А ведь записки она ему оставляла совсем куцые, два-три слова, не больше. То есть в письмо ею немало вложено, уж это точно. Ну конечно, черт возьми, он все правильно понял сначала, она и в самом деле что-то очень важное ему хотела сообщить. А он испугался: вдруг это вовсе не то, чего он бы от нее ждал?
Ну вот, снова он на этом светофоре стоит, так что будем делать, сворачиваем, не сворачиваем?
Майкелсон не прикоснулся к коктейлю с желтком, но шардоне выпил целых два бокала. Милт его не удерживал. Что угодно, только пусть малость успокоится. А поесть Милт все равно поест в свое удовольствие, что бы ни случилось.
Он прикончил свой омлет по-орегонски и только собрался приступить к здоровенному куску пирога с сыром, как Майкелсон, поднявшись из-за стола, потребовал счет.
– Что за спешка, Ронни? Не на пожар ведь.
– Не могу на месте усидеть. Пошли.
– Ну, раз босс велит идти, надо идти. – Милт неохотно поднялся следом за Ронни. С тоской оглянулся на свой пирог, двинулся к выходу.
Само собой разумеется, в клинику они явились слишком рано. Спросили, где мистер Хасикава, выяснилось, что он у отца, там и доктор Хоуэрд – обычный осмотр.
– Говорил же я, надо было здесь с самого утра находиться, – тут же завел свое Майкелсон, – а теперь вот с Хоуэрдом еще объясняйся…
– Послушайте, Рон, мы же с вами не оперируем, верно? Я вообще не понимаю, зачем нам здесь торчать.
– Тихо вы. А как же иначе, надо ведь точно знать, что все прошло, как наметили.
– Вандерманн у нас спрашивать не станет, когда сердце подавать.
Выражение лица у Майкелсона, однако, было такое, словно он и убить может, а поскольку единственной потенциальной жертвой являлся сам Милт, то сразу сообразил: пора сбавить обороты, шеф уж слишком не в себе.
– Послушайте, Ронни, да хватит вам. Мне говорили, что, как только сердце новое поставят, пациент хоть прямо со стола может на танцы отправляться. Так что долго он тут не залежится, дня три-четыре, только и всего.
– Вы точно знаете? Так быстро?
– Совершенно точно. И недели не пройдет, как мы будем чай пить, стоя на коленях за тем столом. Заодно и денежки сосчитаем.
Майкелсон заметно просветлел.
«Любопытно, – подумал Милт, – что бы Рон сказал, видя, как служащие агентства, усевшись на нормальные стулья, используют тот стол в конференц-зале как большую подставку для ног?»
Бену казалось, что машина сама катит, куда ей вздумается. Словно собака, приученная к каждодневным прогулкам, она выбрала путь, который они проделывали каждое воскресенье по утрам, и следовала теперь прямиком к Кони-Айленд. Он бездумно вертел руль. Вон и океан показался. Хорошо, а то у него нервы совсем расшатались, морской ветерок очень будет кстати.
Он пытался представить себе, как она сбегает по лестнице с платформы метро и, завидев его машину, – ну, как в тот дождливый день, – расцветает улыбкой.
«Извини, я не нарочно, – скажет он, – я в Джерси ехал, а надо через Веррацано, только эта проклятая машина совсем перестала меня слушаться, сворачивает, где захочет, и, пожалуйста, я вдруг оказываюсь на Кони-Айленд. Дай-ка сюда, коробку, Эллен, мне полезно тяжести носить, скорее форму верну».
И тогда она рассмеется, отдаст ему эту коробку с бутербродами и будет так, словно никуда он от нее не уходил.
Вон и сосисочная «Нейтан», всего в квартале отсюда. Уже потянуло запахом жарившегося мяса. Бен взглянул на часы. Половина десятого, не меньше. Слишком рано явился, Эллен обычно часам к одиннадцати сюда добирается. Ну и ладно, пока можно будет с Джелло то-се обсудить, а потом он ее встретит у турникета.
Предстоящая встреча ясно представилась ему. Он, как в мультике, надует щеки и скажет этим собачьим голосом: «Как дела, док?» То-то она изумится. А он опять, как в мультике: «Вы, док, кажется, раньше ушастым зайцем были?»
Ох, хорошо вовремя красный свет заметил; да он ведь почти уже и на месте.
Эта ее улыбка во все лицо! Коробка с бутербродами летит на землю, руки раскинуты, и он… Вдруг он так и оцепенел.
Прямо перед ним шагал по тротуару высокий красивый мужчина, которого он встречал и прежде, доктор Рихард Вандерманн. В руках у него медицинская сумочка, и направлялся он прямо к турникету.
Бен так и осел на сиденье, словно проколотый воздушный шар.
Он не заметил, что загорелся зеленый свет. Не слышал, как сзади нетерпеливо гудит грузовик. Просто он сидел в машине, совсем раздавленный, а тот, из обогнавшего его грузовика, высунулся и крикнул из окошка: «Размечтался, пердун старый!»
Глава XXII
Рихард толкнул турникет, с раздражением смахнул ржавчину, посыпавшуюся сзади на его плащ. Странное молчание стояло в этом чертоге бездомных, воздвигнутом из высохших сорняков. Словно никто еще не проснулся, только Колесико сидит у своей керосинки, кофе кипятит.
– А Джелло где? – поинтересовался Рихард.
Колесико, не говоря ни слова, кивнул, указав на скорченную, словно младенец во чреве, человеческую фигуру, издававшую громкий храп.
Рихард присел рядом на корточки, потряс спящего за плечо: «Вставать пора». Джелло пошевелился, из кармана его пиджака на Рихарда уставились влажные поблескивающие глазки Младшего. Он потряс Джелло энергичнее.
– Послушайте, меня к вам ваш ангел-хранитель прислал.
– Чего?
– Я про мисс Эллен говорю.
– А, ну спасибо ей.
– Как вы себя чувствуете?
– Ничего, а сейчас совсем станет хорошо, – пробормотал Джелло, нащупывая рукой валявшуюся рядом пустую бутылку из-под виски. На донышке что-то еще было, и он, облокотившись о землю, хлебнул дешевого пойла и тут же сильно закашлялся.
«Надо же, – заметил Джелло по этому поводу, – сироп от легких хоть ведрами пей, все ничего, а вот тут глоточек маленький сделаешь, и пожалуйста».
Рихард положил свою холеную ладонь на грязный лоб Джелло.
– Вы бы его не трогали, док, – посоветовал подошедший Колесико. – С похмелья он.
– Да нет, не в похмелье дело, – нахмурился Рихард. – У него лоб горячий, похоже, он сильно болен, температура явно высокая.
Колесико лишь скептически хмыкнул.
– Знаем мы про температуру эту, как же. Вытащив стетоскоп, Рихард принялся выслушивать Джелло.
– Плохо дело, – резюмировал он, постаравшись, чтобы Колесико все явно расслышал. – Необходим безотлагательный курс антибиотиков. – Рихард извлек на свет свой переносной телефон, набрал номер: – Немедленно в больницу.
– Не поеду, – слабым голосом возразил Джелло.
– А что такое-то, док? – Колесико, наконец, усвоил, что дело серьезное, но Рихард, не обращая на него внимания, что-то диктовал в трубку. «Машину "скорой"», и поторапливайтесь, – слышались его приказы. – Серьезное обострение в легких… Да-да, именно в бывшем парке… поняли? Стало быть, минут через пять? Встречаю вас у турникета».
Услышав про «скорую», Джелло встревожился не на шутку.
– Не надо, док, ну зачем вы это? Со мной все нормально. Вот кофе выпью сейчас, и хоть рок пляши.
– Ага, как раз и вода закипела. – Колесико снял котелок с костра.
– Я сам заварю. – Поднялся на ноги Джелло. Рихард уложил его обратно на подстилку.
– Вы больны, неужели непонятно?
– Не поеду я в больницу эту вашу, не поеду и все.
– Хорошо, но тогда позвольте мне сделать вам укол, уж это непременно, а там посмотрим, – и Рихард достал из сумки заранее приготовленный шприц.
– Не надо мне никаких уколов.
– Но ведь для вас же лучше: глядишь, лекарство подействует, тогда и в стационар не нужно будет ехать.
Джелло посмотрел на него мутным взглядом.
– Точно не надо, док?
– Точно.
– Хорошо, тогда давайте, впрыскивайте эту мочу. Но только один укол, договорились?
Рихард закатал ему рукав и первым же движением нашел вену.
– Ну вот, теперь вам должно стать лучше. Джелло промолчал.
Вернулся с дымящимся котелком Колесико, Джелло приподнялся, сел, но голова его тут же свесилась на грудь.
– Смотрите-ка, док, ему, видать, совсем фигово.
– А я вам что говорил? Болен он, и серьезно.
– Господи, да он и не шевелится!
– Ну-ка, помогите, – скомандовал Рихард, схватив Джелло под мышки, – надо его к входу доставить.
Послышалась сирена мчащейся к парку «скорой помощи».
На мосту Веррацано Нэрроуз, переброшенном через гавань, машину Бена чуть не опрокинул внезапно налетевший порыв ветра. Он чувствовал, как под колесами ходуном ходят и прогибаются расшатавшиеся плиты.
Кретин он, настоящий кретин! Тоже мне, напридумывал, навоображал всякое: вот явится к ней и возвестит, что решил опять с ней пожить, а она, мол, от счастья до потолка будет прыгать. Как же, размечтался. Это после того-то, что он об нее, можно сказать, ноги вытер, она теперь должна ликовать по случаю его возвращения? Да, до такого и последний идиот не додумается.
И чего себя обманывать, она, конечно, вернулась к врачу своему, с которым жила до него. А почему бы ей и не вернуться? Он ведь сам ей это советовал. Неужели ей сидеть в четырех стенах да слезы лить из-за того, что какой-то старикашка ею пренебрег?
Да, кретин ты, ничего больше, и даже не кретин, просто мудак.
Санитары с носилками бегом добрались до распростертого тела, над которым стояли Рихард с Колесиком, воспользовавшись вместо больничной койки полуразвалившимся старым вагончиком.
– Побыстрее в машину, прошу вас, – сказал Рихард.
– Но, доктор, ведь сначала надо…
– Делайте, как вам сказано, – рявкнул он. – Я еду с вами.
Джелло переложили на носилки. Когда их ставили в машину, из кармана вывалилась мышка.
Санитары обменялись изумленными взглядами.
– Да-а, разное я повидал, но чтобы мышей с собой таскать… – протянул водитель. Рихард прыгнул в машину вслед за последним санитаром.
– Мне тоже ехать? – спросил Колесико.
– Давай, – кивнул водитель, – рядом со мной располагайся.
– Ни в коем случае! – так и завизжал Рихард, потом взял себя в руки. – Зачем вам ехать, вы лучше Эллен дождитесь, она сейчас подойдет. Расскажите ей, что случилось. Скажите, я постараюсь сделать все, чтобы его откачать.
– Ладно, док, – ответил Колесико. Захлопнулись дверцы, «скорая» отъехала, оглашая окрестности пронзительным воем сирены.
Младший, ничего не понимая, поторопился спрятаться в канаве.
Очутившись наконец в метро с коробкой бутербродов под мышкой, Эллен ни о чем не могла думать, кроме как о подгоревшем беконе. Целый фунт испортила, сплошные черные хлопья. И квартира вся в дыму, запах, словно мусор тут сжигали. Еще хорошо, что кухня не запылала.
Она проветрила помещение, отскребла сковородку. Подумала было: кину, мол, по куску сыра на хлеб, как-нибудь на этот раз обойдутся без дополнительных калорий. И протеин всем им действительно необходим.
Она прошла три квартала до ближайшей бакалеи, купила еще бекона, обжарила. В конце концов, ради Джелло она готова и время потратить, и силы.
Как только «скорая» подкатила к дверям отделения Неотложной помощи, Рихард с санитарами из «Сент-Джозефа» вытащил носилки, чтобы не терять ни секунды.
– Молодцы, – похвалил он бригаду «скорой помощи». Они молча улыбались.
– Для вас стараемся, доктор Вандерманн, – ответил за всех водитель.
– А то, – подхватил кто-то из бригады. – Покажите мне врача, который ради какого-то бродяги станет выходные свои тратить.
– Но ведь мы клятву Гиппократа давали, это наша обязанность.
– По воскресеньям она отменяется, клятва эта. Для всех, кроме таких, как вы, док, а вы один на миллион.
– Спасибо, ребята, спасибо большое.
И он помчался в больницу, оставив их восхищенно качать головами.
За пультом сидела пожилая сестра.
– Ну, что у вас такое? – вяло поинтересовалась она.
– Несчастный случай с летальным исходом. Тело отправьте в морг, побыстрее. Я сейчас выпишу свидетельство о смерти.
Она, не взглянув на него, протянула Рихарду пустой бланк.
Бен и ключ не успел повернуть в двери, как створки распахнулись. Мэрион еле сдерживала ярость.
– Куда это тебя носило?
– Прокатиться захотел.
– Прокатиться?
– Угу, заодно и к себе в зал наведался.
– Так ты ездил в Бруклин?
Бен исподлобья взглянул на нее:
– Оставь меня в покое.
Но она не поняла его откровенного намека.
– Ты же подвергаешь себя страшной опасности.
– Угомонись, Мэрион. – Устал он, расстроен, а тут еще ее истерики надо выслушивать.
– Как можно в твоем состоянии затевать такие поездки!
– Послушай, Мэрион, я не инвалид. И врач сказал, что меня поддержат физические упражнения, причем побольше заниматься надо.
– Вот и занимайся этими упражнениями тут, дома. Незабудки по сей день не высажены.
– Завтра высажу.
Мэрион пристально разглядывала его.
– Мне не нравится, как ты выглядишь, отец. Приготовлю тебе горячую ванну. А потом…
– Я сам могу себе ванну приготовить, – в голосе его появилась решительность.
С минуту она все смотрела на него, потом снисходительно улыбнулась.
– Ты сегодня и без того утомился. Хорошо, отдыхай, я ухожу. – Мэрион направилась к дверям. – Скоро суп тебе принесу.
Шла бы ты в задницу со своим супом. Терпеть он не может, когда с ним как с младенцем обращаются, а она и вовсе хочет лишить его всякой инициативы. Причем ничего тут он сделать не может, вот что всего противнее.
Гомес, дежуривший в этот день в морге, сидел, положив ноги на стол. У него как раз был перерыв, никакой срочной работы – можно посмаковать свою телятину с поджаренным хлебом. Когда вкатили носилки с телом Джелло, он и не обернулся. Санитар тут же исчез. Ну да, живые тут не задерживаются, как же. А мертвяки в их услугах не нуждаются, могут и обождать. У Гомеса в лавке вообще спешить не принято, и никто из его клиентов по этому поводу с жалобами не обращался, вообще ни с какими жалобами, прошу заметить.
– Доброе утро, Гомес, – приветствовал его Рихард, улыбаясь.
Гомес чуть удивился: нынче воскресенье, а что-то он не припомнит, чтобы по выходным к нему врачи заявлялись, но все равно от телятины его ничто не отвлечет.
– А, здравствуйте, доктор Вандерманн, – пробормотал он с набитым ртом.
– Приготовьте вот это тело, пожалуйст.
– Вы вскрытие делать собираетесь? – у Гомеса глаза на лоб полезли от удивления.
– Нет, просто мне нужны для исследования образцы тканей…
– Какие исследования воскресным-то утром, док?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39