Он глядел на нее растерянно, сам себе не веря. А ее лицо вдруг просияло:
– Ты разве забыл? Переступивши черту, ни за что не оглядывайся, ни в чем не сомневайся, ни о чем не тревожься, иди вперед только и всего. Тебе этого никто не объяснял?
– Объясняли, – кивнул он и, взяв ее за руку, потянул за собой. – Сегодня, уж позволь, инициативу проявлю я.
Глава XIV
Намело высоченную гору грязного снега, и Рон Майкелсон укрылся за ней от ветра, но метель так и хлестала, змейками расползаясь по всему аэродрому, по западному полю, куда в Ньюарке сажают частные самолеты. Милт мечтал поскорее отсюда убраться. Уж этот чертов Рон, зачем было еще и его сюда тащить, хотя, и то сказать, Майкелсона тоже пожалеть можно. А он еще в свое дорогое пальто вырядился, вон и ярлычок виден – «Бербери», ему бы кто-нибудь объяснил, что в таких нарядах хорошо в лимузине разъезжать, и чтобы подгоняли прямо к подъезду.
А вот Милта в поездку сегодня собирала Сара, и в кои-то века он благословил ее предусмотрительность. Перчатки на меху, русская шапка, надвинутая на самый лоб, две пары шерстяных носков, зимние сапоги да впридачу настоящая дубленка – так можно и на морозе побыть, уж если угораздило.
– Холодно, черт бы их подрал, – в десятый раз пожаловался Рон, стуча зубами. Ноги в лакированных туфлях от Гуччи, видно, совсем заледенели.
– Уж больно вы там нежные, в Калифорнии своей, – кольнул его Милт.
– Да понятно, не то что ваша чертова дыра, – отпарировал Майкелсон, – сидел бы сейчас дома, вечером можно было бы на корт в Палм-Спрингз съездить.
– А тут торчи на морозе, япошку этого встречай. Рон исподлобья взглянул на Милта без тени юмора на лице.
– За такой контракт можно и яйца отморозить, ясно? Оба ухмыльнулись. Ладно, скоро уже приземлится.
И тут до них донесся вой быстро приближающейся «скорой помощи» Машина шла прямо в их направлении, сигнальный фонарь на крыше безостановочно вращался.
– Это еще что за чертовщина такая? – Рон, похоже, забеспокоился.
– Мне откуда знать! – Милт только повел плечами. Машина затормозила, и в ту же минуту они заметили огни «Боинга-707», плавно спускавшегося к посадочной полосе. Самолет пронесся мимо, развернулся и тихо подкатил к тому месту, где они стояли.
Едва спустили трап, как в салон кинулись медики с каталкой Милт и Рон понеслись следом.
В дверях над трапом показался безупречно одетый японец, показывающий медикам, куда пройти. «Таро Хасикава, сын их босса, – шепнул Рон. – Мистер Хасикава! Мы здесь!» – крикнул он, и изо рта у него вывалились клубы пара.
– А, мистер Майкелсон, как любезно с вашей стороны нас встретить, – отозвался японец на превосходном английском языке, и, спустившись, отвесил им церемонный поклон. На нем не было пальто, но холода он точно не замечал.
– Что случилось? – встревоженно спросил Майкелсон, кивнув на «скорую».
– Мой отец, – Хасикава помедлил, словно выбирая наиболее точное английское слово, – не вполне здоров.
– О Господи! – Рон, не хуже Милта изучивший японскую манеру не называть вещи своими именами, был явно в ужасе.
Милт бросил на него озадаченный взгляд, но Майкелсон как онемел.
– Не могли бы мы вам чем-то помочь? – Нужно было, чтобы хоть кто-то это предложил, вот Милт и взял на себя эту функцию. – Мы можем привлечь специалистов из больницы «Сент-Джозеф», это лучший медицинский центр во всем Нью-Йорке.
– Чрезвычайно вам признателен за внимание, но мы уже договорились с частной клиникой на Манхэттене. Состояние здоровья моего отца должно сохраняться в тайне ото всех. В противном случае, как вы догадываетесь, может возникнуть угроза существенного понижения курса акций компании.
Тут из самолета вышли медики, спуская по трапу каталку, на которой виднелась завернутая в простыни неподвижная фигура.
– Мать его перетак, – Рон наконец-то мог выражаться, как привык, – возьмет и сыграет в ящик, а мы потом расхлебывай.
Заметив, что сын стоит не так уж далеко, Милт дернул своего шефа за рукав – еще услышит.
– Рон, посмотрите-ка, – зашептал он, – вроде пока еще дышит, а?
Трясущимися в шикарных перчатках руками – не то замерз, не то разволновался – Рон вытащил новые четки и лихорадочно их перебирал, пока они шли за каталкой к машине.
– Полагаю, у меня нет причин беспокоиться относительно вашего неукоснительного молчания, джентльмены, – и младший Хасикава опять отвесил им поклон.
– О чем разговор, уж это само собой, – заторопился Рон.
Каталку внесли в машину, где была установка для поддержания жизни, и Милт успел за секунду рассмотреть, какое у больного лицо, – ни кровиночки, какая-то кукольная маска, только усики выделяются на бледной коже, подчеркивая очертания рта.
Едва отца поместили в машину, сын, демонстрируя отличную физическую форму, одним прыжком очутился рядом с папашей.
– Послушайте, господин Хасикава, – Рон только что не выл от досады, – мы, надо полагать, отменяем завтрашнее подписание, так?
– Так, мистер Майкелсон, – отозвался молодой японец, смотря на него с нескрываемым презрением, – придется отменить, это самое правильное.
«Скорая» рывком тронулась с места, взревела сирена, а Рон растерянно смотрел ей вслед, не расставаясь с четками.
– Ух, как он меня ненавидит.
– Кто?
– Да сынок этот, просто кишки бы из меня выпустил.
– Перестаньте, Рон, вовсе он и не думает вас ненавидеть, с чего вы взяли.
– А с того, что его вся эта сделка не устраивает. Он бы и не приехал на подписание, но нельзя проявлять непочтительность, раз папа-сан так решил.
– Да, у японцев с этим делом строго.
– А черт, и что же нам теперь делать, как вы думаете?
– Ждать, что же еще, – ответил Милт.
– Ждать?
– Ну да, пока что-то не прояснится.
– А я уже ножки стола спилил, там, в конференц-зале.
– Что? Зачем это?
– Чтобы процедура подписания прошла как следует. Милт вопросительно на него посмотрел, ничего не понимая.
– Ну, надо же, чтобы они себя чувствовали как дома. У них свой консультант – знали бы, какую кучу денег загребает, это уму непостижимо! – ну вот, он и говорит, надо, мол, потом чайную церемонию устроить, а значит, чашечки должны быть такие специальные, и все будут стоять на коленях.
– Надо, так устроим, правда ведь, Рон?
– Конечно, только вот когда?
Милту сказать на этот счет было нечего.
– Когда, вот что я хотел бы знать, – стиснув четки в кулаке, орал Рон на все летное поле.
Милт пожал плечами. Босс, похоже, совсем мудак, такого даже он не ожидал.
– Вот надо же, мать-перемать. Десять миллионов коту под хвост, провалиться бы!
Рон взглянул себе под ноги. На четках лопнул шнурок, и бусины разбегались по асфальту, словно норовя поскорее удрать от хозяина.
Эллен смотрела, как с аэродрома Беннет-филд взлетает вертолет, уносящий Бена на Файр-Айленд. Обычно по воскресеньям его сюда привозил Милт, но сегодня он чем-то занят – уехал в Ньюарк, там какой-то важный японец прилетает.
С Милтом Эллен не была знакома. А ведь Бен считает его своим лучшим другом, но не хочет, чтобы они познакомились, специально этого избегает, что ли? Хотя, если подумать, она ведь тоже так его и не познакомила с Голди. И знает почему не познакомила. Все дело в том, что ей было бы трудно объяснить, какие у нее с Беном отношения. Не каждый поймет, а и поймут – тоже, глядишь, не похвалят. То чудесное, что их связало, пока еще так непрочно. И оба они старались, чтобы не возникало дополнительной напряженности.
Эллен взглянула на часы – ага, надо поторапливаться, если она намерена встретить вертолет, когда он прилетит назад. Каких-то два часа на все про все, даже меньше, а ей надо навестить своих подопечных и опять вернуться сюда.
Поставив на сиденье рядом коробку с бутербродами, Эллен осторожно ехала на авеню Нептун, стараясь высматривать обледеневшие участки, присыпанные мокрым грязноватым снегом. Включила магнитофон: пленка с любимым танго Бена; она тоже просто голову теряет от этой музыки. Для нее танго стало означать столь многое: любовь, и счастье, и страсть, и секс, ощущение надежности и безопасности, – но, прежде всего, танго слилось с образом мужчины, который все это ей подарил.
В жизни она не встречала никого, хоть капельку на него похожего, и Эллен все больше начинала осознавать, что саму себя она прежде тоже не знала. Благодаря Бену ей открылись в себе такие вещи, о которых она и не догадывалась, хотя все это где-то в ней дремало, где-то ждало, но так бы невостребованным и осталось, не окажись на ее пути Бен.
Взять хотя бы секс. Самой себе она всегда казалась нормальной женщиной, которая способна получать от этого удовольствие, если не пережимать и не подвергать опасности здоровье. Но с Беном все было совсем не так. В постели ему иногда недоставало силы, но хотел он ее все равно со всей страстью, и вместе им удавалось добиться всего, как бы ни подводило естество. Руками, языком он познал ее всю, до последней клеточки, и всегда он делал это медленно, чтобы она привыкла и получила наслаждение, а она умела его вознаградить. Они оба были бесконечно увлечены этим познанием тела, лежащего рядом, и каждый раз это получалось по-новому, изумляя их и восхищая. Когда оргазм не происходил так, как у всех, они его добивались собственными силами, добивались всегда, и счастье она испытывала от этого такое, что все из ее прошлого просто забывалось.
Но она осознавала, что ощущение чуда даруется не этим, даже не уникальностью способов, которые они изобрели. Чудом было все то, что стояло за их близостью, подталкивало к ней, увенчивало ее, над нею воспаряло. Чудом была любовь, а остальное шло от нее и за нею.
А сегодня у Эллен было такое чувство, что все вокруг заполнилось чудом, и поэтому даже уродство преобразилось в красоту. Проезжая вдоль океана, она смотрела на волны. Крохотные белые шапочки над волнующейся, накатывающей массой, так и тянет туда нырнуть, а ведь вода ледяная, того и гляди пленкой подернется. Дожидаясь сигнала светофора, она разглядывала укутанных в шарфы и свитера подростков, которые перебрасывались снежками и визжали от радости. И ей стало так хорошо, что, если бы не спешила, она бы охотно присоединилась к ним и тоже, смеясь и повизгивая, каталась бы по сугробам.
Вспыхнул зеленый свет, сзади загудели, и она, сделав извиняющийся жест, пропустила понесшуюся вперед машину, а сама приготовилась к повороту.
Место для парковки нашлось у самого входа. Развертывая первые бутерброды, она услышала знакомый голос: «А вы сегодня припозднились, мисс Эллен»
Рихард в свитере грубой вязки – она ему подарила на прошлый его день рождения – выступил из укрытия и распахнул дверцу ее машины.
Эллен потеряла дар речи от удивления.
– Господи, тебя-то как сюда занесло!
– В отличие от коллег, я навещаю своих пациентов у них дома, – он послал ей свою самую пленительную улыбку. – Поэтому навестил и своего пациента Джелло. – Он взял у нее из рук коробку.
– Спасибо, Рихард, ты очень заботливый. – Что там скрывать, она была под впечатлением от его рыцарственности.
Турникет весь покрылся льдом, еле поворачиваясь на ржавых петлях.
– А ты купила машину? – поинтересовался он.
– Нет, это машина моего… ну, моего квартиранта.
– Хорошо, что он тебе ее дает. Хотя, – он показал на свой «мерседес», – моя всегда в твоем распоряжении, пожалуйста, знай это.
Никогда раньше он ей не предлагал пользоваться его автомобилем, ему такое и в голову не приходило даже во времена, когда они были «испепелены страстью».
– Спасибо, – отозвалась она, не зная, что ему ответить. Видно, все эти недавние поощрения, премии и неотвратимое в самом близком будущем продвижение на должность главного врача сделали Рихарда щедрее обычного.
Пока Эллен раздавала бутерброды, Рихард осмотрел Джелло, все твердившего, что это совсем ни к чему, что он нормально себя чувствует.
– Не очень нормально, к сожалению, – строго сказал Рихард. – Похоже, вы пренебрегаете лекарствами, которые вам назначены.
Эллен придвинулась к ним поближе.
– Джелло, но вы же не хотите опять оказаться в больнице, да?
Джелло в страхе затряс головой.
– Тогда надо пить антибиотики.
– Да пью я, пью, поем и сразу выпью, как мне док велел.
– Вот вчера сколько вы таблеток приняли? – Рихард явно ему не верил.
– Одну.
– Всего одну?
– Так я вчера и ел всего один раз.
Рихард поднялся, вздохнул, безнадежно махнув рукой.
– Джелло, – укоризненно говорила Эллен, – вы же знаете, надо три, не меньше.
– Хорошо, я прямо сейчас выпью, раз вы так хотите. – Джелло извлек из кармана помятую тряпицу, вытащил оттуда таблетку. Подмигнул Рихарду: – Значит, буду пить эти пилюли и все станет нормально, да, док?
– Я надеюсь.
Дернув плечом, Джелло отправил таблетку в рот и запил се, как следует глотнув из бутылки виски.
Рихард, ни слова не говоря, отвернулся и воздел руки к небу.
Когда шли к машине, у Эллен было очень скверное настроение.
– Послушай, Рихард, я прямо ума не приложу, что делать с этим Джелло, так он меня расстраивает.
– А я ума не приложу, что делать с тобой.
Она окинула его недоумевающим взглядом. Что, опять все сначала?
Да, опять. И он, кажется, решил не откладывать.
– Эллен, ты, разумеется, понимаешь, что приехал я сюда не ради Джелло. Я приехал повидать тебя.
Она тяжко вздохнула, покрутила головой.
– Прошу тебя, Рихард… я тебе очень признательна за все, что ты делаешь для них, для меня. Только про то, что было у нас, давай больше не вспоминать.
– А я вспоминать и не хочу, Эллен. – Он схватил ее за плечи. – Ты для меня слишком много значишь. В моей жизни больше никого нет, только ты.
– Прости, но в моей жизни кто-то есть.
На его лице появилась растерянная улыбка, глаза так и впились в нее. Он медленно покачал головой.
– Не верю. Я слишком хорошо тебя знаю.
– У нас ничего не получилось еще и по этой вот причине: тебе кажется, что ты все про меня знаешь, но это не так. А о том, что у меня кто-то есть, я тебе не наврала, и больше скажу, этот человек для меня значит очень, очень много.
– Кто он?
Рихард спросил в упор, почти нагло, но она решила, что должна ответить тоже напрямик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39