, чтобы даже такое сошло ему с рук!
– Не знаю, не знаю… – Бен покачал головой.
– Прошу тебя, Бен.
– О чем? Что я-то могу сделать? Я не детектив.
– Попроси Милта раздобыть заверенные выписки из истории болезни.
– Но как я…
– Пожалуйста, Бен, ведь он для тебя это сделает, правда? – Она смотрела на него умоляющими глазами.
Инстинктивно он чувствовал: надо заставить ее отказаться от этого плана, ничего хорошего все равно не получится. Но отказать ей Бен не мог.
– Хорошо, Эллен, я с ним переговорю, только дай слово, что ты обо всей этой истории будешь молчать, словно ничего не было. Даже Голди ничего про это не должна знать.
– Говоришь так, словно ты с Рихардом в заговоре.
– Перестань и подумай сама, он ведь такой знаменитый врач, вся ваша больница от него без ума. На его стороне самая тяжелая артиллерия. А ты пока что не располагаешь ничем, только догадками.
– Но помоги мне, и тогда будут не догадки, тогда появятся настоящие улики, – видно было, что ее совсем измучил это разговор.
Он взял ее руку, согрел ладонями: бедная, до чего измотана!
– Хорошо, я же сказал, я сделаю все, что смогу.
– Спасибо, – она робко улыбнулась ему. – А к Милту ты прямо сейчас поедешь?
– Нет, попозже, а сейчас я хочу немножко с тобой побыть.
– Бен, мы с тобой будем вместе долго-долго, сколько захотим, раз ты ко мне вернулся. – Она поцеловала его в губы. – Вот только вернут мне одежду, и сразу поедем домой.
– А скоро доктора обещали тебя выпустить отсюда?
– Доктора, доктора! Дай им волю, они тебя анализами просто замучают; так и будут одно обследование за другим назначать, пока не окажется, что у тебя-таки нашлась болезнь; а то, глядишь, и на тот свет тебя отправят, это уж как получится. Что тут долго толковать, ну, обморок у меня случился, подумаешь, невидаль.
Выглядела она и правда намного лучше, даже какой-то румянец проступил на лице.
– Ты уверена, что тебе тут незачем задерживаться?
– Абсолютно уверена. Я вполне сносно себя чувствую. Все со мной в порядке, вот если бы только не это… – И, раскинув руки, она продемонстрировала, что помятый больничный халат ей к тому же страшно велик.
– По мне, так ты все равно прелестна, во что тебя ни одень, – улыбнулся Бен.
– Да ну тебя, не подлизывайся. Лучше достань у Милта то, о чем я тебя прошу.
Оказалось, что Милта нет дома, но Сара не отпустила его, так и вцепилась в Бэна, обрадованная, что наконец-то можно с кем-то отвести душу.
– Бен, входи же, входи, усаживайся, – и буквально втащила его через порог.
– У меня времени совсем нет, Сара, я только на минутку, Милту надо два слова сказать…
– Ты, я слышала, вернулся в Бруклин, да? – она не обратила ни малейшего внимания на его слова.
– Так и есть, Сара, а когда же Милт вернется?
– Будто я знаю; у него работа, а он такой, если начал что-то делать, время для него просто перестает существовать, да что мне тебе объяснять, ты мне вот что скажи…
– Работа? Но ведь он же подал заявление об уходе.
– Ага, в сто пятнадцатый раз, а может, в сто пятидесятый, не считала, и в сто восьмидесятый забрал его назад. Ты Милта знаешь, он просто не умеет спокойно жить, как все люди живут.
Бен покрутил подбородком. Да ведь и правда, у Милта вечно все не так, как у остальных.
– Ну, тогда я к нему в офис загляну, может, и застану.
– Не знаю, не знаю, а что ты так спешишь, посиди со мной, сейчас кофе принесу.
– Нет уж, Сара, спасибо, ты ведь начнешь меня уму-разуму учить, а мне это ни к чему.
На ее лице промелькнула обида.
– Зря ты так, Бен. Я ведь только о твоих же интересах забочусь, можешь не сомневаться.
– Ты всегда так говоришь.
– Все вы, мужчины, из одного теста сделаны. Думаете, что чем моложе, тем лучше. Так вот что я тебе скажу, Бен Джекобс, зрелая женщина – она и как женщина сто очков вперед даст любой писюхе.
– Какой разговор, Сара, только я…
– Послушал бы меня, я точно тебе говорю, что Бренда для тебя самая подходящая жена. Заботилась бы о тебе, жил бы с ней и не знал печали…
– Мне ничьи заботы не требуются.
Сара как и не слышала, полностью увлеченная своими мыслями.
– Жаль, упустили случай, поздно уже, она недавно записалась в «ААА».
– Антиалкогольный альянс? Она что, пьет? – вот уж никогда бы не подумал.
– Не смеши меня, Бен, – она бросила на него раздраженный взгляд. – Ты что, совсем не соображаешь?
– Нет, не соображаю.
– Господи, да туда ведь записываются, чтобы мужчину найти; вот она тоже нашла, причем на первом же собрании, и у них, заметь, все уже было.
– Ты шутишь?
– Ничего не шучу. Мужчина оказался не тебе чета, сразу сообразил, какая ему роскошная женщина в руки плывет.
– Но ей-то что за радость спать с алкоголиком?
В глазах Сары читалось откровенное презрение к его тупости.
– Не с алкоголиком, Бен, не с алкоголиком. С лечащимся, вот так будет правильно. У всех есть какие-то психологические проблемы. Бывает, с человеком не один год в браке проживешь, пока выяснится, что он такое, а вот Бренда умница, она сразу поняла, как тут надо действовать.
Нечего говорить, своя логика тут была, как к ней ни относись.
– И он тоже старается, очень старается стать нормальным. А она ему в этом помогает.
– Ладно, Сара, если ты настаиваешь, я тоже в «ААА» запишусь.
Она не оценила его юмора.
– Тебе бы все посмеиваться… Хотя, я так думаю, может, и правда тебе стоило бы. Давай я у Бренды все выясню, она, если не ошибаюсь, приписана к их отделению при Первой пресвитерианской церкви, ну знаешь, на Генри-стрит.
Бен только усмехнулся. Сара неисправима. Еще бы Милту не стремиться обратно на службу при такой вот жене.
Дверь чуточку приоткрылась, в просунувшейся руке была белая блузка и матроска, которые Эллен выбрала, собираясь вчера на похороны, все тщательно отутюженное, на вешалке, а следом показалась и сама улыбающаяся сестра Кларита.
– Ой; спасибо вам, сестра! Большое спасибо.
– Валялось все там, в приемном отделении, ну, я и решила, а вдруг вам еще эти вещи понадобятся.
– Вы такая добрая, – и Эллен кинулась ей на шею.
– Как вы, пришли в себя?
– Конечно, все у меня хорошо.
Монашка недоверчиво смотрела на нее, но Эллен и не заметила, что ей не очень-то верят. Тут же начала одеваться.
– Я беспокоюсь за вас, милая.
– Ну что вы, не стоит.
– Для меня ведь не секрет, что этот джентльмен, обходившийся без дома, – Джелло, так? – очень много для вас значил. И кроме того, вы последнее время неважно себя чувствуете. А часто бывает, что шок и горе, да еще и ослабленное состояние…
– Ну что вы, сестра. У меня еще достанет сил, чтобы за себя побороться.
– Разумеется. Но меня беспокоит, что вы так воинственно настроены.
Эллен кончила одеваться, но выйти ей все равно было нельзя.
– А туфли? Куда девались мои туфли?
– Ох, простите, внизу они, внизу, у меня в комнате, совсем забыла. Сейчас принесу, одну минутку.
– Я с вами вместе за ними спущусь.
– Но вы же босая.
– Ну и что.
Персонал, ко всему привычный, не обратил внимания на странную пару: старая монашка и босоногая библиотекарша живенько бегут по коридорам вниз, в подвал.
– Может, чашечку чаю выпьете? – предложила сестра, извлекая на свет туфли.
– Да нет, спасибо, хотя… – Эллен почувствовала, что было бы невежливо никак не отблагодарить сестру Клариту за ее доброту. Да к тому же она, возможно, кое-что могла бы ей рассказать про происходившее в то утро там, в морге. – Спасибо, не откажусь.
Сестра указала Эллен на какой-то сундук в углу: «Садитесь, будьте как дома», – и включила кипятильник, достав потрескавшуюся фаянсовую чашку.
– Все думаю и думаю про смерть Джелло, – осторожно начала Эллен в расчете на откровенность монашки.
Сестра Кларита закивала.
– Это совершенно естественно, милая, всегда мы спрашиваем самих себя, а не могли мы еще что-нибудь сделать, чтобы сберечь тех, кого любили.
– Нет, мне кажется, себя винить у меня нет оснований, не знаю вот только, все ли сделал, что мог, доктор Вандерманн. – Эллен сознавала, что вступила на опасный путь, но никак не могла изобрести обходных маневров.
Сестра Кларита устало опустилась на стул с нею рядом. Эллен вся напряглась, однако монашка сидела молча. Словно бы изучая распятие на противоположной стене, она тяжко вздохнула.
– Иисус заповедал нам: «Не судите!» – и стало быть, не нам воздавать другим людям за их упущения, не нам.
– Сестра! – Эллен просто ушам своим не верила. Выходит, и монашка подтверждает ее подозрения.
Но сестра лишь поднесла палец к губам.
– Замышляя отмщение, так легко быть неправым и неправедным. Допустите только, чтобы ненависть взяла в вашем сознании верх над любовью, и тогда зло торжествует свою победу.
– Но, сестра, что именно… Монашка резко поднялась со стула:
– Наш чай готов! – Это прозвучало так радостно, словно они беспечно болтали о погоде. Все ясно, задавать ей какие-либо вопросы не имеет смысла.
В руках Эллен появился чай, от которого пахло ромашкой.
– Выпейте, выпейте, это сразу успокаивает.
– Спасибо, – промямлила Эллен, смутно понимая, что этот чай действительно хорошо на нее подействовал в прошлый раз.
– Очень мне жаль, – сказала сестра Кларита, потягивая из своей чашки, – что я вам почти не смогла помочь с похоронами. Мне слишком поздно об этом сказали.
– Полноте, сестра, вы такие чудесные цветы прислали!
– Но ведь это был ваш друг, значит, надо было и мне что-то от себя добавить. – Она похлопала рукой по сундучку, на котором они сидели. – Ну хотя бы вот этот гроб.
– Что? – Эллен в изумлении посмотрела себе под ноги. Сундук как сундук, хорошее дерево, что-то вроде тумбы для телевизора, только пошире и намного длиннее. Хватит места, чтобы… – О Госпди!
– Да-да, это гроб. Без изысков, но вполне добротный. И я сама его изготовила. Уж будьте уверены, трудов потребовалось немало. Вы рукой проведите, видите, как гладко? Ну так я две недели только шкурила дерево, вот что. – Монашка любовно провела ладонью по доскам.
Сама того не желая, Эллен сделала то же самое – и правда, не доски, а просто шелк, даже чуть влажное что-то, как на дорогих тканях.
– Пока что постель мне заменяет, кладу матрасик, подушку, очень удобно. Вам нравится?
Эллен не находила слов. Ну как можно хвалить человеку его собственный гроб?
– Да, неплохой, – выдавила она из себя, наконец. – На тумбу похож.
– А это и есть тумба, только в тумбу всякие дорогие вещицы складывают, а сюда положат меня, чтобы мне уж ни о чем таком не думать, только про ответ свой перед Богом.
– Оставьте, сестра, ну зачем такие мрачные мысли?
– Ничуть они не мрачные, милая. – Глаза сестры Клариты сияли. – Так радостно избавить от страха смерти. Почему считают, что смерть самое страшное горе, она же должна как радость и как освобождение восприниматься!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39