– Органы, вы хотели сказать?
– Ну да, органы.
– И какой орган был взят?
– Сердце, только сердце.
– Вы вынимали?
– Не-а, доктор Вандерманн сам все сделал. – Гомес кончил свое занятие и отложил шланг.
– И вы уверены, что Джелло попал сюда мертвым?
– Да вы что, с неба свалились, что ли! Тут же морг.
– Ну, я хотела сказать, может, у него просто остановка сердца была, а не так, чтобы он взаправду умер.
– Вот что, дамочка, те которые сюда попадают, те уж умерли, не сомневайтесь. Ошибок не бывает.
Бен сидел за второй чашкой кофе, положив рядом уже полуувядший букет. Бедная Эллен! Анемия. Ладно, хорошо, что не гепатит, хотя лучше бы всего…
Он дал себе клятву искупить свою вину перед нею полностью, сделав это методично. Для начала он увезет ее из города, и надолго: пусть отдыхает, надо только местечко выбрать получше. Может, есть такое, о котором она всю жизнь мечтала? Допустим, Калифорния. Там солнышко, свежий воздух, безупречное питание – на весь мир этим знаменита. Взять хоть Сан-Франциско. И ведь так романтично к тому же. А вернутся – он для нее придумает специальную программу упражнений и проследит, чтобы выполняла ее неуклонно.
– Ой ты, какие к нам гости-то забрели, – сказала Голди с ее обычным сарказмом, хотя вроде бы даже ему рада. Тяжело уселась в соседнее кресло. – Видела вас вчера на похоронах.
– Ах да, – пробормотал он, смущенный тем, что сам он Голди не заметил.
– Так что, на прикол при ней встать собрались? Или опять – поматросите и привет?
У Бена заходили желваки.
– Вы вправе так со мной разговаривать, Голди, вправе, конечно, но клянусь, я все попробую сделать по-другому.
– Да уж попробуйте, пожалуйста.
– Даю вам слово.
– Ну, и отлично. – Она широко ему улыбнулась. – А Эллен к вам позавтракать сюда придет?
– Нет, ее на процедуру повели.
– Какую это?
– А вы не знаете?.. Ну да, это же случилось, когда вы уже ушли. Понимаете, она потеряла сознание.
– Еще бы не потерять, так испереживалась, бедняга!
– Вот ее сюда и привезли вечером, на ночь оставили. Говорят, анемия.
– Слава Богу, не что-нибудь посерьезнее.
– И я так считаю.
– И где она теперь?
– Я же сказал, на процедуре. Гастроскопию ей назначили.
– Гастроскопию? – Голди поднялась, не в силах скрыть волнения на лице.
– А что? Это нехорошо?
– Да нет, гастроскопию, так гастроскопию. – Она старалась говорить беззаботно, но Бена трудно было одурачить.
– Слушайте, Голди, вы должны сказать мне все, как есть. Из-за чего вы так всполошились?
– Да не всполошилась я, просто странно. Это очень хлопотное дело, просто так такое не назначат. Хотя, возможно, для нее исключение сделали, хотели показать, что для своих сотрудников, мол, сделаем все и даже больше.
Бен чуточку успокоился.
– Сидите тут и не уходите никуда, Бен. Я сейчас наведаюсь в энтерологическое и точно вам скажу, что и как.
– Хорошо, – кивнул он, чувствуя, как над головой собираются тучи.
Глава XXVI
По пути из морга Эллен по внутреннему радио услышала, что ее ищут. Видимо, встревожились, куда это она исчезла из палаты. Ничего, подождут, ей теперь отступать от намеченного никак нельзя.
Лифт тащился черепашьим темпом. Она нетерпеливо кусала губы. Наконец вышла и со всех ног помчалась в библиотеку.
– Ой, доброе утро! – весело приветствовала ее Пенни, добровольная помощница, которая раз-другой в неделю приходила расставить по полкам новые поступления.
– Привет, Пенни!
– Тут о вас по радио объявляли, – сообщила девушка, с изумлением разглядывая хирургический халат на Эллен. В жизни она ее такой не видела.
– Да, знаю, я сюда на минуточку, сейчас бегу. – Она прошла прямо к стеллажам, но книги, которая ей требовалась, на месте не было. – Слушайте-ка, Пенни, что, кто-то у нас взял «Биение сердца»?
– Понимаете, я… да вот она, только что вернули. Эллен буквально выхватила книжку из рук Пенни.
Быстренько пробежала страницы указателя. Ага, вот: «Реанимация», стр. 274.
Она так и слышала, как он диктует ей эти параграфы, помнила их слово в слово, но надо было все-таки проверить, взглянув собственными глазами: вот именно так все и было им сделано. Она читала: «Если эксперименты с овцами, проводившиеся в Медицинском центре университета «Лома Линда», штат Калифорния, окажутся успешными и при повторении на людях, возможно резкое увеличение донорского фонда. Учеными этого университета доказано, что при правильном применении лекарственных средств можно реанимировать сердца овец, не функционировавшие уже полчаса…» И сноска: «Анналы торакальной хирургии. Май 1992».
Она кинулась к компьютеру, включила программу с записью информации по этой тематике. Тут же на дисплее побежали строки. Трудный, сугубо профессиональный язык, над каждым словом приходится думать. Но в конце концов она выяснила, какие лекарственные средства необходимы для реанимирования: раствор Роу – 250 миллилитров; стрептокиназа – 200 000 единиц; 50 процентов декстроза – 10 миллилитров.
Опять настойчиво призывали по внутреннему радио: «Эллен Риччо, просим немедленно позвонить по телефону 1Ц25, повторяю, 1Ц25».
Пенни смотрела на нее растерянно:
– Может, что-нибудь нужно сделать?
– Нет, нет, все в порядке, – сняв трубку, Эллен набрала 9Ц74.
– Аптека, – отозвался мужской голос.
– Говорит Эллен Риччо из библиотеки. Я собираю данные по опытам доктора Вандерманна над павианами, он оставил мне рецепт, написанный от руки, но я что-то не разберу, какая доза.
– Попробую вам помочь.
– Вот спасибо, я затем и позвонила.
– Одну минутку, я сейчас найду записи…
Эллен слышала, как он переключает программу на компьютере.
– Ага, нашел. Записываете?
– Да, пожалуйста, только самый последний его заказ, остальное у меня имеется.
– Нет проблем.
Приготовив ручку, Эллен внимательно слушала.
– Так, посмотрим… хлористый калий. Вот черт. Нет там никакого калия.
– Записала. Еще?
– Раствор Роу…
Ага!
–..декстроза и стрептокиназа… продиктовать по буквам?
– Нет, нет, спасибо, я знаю.
– К вашим услугам.
– Простите, – он уже собирался повесить трубку, – еще один вопрос: не подскажете, для чего нужен хлористый калий?
– Обычно его используют для восполнения уровня калиевых солей, но мне кажется, доктору Вандерманну это понадобилось для пересадок, которые он делает у павианов, – двадцать миллиэквивалентов, и сердце останавливается совсем.
– Благодарю вас. Вы мне очень помогли, очень. Щеки ее пылали. Все, попался, мерзавец, она его схватила за руку.
Голос Голди вывел ее из состояния крайней экзальтации.
– Что с тобой такое, а?
– Ой, Голди, я даже не знаю, с чего начать, понимаешь, я…
– Зато я знаю, с чего начинать, с энтерологии. Пошли, тебе гастроскопия назначена.
Но оказалось, что это не просто гастроскопия. Ее положили на матрасик, потом она очутилась под стеклянным куполом. Очень низким, прозрачное стекло так и нависало у нее надо лбом. Ее словно в кастрюлю затолкали и сейчас поставят варить. Ей это показалось ужасно смешным. Хотя что уж тут веселиться, просто истерика какая-то, и все равно, смех ее просто распирал. Она тихонечко хихикнула.
– Все нормально? – поинтересовался техник. Странная какая, никто под этим колпаком никогда не смеялся?
– Да, да, вы не обращайте внимания, это у меня так огорчение проявляется.
– Если почувствуете, что вас стесняет замкнутое пространство, здесь есть зеркальце, смотрите у него. Некоторым это помогает.
Она попробовала взглянуть, но выяснилось, что зеркало кто-то сдвинул, так что в него был виден только краешек ее помятого докторского халата. Теперь у нее возникло чувство, что она в химчистке: вот сейчас заполнят барабан и включат моторчик. Она опять хихикнула.
– А теперь лежать неподвижно, – донесся до нее голос техника. – Печень мы очень быстро осмотрим, но надо, чтобы вы не делали никаких движений.
Послышалось какое-то ритмичное постукивание, словно били в барабан индейцы на своем празднике, хотя нет, звук не такой, скорее похож на бульканье закипевшего кофе в перколяторе, а вот стуки еще быстрее, еще быстрее.
– Хорошо, еще потерпите самую малость, и все.
Опять постукивание, опять это бульканье. Она чувствовала себя, как, наверное, должен себя чувствовать астронавт, летящий к Луне, – включена система, приводящая ракету в движение, щелкают стрелки на гигантских часах, отсчитывая секунды. Тут уж не до смеха. Все мускулы ее напряглись в старании не шевельнуться, только медленно, очень медленно поползли по щекам две слезинки.
Как только ее привезли назад в палату (и слушать не стали, что она себя хорошо чувствует, вполне может дойти сама, в больнице порядки строгие), Эллен потребовала, чтобы вернули одежду.
– Напрасно беспокоитесь, – уговаривал ее санитар, парень, которого она тут прежде не встречала, – наверное, там они и лежат, вещи ваши, в приемном отделении. Сейчас кого-нибудь за ними пошлем.
– А нельзя мне самой?
– Да что за спешка? Вас все равно сегодня никуда не отпустят.
– Нет, отпустят. С меня хватит, минуты тут больше не останусь.
– Слушайте, ну что вы, как ребенок, себя ведете, – он старался быть с ней как можно ласковее. – Если хотите выписаться, несмотря на рекомендации врачей, вас, конечно, никто силой удерживать не станет, только зачем вам себе же вредить? Зачем, скажите вы мне. Доктор О'Брайен считает, что надо вас тут подержать, пока не будут готовы результаты обследования.
Она вдруг почувствовала страшную усталость. «Ладно», – вяло махнула рукой Эллен. Послушно улеглась. Пусть, зато будет время все как следует обдумать, решить, как она должна теперь действовать, какие предпринять шаги.
Санитар направился к выходу.
– Постойте, можно я вас попрошу об одолжении?
– Конечно.
– В кафетерии меня ждет мистер Бен Джекобс. Пожалуйста, скажите ему, чтобы он ко мне поднялся.
Через несколько минут послышался стук в дверь. Эллен вскочила на ноги:
– Бен! Ну заходи же, заходи скорее!
Но это был не Бен. Это был Рихард, еще не переодевшийся после дежурства.
– Эллен, мне только что сказали, что, оказывается, ты у нас лежишь… – в голосе его звучала неподдельная тревога. – Что с тобой стряслось?
В ней поднялась такая волна ярости, что зубы словно сами собой сомкнулись, и она не в силах была выговорить ни слова. Просто отвернулась к стене. Смотреть на него и то противно.
Обеспокоенный ее поведением, он подошел поближе к кровати.
– Ты слишком многое пережила. Знаешь, мне уже давно внушает беспокойство твое состояние…
Эллен слушала его, чувствуя, что щеки ее уже пылают. Дыхание стало горячим, прерывистым.
– Понимаю, Джелло был тебе очень дорог, – продолжал он. – Я сделал все, что в человеческих силах, но оказалось слишком поздно, извини. Мне самому ужасно тяжело, что никак не сумел ему помочь.
– Скотина! – выдохнула она, не разжимая губ. Слово это было заряжено такой ненавистью, что Рихард непроизвольно отшатнулся.
– Ты же его убил, скотина!
– Эллен… послушай, ты бредишь, Эллен. – И он потянулся пощупать ей лоб, но убрал руку, натолкнувшись на взгляд Эллен.
– Нет, я точно знаю, что ты его убил.
– Вот что, выслушай меня внимательно. – Теперь в голосе Рихарда чувствовалось твердое самообладание. – Ты слишком во власти эмоций, ты утратила способность здраво рассуждать. Я тебе еще несколько месяцев назад ясно сказал, что ему конец, если не перестанет пить. Джелло фактически совершил самоубийство, вот что.
Она приподнялась на локте, испепеляя его взглядом.
– Так знай же: я сама видела шрам на его груди, и, кроме того, я поговорила с сестрой Кларитой. А также с Гомесом. Ты забрал его сердце.
Губы Рихарда слегка дернулись, но ответил он ей все тем же ровным тоном.
– Да, забрал, потому что мне оно было необходимо для медицинского исследования. Ни для чего другого оно все равно не годилось.
– Прекрати! Я же готовила материалы для этой твоей проклятущей книги, не забыл еще? Так что могу тебе весь набор воспроизвести, который потребовался: хлористый калий, стрептокиназа, декстроза…
На секунду Рихард побледнел, потом по лицу его пробежала усмешка.
– У тебя безупречная память. Но вот что мне скажи, для чего бы я стал вынимать сердце, если не для исследования?
– Не для чего, а для кого. Для твоего пациента на Манхэттене. Вынул у Джелло сердце и прямо туда поехал – станешь отрицать?
Глаза Рихарда сузились в крохотные щелочки, он повернулся на каблуках и отошел к окну. Стоя к ней спиной, он заговорил бесстрастным монотонным голосом:
– Мы так часто эти вещи обсуждали, ты ведь помнишь. Столько есть людей, которым необходимо заменить сердце, не то они не выживут… и так мало органов для пересадки. Тебе ли не знать, как неохотно становятся донорами, – резко повернувшись, он ткнул в ее сторону указательным пальцем, словно обвинитель на процессе. Теперь его речь лилась стремительно и гладко: – Уж эти мне американцы, все им подавай, и немедленно, а платит за это пусть кто-то другой. Я ставлю опыты на павианах, чтобы спасать людей, и что в итоге? Вся больница окружена толпами рыдающих защитников животных, которые что есть мочи вопят про жестокость. – В голосе Рихарда зазвучало искреннее возмущение. – В этой стране безумная система ценностей. Объясни мне, пожалуйста, ну почему алкоголик, у которого и крыши над головой нет, будет жить, как жил, а гиганту индустрии придется умереть?
– Ага, значит, ты не отрицаешь, все было, как я говорю.
– Ничего я не отрицаю и не подтверждаю, понятно? Да, я использовал сердце Джелло, но для медицинского исследования и только: оно и сейчас у меня в лаборатории, можешь удостовериться. И у меня в самом деле была назначена операция на Манхэттене, где я должен был пересадить человеку сердце павиана, но пациент умер. И Джелло, так уж вышло, скончался в тот же день.
– Я тебе не верю.
– Да перестань же, наконец! Я понимаю, ты его любила без памяти, но не могла же ты не сознавать, что он просто убивает себя спиртным. Да я бы хоть из кожи вон вылез, все равно за его жизнь не стоило бороться.
– Как ты смеешь решать, за чью жизнь стоит, а за чью не стоит бороться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39