По-моему, она тебя вообще не помнит. Я позаботился о том, чтобы твое имя никогда не упоминалось в моем доме. Катя думает, что ты умерла. Сама мысль о том, чтобы забрать ее, является страшной жестокостью и низостью.
Она смело встретила его взгляд и покачала головой.
– Я не согласна с тобой.
– Тогда скажи, что ты хочешь, черт возьми! И хватит нести чепуху о том, что тебе внезапно захотелось стать преданной и любящей матерью. Ты можешь очаровать и обвести вокруг пальца тысячи мужчин, Марлин, но, пожалуйста, запомни: я больше не вхожу в их число.
– Полагаю, ты слышал о новых хирургических теориях Каспара? – неожиданно спросила Марлин Кэнфилд, резко меняя тему разговора.
– Слышал, – осторожно кивнул Алекс.
– И, наверное, знаешь, что его методика может помочь Кате? Она сможет ходить.
Так вот, значит, что у нее на уме! Как же он ненавидел Марлин за ее чудовищный эгоизм!
– Катя тут совершенно ни при чем, и ты это прекрасно знаешь, – упрекнул он бывшую супругу.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – парировала она, сделав невинное лицо.
Алекс начал терять терпение. С трудом сдерживаясь, он поставил локти на стол и наклонился вперед.
– Кажется, я знаю, чем ты приворожила Гунтрауба. Наверное, проливала крокодиловые слезы и рассказывала о любимой маленькой дочурке, которая прикована к инвалидному креслу и у которой нет никакой надежды. Ты надеешься передать Катю этому хирургу и позволить использовать ее в качестве морской свинки?
– У меня и в мыслях не было ничего подобного! – вспыхнула Марлин Кэнфилд.
Алекс встал, и стул с грохотом ударился о стену.
– Черта с два не было! – Адвокат подошел к бывшей жене и угрожающе навис над ней. – Если бы я считал, что существует хотя бы крошечный шанс, что Катя будет ходить, я бы давно первым стоял в очереди на операцию. Ты даже представить себе не можешь, каково это – изо дня в день видеть ее искривленную спинку. Каждую неделю мы по многу часов в день массируем ее руки и ноги, разминаем их, чтобы они не атрофировались. – Он посмотрел в сторону и с удивлением обнаружил, что глаза защипало от слез.
– Алекс, – вздохнула Марлин, – я знаю, что в прошлом не раз совершала ужасные поступки, но на этот раз… Неужели ты не позволишь Каспару хотя бы взглянуть на нее?
Алекс снова потер виски, в которых пульсировала невыносимая боль. – Он что, в Сан-Франциско?
– В Сан-Франциско, – подтвердила она, – Каспар пробудет здесь как минимум до сентября, а может, и дольше.
Господи, конечно, он хотел, чтобы знаменитый Гунтрауб осмотрел Катюшку. От такого замечательного шанса ни в коем случае нельзя отказываться. Он будет безумцем, если откажется от него из-за Марлин. Но он по-прежнему не хотел доверять бывшей супруге. Она-то уж точно была безумна, но в ее безумии существовала своя логика, и у него хватило ума не забыть ее.
Головин провел ладонью по волосам:
– Я сообщу тебе о своем решении… А теперь убирайся отсюда ко всем чертям!
Услышав не очень вежливое прощание, Марлин Кэнфилд слегка подняла брови, но решила промолчать Она послушно встала и направилась к двери.
– Только не тяни с ответом, Алекс. Я всегда могу назвать это незаинтересованностью в судьбе дочери и использовать против тебя в суде.
– Ни минуты в этом не сомневаюсь. – Головин замолчал, ожидая, когда она выйдет из кабинета. Увидев, что она медлит и не уходит, он процедил сквозь зубы: – У тебя еще что-то есть?
– Сегодня я видела твою маленькую женушку, – ухмыльнулась Марлин.
Движение Александра Головина оказалось настолько быстрым, что она не успела даже глазом моргнуть, как его руки, словно тисками, сомкнулись на ее горле.
– Не вздумай еще хоть раз приблизиться к моей жене даже на пушечный выстрел, черт бы тебя побрал! Учти, я не шучу! Никогда больше не приближайся к ней!
Марлин тщетно попыталась оторвать его руки от своей шеи. Когда до Алекса дошло, что он может задушить свою бывшую жену, он наконец отпустил ее и отошел. Она закашлялась и стала театрально хватать воздух открытым ртом.
– О Боже, Алекс, ты ведь мог задушить меня, – прохрипела она.
– Не вынуждай меня брать грех на душу.
Однако Марлин, которой всегда не хватало осторожности и здравого смысла, и не думала менять тему разговора.
– Я заметила, что она беременна.
Только огромным усилием воли Алекс сдержался и не набросился на нее вновь.
– И?.. – вне себя от ярости прорычал он.
– У тебя будут другие дети, Алекс. – Она замолчала на пару секунд, давая ему время задуматься над своими словами. – А у меня уже не будет.
Он ошеломленно смотрел на нее, думая, что ослышался.
– Так вот в чем дело? В этом и заключается истинная причина твоего желания вернуть Катю? Ты считаешь, что один ребенок может заменить другого?
– Да, считаю, – уверенно кивнула она. – И ты должен согласиться, в этом есть своя логика.
Алекс недоверчиво покачал головой. Сейчас он испытывал к ней не столько гнев, сколько жалость.
– В этих словах есть логика жестокой и бессердечной женщины, как ты, Марлин.
Она бросила на него прощальный взгляд, полный злобы и ненависти, выбежала из кабинета и так сильно хлопнула дверью, что зазвенело стекло.
Алекс вернулся за стол, но работать уже не смог. Он решил, что Скотти ни в коем случае не должна узнать об этом разговоре. В ее положении ей ни к чему беспокоиться. К тому же она ничего не может сделать. Так что пока лучше ничего ей не говорить и дождаться, когда все уладится.
Неожиданно ему вновь страшно захотелось увидеть жену. Он привел бумаги в порядок и поехал домой.
Глава 18
Вечером, когда Скотти вошла в комнату мужа, Алекс раздевался. Уперев руки в бока, она пристально наблюдала за ним. Сладкое возбуждение нахлынуло на нее, как поток яркого солнечного света. Она без ума от этого красивого человека! Она не может жить без него!
Заметив, что она не сводит с него восторженного взгляда, Алекс покачал головой:
– Ты не находишь, что ведешь себя немного развязно для молодой женщины?
Скотти подарила мужу лукавую улыбку.
– Знаешь, Алекс, по-моему, ты самый красивый мужчина на белом свете! Почему тебя так удивляет, что мне нравится любоваться тобой?
Головин снял брюки и неловко держал их, словно не зная, что с ними делать дальше.
– Меня это больше не удивляет. – От его улыбки голова у Скотти пошла кругом. – Мне чертовски приятно!
– Давай брюки, – сказала она, подходя к нему с протянутой рукой. – Сегодня я беру на себя обязанности Уинтерса.
Александр Головин с улыбкой передал ей брюки:
– Бедный Уинтерс, наверное, видел, как ты пошла в мою комнату, и теперь волнуется, не предстоит ли ему скоро искать себе новое место?
Скотти не пришло в голову, что, помогая мужу, она может лишить Уинтерса места дворецкого и лакея.
– О, я не хочу, чтобы он так думал… – искрение встревожилась она.
Алекс рассмеялся.
– Я шучу, Скотти. У Уинтерса и без моих брюк хватает работы по дому.
– А… – растерянно пробормотала Скотти, которая до сих пор не могла привыкнуть к шуткам мужа. Какой он сложный и противоречивый человек: то улыбается, то хмурится, то шутит, то сердится…
Скотти нервно огляделась по сторонам и спросила равнодушным тоном:
– Вы с женой жили в этой комнате? Алекс хмуро посмотрел на нее.
– Давай не будем говорить о ней сегодня. И я тебя прошу: давай вообще никогда не будем говорить о ней.
Скотти пропустила его просьбу мимо ушей и сообщила:
– Мы с ней сегодня встретились. Я хотела рассказать тебе раньше, но у тебя был такой… такой задумчивый вид. – Она повесила брюки супруга в гардероб, потом повернулась и внимательно посмотрела на него. – Неприятности на работе?
Алекс посмотрел в сторону, не желая встречаться с ней взглядом.
– Да так, ерунда. Пора заканчивать это дело с долиной. Оно и так уже затянулось.
Скотти пыталась не обращать внимания на его сухость и холодность. Она еще раз прошлась по комнате, дотрагиваясь до его вещей и словно стараясь стать ближе к нему. Однако не могла полностью прогнать ее из своих мыслей, поскольку Алекс спал с ней в этой огромной кровати из орехового дерева с красивым резным изголовьем.
Она упрекнула себя за то, что позволила этой злой женщине вторгнуться в ее мысли и потревожить душу. Ну и что с того, что Марлин Кэнфилд вернулась в Сан-Франциско? Да ровным счетом ничего! Но беспокойство не оставляло Скотти. Зависть и дурные предчувствия охватили ее. Оба чувства были ей незнакомы, и Скотти сразу стало не по себе, тревога росла с каждой минутой.
– Она очень красивая, – неожиданно проговорила Скотти.
– Скотти, я же просил тебя не говорить о ней, – вспылил Алекс. – Договорились?
Она отвернулась, чтобы он не увидел ее печали. Почему он так не хочет говорить об этой женщине? Она надеялась, что его нежелание вызвано не тем, что у него остались к ней какие-то теплые чувства. Скотти не верила, что Алекс может любить Марлин после того, как она так жестоко поступила с Катей. Она хотела, чтобы он сказал, что больше не любит бывшую жену, успокоил ее и попросил не волноваться. Но с другой стороны, не хотелось портить чудесный вечер.
Скотти тяжело вздохнула и решила отложить трудный разговор до лучших времен.
– Ты уже говорил, Алекс, что сейчас модно, когда мужья и жены живут в разных комнатах, но мне не нужна такая мода. Я хочу, чтобы мы жили в одной. – Сейчас, когда Марлин Кэнфилд вернулась в Сан-Франциско, в Скотти проснулось чувство собственницы. Она хотела все время быть рядом с мужем.
Алекс снял нижнее белье, подошел к ней голый, обнял и повел к кровати.
– У тебя столько платьев, моя маленькая женушка, что они не поместятся в моем гардеробе.
Скотти приуныла, вспомнив, что бывшая жена Алекса тоже назвала ее «маленькой женушкой», но быстро взяла себя в руки. Она прекрасно понимала, что это случайное совпадение.
– Я не это имела в виду. Вовсе не обязательно, чтобы все наши вещи находились в одной комнате, но я… я…
– Ну, говори, Скотти. – Он снял с нее сорочку и осторожно коснулся груди языком и ладонями. – Что ты там мямлишь?
Скотти задрожала и легла рядом с ним на кровать.
– Как я могу говорить, когда ты со мной такое делаешь? – Со сладострастным вздохом она крепко прижалась к Алексу и легко пробежала пальцами по его волосам.
– Чего ты не хочешь, Скотти? – не отставал Алекс, продолжая целовать грудь, слегка покусывать соски.
– Я… я не хочу больше спать в другой комнате, – наконец заявила Скотти. – По крайней мере, одна.
– Договорились, – согласился Головин и стал целовать ее шею, потом неторопливо спустился вниз, вновь задержался на несколько секунд у груди и поцеловал живот. Он впервые так ласкал ее.
Скотти почувствовала себя испорченной женщиной, но сейчас ей было наплевать на все приличия.
– Чему ты научишь меня сегодня, мой учитель? Скотти уже давно была готова к любви, но не хотела торопиться, мечтала подольше растянуть каждую минуту наслаждений. Она уже уяснила, что растягивание удовольствия делает его намного приятнее и острее.
– О, ты даже не догадываешься, – ответил он, убирая язык из ее пупка.
Скотти задрожала от предвкушения особенного наслаждения – она ощутила горячее дыхание Алекса на шелковистых волосках внизу живота. Охваченная любопытством, Скотти шумно вздохнула и проговорила дрожащим от возбуждения голосом:
– Не знаю, что ты там делаешь, но мне кажется, что я умру, если ты остановишься.
Муж хрипло рассмеялся и раздвинул в стороны ее колени. Скотти открылась для него, как раскрывается цветок перед лучами солнца, и дрожала от едва сдерживаемого желания.
Когда язык Алекса коснулся ее лона, она застонала и резко выгнулась навстречу ему. Никогда в жизни Скотти еще не испытывала такого утонченного наслаждения! Она не могла выразить свои ощущения словами.
Алекс сводил ее с ума, касаясь языком бутона любви. Скотти казалось, будто эта крошечная частичка тела звенит и растет, посылая во всех направлениях обжигающие искры наслаждения и отнимая у нее последние силы к сопротивлению. Она прижала его голову к себе, побуждая проникнуть как можно глубже. С каждым разом Скотти становилась все ненасытнее, когда дело доходило до любви и удовольствия.
Внезапно Скотти почувствовала, как на нее накатывает огромная волна. Эту невероятную смесь наслаждения и сладкой боли она открыла для себя совсем недавно. Она задыхалась, бросившись с головой в омут желания.
Через мгновение она чуть отодвинулась от мужа, не в силах произнести ни слова. Он лег сбоку и нежно поцеловал ее. Вкус его губ чем-то напоминал… мох.
Скотти нахмурилась.
– Так вот, значит, какая я на вкус?
Глаза Алекса потеплели.
– Да, – улыбнулся он. – Чудесная, правда?
Скотти прижалась к нему и снова поцеловала, провела языком по губам.
– Ты там такой же вкусный? – прошептала она.
– Не думаю.
Скотти взяла его плоть в ладонь, наслаждаясь новыми ощущениями.
– Здесь волосы нежнее, – прошептала она. Потом чуть сдавила его плоть пальцами и задрожала от восторга, когда из нее брызнула какая-то белая жидкость.
Алекс тихо выругался и спросил хрипловатым голосом:
– Что… чего ты хочешь, маленькая женушка?
Скотти лениво посмотрела на него.
– Ничего. Просто… просто наблюдаю, мой большой муженек. – Когда он улыбнулся, она снова поцеловала его, все еще чувствуя свой вкус у него на губах. – Хочу узнать.
– Что узнать? – спокойно поинтересовался он, но в его голосе уже слышались пока еще слабые нотки возбуждения.
– Одинаковый ли у нас вкус, – ответила Скотти, надеясь, что ей не придется объяснять дальше. От мысли о том, что она собирается сейчас сделать, сердце у нее бешено заколотилось от предвкушения блаженства.
Алекс судорожно вздохнул.
– Ты уверена?
Она слегка ущипнула его и кивнула:
– Уверена. Но ты должен показать мне, что делать. Головин показал. И в то самое мгновение, когда Скотти поняла, какое наслаждение может ему подарить, в то самое мгновение, когда он, находясь на самой вершине блаженства, хрипло пробормотал ее имя, она была уверена, что невозможно любить сильнее, чем она любит Алекса.
Поцеловав Алекса, она деловито заметила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47