Рев битвы усилился, как сама схватка. Мимо пронеслась лошадь; грязь из-под ее копыт забрызгала лицо Кэтрин. Она приоткрыла веки и увидела черные конские ноги и подковы. Сталкивались мечи. Возглас при нанесении удара и глухое падение, сопровождаемое криком боли. Она подняла глаза: в конские бока вонзились шпоры, всадник развернул лошадь и куда-то унесся.
На очень краткий, но благословенный момент родовые муки отпустили. Кэтрин не смела шевелиться, чтобы ее не зарубили, поэтому поле зрения оставалось ограниченным, и женщина ничего не могла понять. Верховые перестали нападать на бегущих горожан и бились между собой. Кэтрин так растерялась, что даже когда кто-то изо всех сил выкрикнул «Le Roi Henri!», она сперва не разобрала это.
И только увидев знакомого бурого жеребца Ричарда Фитц-Роя с белыми пятнами и красный щит с золотым львом, она сообразила, что вернулись их собственные войска. Ричард оглядывался, держа в руке меч. Его лицо с только что выросшей черной бородкой было сосредоточенным и суровым.
Кэтрин заставила себя встать и громко окликнула его по имени, но он не услышал. Ричард искал наемников Евстахия, и ему не было дела до истеричной, перемазанной грязью женщины.
– Ричард, ради Бога, помоги мне! – вопила Кэтрин, но он исчез, скрылся за гребнем рва.
Еще одна схватка, и чрево Кэтрин содрогнулось от неподдающегося контролю стремления сократиться.
Она, пошатываясь, добралась до внешней стены, чтобы опереться. В толпу бьющихся у наружных укреплений влилась еще волна всадников. Все чаще раздавался клич «Le Roi Henri!» Если бы Кэтрин не было так больно, она бы рассмеялась. По крайней мере, теперь она могла рожать под охраной.
Вспыхнул еще один красный щит: на этот раз с золотым крестом. Он был меньше и легче, чем у остальных, и всадник держал его слегка под углом, словно устала рука.
Конь был светло-серый, его шкура, загустевшая к зиме, слегка серебрилась.
– Оливер! – крикнула Кэтрин, вложив в этот вопль всю силу и всю душу.
Он повернул голову. Его глаза блуждали, словно он что-то услышал, но не понял, с какой стороны. Затем он увидел ее. Дернув за повод, он рывком вывел лошадь из ряда. В следующее мгновение, даже толком не дождавшись, пока конь остановится, он уже соскочил седла и обхватил ее руками.
– Господи, Кэтрин, что ты тут делаешь?
Ее пальцы впились в холодные кольца стальной кольчуги.
– Рожаю ребенка! – выдохнула она. – Что?!
– Нет, это неправда. Рожаю двоих! – Вцепившись в него, чтобы не упасть, она переждала следующую схватку. – Оливер, у меня потуги!
Рыцарь судорожно огляделся.
– Мы внесем тебя в замок!
Он уже брал ее на руки, но Кэтрин отпихнула его.
– Нет времени. Слишком поздно. Расстели на земле попону.
– Господи, Кэтрин, ты не можешь!.. – задохнулся он от ужаса.
– Скажи это своему ребенку, – выдохнула она. – Скорее, тебе придется помочь мне. Больше некому.
– Я не знаю, что делать! – хрипло выкрикнул он.
– Я покажу тебе. – Она опять впилась пальцами в кольчугу и прижалась лбом к его груди. Потуги стали непереносимы.
Вдохнув, как тонущий человек, Оливер оставил ее, кинулся к коню и отцепил от седла свернутое одеяло, одновременно крикнув оцепеневшему Ричарду, чтобы тот немедленно привел какую-нибудь женщину.
Он расстелил одеяло у частокола, окаймлявшего линию рва. Кэтрин оперлась на него, согнула и развела ноги. Ее юбки были пропитаны грязью и отошедшими водами.
– Иисусе! – хрипло проговорил Оливер. Его лицо было серым, как пепел.
– Скажи мне, когда покажется головка. Тебе нужно будет поддержать ребенка, когда он родится.
Оливер сглотнул. Его тошнило. Ему хотелось убежать и спрятаться. Прежде ему довелось только выхаживать взад и вперед под дверью спальни, за которой умирала Эмма. Теперь же Кэтрин требовала, чтобы он сыграл роль повитухи. Он бросил взгляд через плечо в тщетной надежде, что помощь уже близка, но рядом были только солдаты, которые занимались спасением внешних укреплений замка и гнали отряды Евстахия прочь из города. Дым валил клубами, ветер хлестал каплями дождя.
– Оливер! – закричала Кэтрин. Ее спина прижалась к дереву частокола.
Крик привел его в чувство. Поскольку никто не может помочь им, у него не оставалось выбора.
– Все в порядке. Я здесь, – сказал он, надеясь, что голос звучит уверенно и спокойно, хотя предпочел бы сотню раз оказаться в самом центре схватки, невзирая на раненую руку, чем сидеть здесь на корточках и смотреть, как страдает Кэтрин.
Она что-то буркнула и напряглась, направив все дыхание, всю волю и все силы на то, чтобы вытолкнуть ребенка на свет. Его темная мокрая головка показалась в родовом отверстии.
– Головка есть, – сказал Оливер и наклонился к ней. Кэтрин кусала губы; ее лицо горело от напряжения, но глаза лучились и пристально смотрели на него, требуя полного внимания.
– Пуповина идет чисто?
– Она не обернулась вокруг шеи. Господи помилуй, его глазки открыты!
– А ты бы не открыл глаза? – выдохнула Кэтрин. – Теперь плечики. Возьми плечики. Не тяни за пуповину.
Когда плечики вышли, ребенок быстро и легко выскользнул весь целиком, и Оливеру осталось только не выронить своего потомка.
– Мальчик, – тупо проговорил он, совершенно ошеломленный скоростью, с которой все произошло. Младенец смотрел на него с таким же выражением, затем громко закричал и взмахнул своими крошечными ручками.
Оливер снял плащ, завернул в него ребенка и положил рядом с Кэтрин. Пуповина все еще пульсировала между ее бедер. Живот выглядел поменьше. Из родового отверстия текла кровь, но не слишком обильно.
– Видишь, я тебе обещала, – сказала она и улыбнулась дрожащими губами.
– Святой Боже, не хочу я больше обещаний подобного рода! – откликнулся Оливер дрожащим голосом, переводя глаза с нее на кричащего младенца и обратно и чувствуя страшную слабость. Еще немного, и он упадет в обморок.
– Подожди, еще не все, – резко бросила Кэтрин, увидев, как он покачнулся. – Ты разве не слышал, что их двое?
Оливер облизнул губы и прохрипел:
– Двое?
Она кивнула, не в силах ответить, и снова крепко уперлась в частокол.
– Осторожно потяни за пуповину. Первый послед отходит.
Когда наконец появились две женщины из замка, у Оливера и Кэтрин родился второй сын. Он был немного меньше своего старшего брата, но орал так же громко. Трясущимися от потрясения и облегчения руками Оливер завернул его вместе с первым и всмотрелся в их сморщенные личики.
– Двойня, – глухо произнес он. – Господи, Кэтрин, принять даже одного, это словно крещение огнем.
– Зато теперь ты полностью очищен от всех грехов. – В ее голосе, несмотря на усталость, прозвучала нотка ликования. – Тебе больше никогда не придется бояться.
Он потер руками лицо.
– Я бы так не сказал. Если бы мужчинам приходилось рожать, людская раса быстро бы исчезла с лица земли.
Однако его серые глаза довольно светились. Очищением был сам факт, что он смог кое-что сделать, а не просто беспомощно стоять перед закрытой дверью.
Восклицая и охая над Кэтрин, женщины завернули ее в теплые одеяла и напоили вином. Ричард оказался настолько предусмотрительным, что прислал также двух мужчин с носилками. Кэтрин в мгновение ока подняли и отнесли с новорожденными сыновьями в замок.
Принц Генрих, все еще в кольчуге и с всклокоченными от шлема рыжими волосами, быстро направился взглянуть на мать и детей, которых проносили мимо.
– Рождены у частокола под проливным дождем и приняты собственным отцом. Такое начало знаменует нечто исключительное. – Он улыбнулся Оливеру. – Назови старшего Генрихом, и я буду крестным отцом обоим.
От такого предложения не отказываются. Король в качестве крестного – изрядное продвижение по службе.
– Я так и сделаю, сир, – ответил Оливер, поклонившись.
– Но только в том случае, если ты не назовешь второго Евстахием, – усмехнулся Генрих. Уголки его рта грозно дрогнули. Евстахий чуть было не взял Девиж. Хотя его отбросили, а наемников сильно потрепали, дома и имущество были уничтожены, а Евстахий доказал, что может наносить удары в самый центр укреплений Генриха.
– Право дать ему имя принадлежит моей жене, сир, – сказал Оливер, нежно посмотрев на Кэтрин.
– Тогда слово за вами, госпожа.
– Саймон, – тут же ответила Кэтрин. – В честь брата Оливера, который погиб в первые годы усобицы.
Генрих довольно кивнул. В другом конце зала Роджер Херефорд давно уже пытался привлечь его внимание. Принц быстро пробормотал поздравление и зашагал туда.
Кэтрин отнесли в небольшую комнатку в стене замка, где ее омыли, обиходили и оставили отдыхать вместе с новорожденными.
Оливер, который собирался пойти за Розамундой, чтобы она посмотрела на своих новорожденных братиков, задержался на пороге и посмотрел на Кэтрин и малышей, размещенных с двух сторон ее ложа.
В ответ на его взгляд Кэтрин подняла тяжелые веки.
– Что?
Оливер покачал головой и улыбнулся.
– Просто я думаю, что некогда в моей чаше не осталось ничего, кроме горького осадка, а теперь она полна до самых краев.
– И моя, – улыбнулась она в ответ.
ГЛАВА 33
АПРЕЛЬ 1153 ГОДА
Цыплячий бульон потихоньку побулькивал в котле; к его аромату примешивался запах сидра и трав. За стенами таверны над полями сгущались моросящие апрельские сумерки. Внутри было уютно; главную комнату озарял теплый красный свет от очага и лампы.
Кэтрин слегка вздохнула от удовольствия.
– Как приятно очутиться снова в Англии, – сказала она Эдит, обводя взглядом уютное помещение. – А здесь я всегда чувствую как дома.
– И правильно, – откликнулась Эдит. – Ты же знаешь, что вам с лордом Оливером всегда рады у нашего очага.
Руки хозяйки были в муке: она деловито катала клецки с травами, чтобы добавить их в бульон.
Кэтрин благодарно улыбнулась и некоторое время просто сидела и глядела в огонь, наслаждаясь теплом и уютом. Оливер, Годард и дети вышли во двор, чтобы посмотреть на кобылу и новорожденного жеребенка. Кэтрин наслаждалась спокойной минуткой. Она, конечно, не могла представить себя без Розамунды и мальчиков, но небольшая передышка – это так приятно.
Эдит побросала клецки в бульон и вытерла руки льняным полотенцем.
– Итак, где же ты была? – спросила она с искренним любопытством. Сама хозяйка не испытывала желания путешествовать дальше собственного заднего двора, но с живым интересом внимала рассказам тех, кому хватало духу выходить в поле.
Кэтрин обхватила руками поднятые колени.
– Ты знаешь, что двойняшки родились посреди битвы за Девиж?
– Ага, – прищелкнула языком Эдит. – Во рву, как слышал Годард, когда ходил в Бристоль за новостями.
Кэтрин рассмеялась.
– Не совсем так. У внешнего частокола, с Оливером в роли повитухи. Дома горели, а дождь хлестал как из ведра.
Эдит сложила руки на пышной груди.
– Чудо, что вы все остались живы, – сказала она, покачав головой. – Никогда бы не подумать при взгляде на этих малышей, что их жизнь началась так бурно.
– Бурное начало положил принц Генрих, их крестный отец. После церемонии он засыпал крестников таким количеством даров, что мы едва их упаковали. Ребята стали своего рода талисманом – доказательством победы успеха над случайностями. Плох ветер, который никому не приносит добра, Эдит.
– Это верно. – Эдит провела языком по зубам и кивнула, полностью соглашаясь со сказанным. Затем кинула любопытный взгляд на Кэтрин. – Ну, а куда вы отправились после Девижа?
Кэтрин нахмурилась, припоминая.
– Им, кажется, не было и трех недель, когда мы переправились через Пролив в Нормандию. Генриху требовалось больше средств. Кроме того, нас было слишком мало, чтобы одолеть Стефана. – Она слегка вздрогнула от воспоминаний и обхватила себя руками. – Была середина зимы. Дождь, холод, и вообще скверно. Даже после одной только переправы через море события у Девижа вспоминались, как летний пикник.
– И ты только три недели как поднялась с родильного ложа? Девочка, ты просто сумасшедшая! – осуждающе фыркнула Эдит.
Кэтрин улыбнулась.
– К тому моменту, как мы достигли твердой земли, я сама так считала. – Она подложила под котел еще полешко и принялась наблюдать, как пламя лижет его бока. – Мне было так плохо, что я с удовольствием дала бы награду тому, кто согласился бы швырнуть меня за борт.
Эдит снова прищелкнула языком, одновременно ужасаясь и наслаждаясь рассказом.
– А в Руане вы, наверное, зажили, как прежде?
– Некоторое время, – пожала плечами Кэтрин. – В основном мы следовали за двором по Нормандии и Анжу. – Ее глаза вспыхнули. – Я видела отца Генриха, человека, которого называют Жоффруа ле Бель за удивительную красоту.
– Он действительно красив?
– Как ангел, – вздохнула Кэтрин. – Не сказать правда, что он поступал, как ангел. У него был острый ум и он пользовался им без всякого милосердия, но это только усиливало его чары. Он умер от простуды, выкупавшись в реке Сене, когда возвращался из Парижа.
– Так вы и в Париже были? – вытаращила глаза Эдит. Кэтрин кивнула.
– Мы отправились с Генрихом и его отцом ко двору короля Людовика. – Она состроила недовольную гримаску. – Вот уж где мне не хотелось бы жить.
– Почему?
Кэтрин поджала губы и задумалась.
– Сначала там просто дух захватывает, так красиво и богато, – сказала она, подбирая слова. – У короля Людовика есть книга, переплет которой весь усыпан драгоценными камнями, огромными, как индюшачьи яйца, а его туника вся расшита жемчугом. Но спустя какое-то время там начинаешь задыхаться. Нам пришлось стоять на протяжении всей церемонии, а то, что прикрывали шелка и драгоценности, оказалось вовсе не таким хорошим. Вот Генрих ничего не изображает, не пускает пыль в глаза. Он вполне способен противостоять всему миру в старой охотничьей тунике; ему не нужны королевские одеяния, чтобы выглядеть, как король.
– А ты видела Элеонору Аквитанскую? – быстро спросила Эдит.
– Да, я ее видела, – улыбнулась Кэтрин.
– Не дразнись, как она выглядит?
Элеонора Аквитанская до недавнего времени была королевой Франции. Король Людовик развелся с ней, потому что она дала ему двух дочерей вместо желанного сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66