Путешествие от Ланкастера до Бристоля было долгим. Можно было бы проехать морем, но одна мысль о торговом судне, медленно плывущем вдоль побережья, заставила Кэтрин кинуться в отхожее место. Легче всего было двинуться в путь верхом в сопровождении двух наемников и поклажи, навьюченной на пони. Они выбирали тихие дороги, избегая больших городов, если только те не управлялись от имени Генриха.
– Это немного похоже на Руан, – сказала Розамунда, когда они приблизились к замку. Над устьем реки вились чайки, русло блестело, как серебряная лента. Линию горизонта перечеркивали мачты кораблей. – Только замок не такой большой.
– Да, он поменьше, – улыбнулась Кэтрин. – Но это дом.
Хотя Кэтрин отсутствовала несколько лет, в замке все еще нашлись люди, которые узнали ее и громко приветствовали, когда она спешилась во дворе. Здесь был Алайн, кузнец, у жены которого Кэтрин и Этель приняли первого сына. Мальчик, теперь девятилетний крепыш, раздувал мехи в кузнице отца, а его двухлетняя сестренка внимательно наблюдала за этим. Здесь была Вульфрун, теперь жена угольщика, которая покупала у Этель приворотные зелья, чтобы пленить сердце мужа. Кэтрин всегда подозревала, что ее волосы цвета спелой пшеницы и яркие голубые глаза действовали гораздо сильнее отвара из розовых лепестков – основной составляющей всех приворотных зелий Этель. И здесь была прачка Агата, близкая подруга Этель и живое свидетельство эффективности мази для рук, которую старая повитуха готовила из перетопленного гусиного жира и ароматных трав.
Успевшая потерять почти все зубы Агата, кожа которой покрылась морщинами и старческими пятнами, все еще оставалась крупной коренастой женщиной с крепкими мышцами, развившимися из-за того, что всю свою жизнь она мяла и выкручивала льняные простыни, накидки на валики, рубашки и сорочки. Она обвила руками Кэтрин и так крепко обняла, что та поневоле охнула, а Розамунда предусмотрительно отпрянула, чтобы и ее не поприветствовали точно так же.
– Благослови тебя Господь, девочка, и где же ты блуждала на этот раз?! – требовательно осведомилась Агата своим протяжным бристольским говорком.
– Я жила в Нормандии вместе с Оливером, по большей части в городе, который называется Руан. Это порт, немного похожий на Бристоль.
– Так ты еще с ним. Это хорошо. – Агата уперла руки в боки и одобрительно кивнула. – Тебе никак уж не стоило покидать его ради другого негодника, как ты тогда поступила. Этель тебе так и сказала бы, благослови Господь ее душу.
– Она предупреждала, – покаянно проговорила Кэтрин. – Она велела мне бояться человека на гнедом коне, только я думала, что ее слова относились к другому.
Агата провела языком по деснам.
– За деревьями не всегда виден лес, – заметила она и посмотрела на девочку – А это, должно быть, твоя дочка. Святая Дева, как выросла-то! – Агата наклонилась к ней. – Когда я видела тебя последний раз, ты была совсем крошкой и лежала у материнской груди. А теперь ты почти уже женщина.
– Мне шесть лет, – сказала Розамунда, серьезно посмотрев на старуху большими темными глазами.
– Значит, ты на шестьдесят лет моложе меня, – ответила Агата и улыбнулась Кэтрин – Она обещает разбить немало сердец, когда станет постарше.
– На это еще хватит времени, – сказала Кэтрин. – Годы слишком драгоценны, чтобы тратить их на пустые размышления.
– Да, да. Кажется, всего-то ничего прошло с тех пор, когда мне тоже было шесть лет. Только, конечно, я никогда не была такой хорошенькой – Агата с завистью посмотрела на тонкую черноволосую девочку – А где лорд Оливер?
– С принцем Генрихом где-то между Ланкастером и Йорком, – вздохнула Кэтрин – Мы пришли в Бристоль «на сохранение». Он поближе, чем Руан.
Она обвела взглядом белый камень стен и знамена, свисающие между квадратными зубцами.
– Кроме того, это дом, – добавила она с улыбкой и, нагнувшись, взяла Розамунду за руку. – Мы собирались навестить Эдон. Она все еще здесь?
Агата снова провела языком по деснам; морщины на ее лбу словно углубились.
– Да, она здесь, госпожа Кэтрин, и она тоже очень будет рада тебя видеть.
Крепкие руки старухи перебирали фартук.
– Что-нибудь не так?
– Да нет, – медленно проговорила Агата, продолжая хмуриться – Не то чтобы так. Просто она опять с ребенком и носит его не так хорошо, как в последний раз. Смерть графа сильно потрясла леди Мейбл, ну и траур тоже не способствует хорошему настроению – Старуха заставила себя улыбнуться – Они все будут рады увидеть тебя, особенно если ты принесла свежие новости. Немножко доброго веселья, вот что им всем нужно.
Не совсем уверенная в том, что ее ожидает, Кэтрин прошла в зал, откуда юный паж сопроводил ее в покои графини. Ее отяжелевшему телу казалось, что ступенькам не будет конца, и она с трудом переводила дух, когда паж провел ее по коридору и постучал в тяжелую дубовую дверь.
Дверь открыла Беатрис, одна из старших служанок. При виде Кэтрин и Розамунды ее глаза округлились. Девочка быстро спряталась за маму на случай, если снова примутся обниматься, но служанка только вскрикнула от удивления и расцеловала Кэтрин в обе щеки, прежде чем впустить в комнату.
Девушки графини сидели за вышиванием. Одна из них играла на арфе, другая читала вслух из переплетенной в кожу книги французских сказок. Появление Кэтрин и Розамунды заставило всех немедленно отвлечься от своих занятий, а книга моментально была отложена ради новостей из внешнего мира. Кэтрин сама казалась женщинам живой сказкой. Их жизнь проходила в четырех стенах комнаты, самые дерзкие желания не шли дальше выезда на соколиную охоту или посещения ярмарки в Михайлов день. Рассказы о странствиях Кэтрин с периодическими приливами опасности, сердечной болью и удачей не просто подхватывались, а поглощались одним жадным глотком.
Розамунду ласкали и угощали сладостями из личных запасов графини, которые казались девочке гораздо аппетитнее, чем корзина с угрями, оставленная матерью в кухне у одного из поваров. В покое были и другие дети: два мальчика, чуть старше Розамунды, и три светловолосые девочки-погодки. Все они оказались детьми Эдон.
– А мой живот опять большой, – чуть позже пожаловалась Эдон, когда Кэтрин покончила с новостями и возбуждение, вызванное ее появлением, слегка стихло. Женщины вернулись к вышивке; по комнате опять поплыли нежные звуки арфы.
Кэтрин посмотрела на набухший живот Эдон, по сравнению с которым ее собственная расширившаяся талия не шла ни в какое сравнение.
– Это будет седьмой, – сказала блондинка. – Одного я потеряла полтора года назад на третьем месяце. – Она слегка поморщилась. – Мы с Джеффри стараемся, как можем, но нельзя же вообще без этого, если только ты не монах или не монашка. А вы-то с Оливером как справляетесь?
Эдон покосилась на Кэтрин. Та похлопала себя по животу и призналась:
– Так уж получилось, что я тоже с ребенком, хотя срок поменьше, чем у тебя. Если бы Оливер это знал, он оставил бы меня в Руане, так что при встрече его ждет сюрприз.
В ее голосе внезапно зазвучали нотки мрачного предчувствия.
– Ты хочешь сказать, потрясение, – сварливо заметила Эдон.
– Да, и это тоже. Как только он узнает, сразу же начнет волноваться и мучиться. Так что, чем дольше я сумею скрыть свое положение, тем лучше для него, и пусть обижается сколько угодно, что я не поставила его в известность раньше.
– Тебе виднее, – с сомнением проговорила Эдон, словно на самом деле считала совершенно иначе.
Кэтрин поджала губы, но спорить не стала, потому что ее грыз червячок сомнения: ведь Эдон могла оказаться права.
– Сколько месяцев тебе осталось?
– Ребенок должен появиться к Святому Михаилу, – ответила блондинка.
Кэтрин уставилась на нее, не способная увязать слова со свидетельством собственных глаз. Эдон уже была огромна. Постоянные беременности ослабили ее мышцы и отложили подушки жира там, где когда-то было подтянутое, стройное девическое тело. Эдон не могло быть больше двадцати восьми, но выглядела она лет на десять старше. Под ее глазами набрякли темные мешки, а пальцы так опухли, что кольца наполовину погрузились в мясо. Кэтрин уже приходилось наблюдать подобные признаки, и она знала, что женщинам с ними часто очень трудно рожать.
– Я рада, что ты здесь. – Эдон сжала руку Кэтрин. – Ты ведь останешься до моего разрешения, правда? Мне никогда не забыть, как вы с Этель спасли жизнь моего первенца.
Кэтрин тепло улыбнулась ей, хотя ее сердце сжималось.
– Если смогу, то останусь, – пообещала она.
Розамунда устроилась в уголке с тремя другими девочками, затеяв какую-то загадочную игру с мотком шерсти. Кэтрин смотрела на склоненные головки, сосредоточенные лица и проворные маленькие руки.
– Тебе нужно пить побольше отвара из листьев малины и отдыхать, подняв ноги до уровня тела, чтобы улучшить настроение, – сказала она Эдон. – Тогда рожать будет легче.
– Ты хочешь сказать, что роды будут трудными?
– Нет, нет, – поспешно откликнулась Кэтрин, зная, как легко Эдон впадает в панику. – Я хочу сказать только одно: что бы там ни говорила церковь по поводу того, что женщины рожают в муках из-за греха Евы, с моей точки зрения, чем меньше мук, тем лучше. Эти средства я рекомендую абсолютно всем, поскольку они возбуждают движения плода. Честно говоря, я сама собираюсь воспользоваться собственным советом.
Она говорила слишком быстро, чтобы оправдания выглядели подостовернее, и почувствовала это сама. Эдон недоверчиво посмотрела на подругу, затем предпочла все же поверить ей и со вздохом расслабилась.
– Самый верный способ избавиться от мук, это родиться мужчиной. Бросил семя – ступай своей дорогой.
Кэтрин кивнула.
– У мужчин свои опасности, – проговорила она чуть погодя, думая об Оливере и спрашивая себя, где он сейчас.
ГЛАВА 30
Оливер тоже спрашивал себя, где она сейчас. Разумеется, не в Йорке, как должно было быть по главному плану. Йорк твердо оставался в руках Стефана. Вести о подходе Генриха из Ланкастера далеко опередили его, и горожане Йорка послали за помощью. Помощь эта появилась гораздо быстрее, чем предполагали, в виде самого Стефана во главе огромного войска наемников.
Ввиду жесткой битвы, к которой принц Генрих еще не был готов, он предпочел осторожность благоразумию и отступил. Шестнадцать лет давали достаточный запас времени, которого уже не было у тридцатипятилетнего Стефана. Принц Генрих распустил армию. Король Дэвид вернулся в Карлисл, Раннульф Честер отошел к своим вересковым равнинам, а Генрих направился к анжуйским твердыням на юго-западе: к Глостеру, Бристолю и Девижу.
Отход походил на игру в прятки, поскольку Стефан повсюду разослал патрули, чтобы перехватить отряды Генриха. Хотя отступление и не было бегством, оно неприятно напоминало Оливеру то, что произошло под Винчестером восемь лет назад. Его постоянно преследовал один и тот же кошмар: ему заступает дорогу ухмыляющийся темноглазый фавн в образе человека в красной, как кровь, тунике. Во сне Оливер, обнажив меч и невзирая на все остальное, бросался на Луи де Гросмона, но в момент удара его лицо превращалось в лицо Кэтрин, испуганное и осуждающее, – и он, вздрогнув, просыпался с колотящимся сердцем и потными ладонями.
Они скакали в темноте, освещая дорогу сосновыми факелами. Когда шел дождь, они отдыхали, пока дневной свет снова не проникал в лес: вода просачивалась сквозь густую листву ильмов и стекала по их стволам. Кольчуги с потеками ржавчины скользко сверкали серебром. К тяжелому аромату зеленого леса примешивались запахи роста и гниения.
По мере приближения к болотистым пустошам они выбирали дороги поменьше, иногда простые овечьи тропы, хотя изредка им попадались тракты, о которых Генрих говорил, что они были построены еще римлянами: эти участки отличались более гладкой и твердой поверхностью, чем нынешние протоптанные башмаками пути. Они переплывали реки, предпочитая не рисковать подниматься на мосты, где их могли ждать войска Стефана, и до того как очутились на юго-западе, не рисковали провести ночь в чем-либо более приметном, чем амбар или одиноко стоящая хижина.
Денек они передохнули в Херефорде, который хранил верность принцу, а затем двинулись к Бристолю. Генрих все еще опасался передвижений наследника Стефана, Евстахия, который вторгся в Глостершир с армией из Среднего Эссекса, надеясь сокрушить любые претензии принца до того, как их можно будет выдвинуть.
В дне пути от Бристоля Генрих остановился на ночь в замке Дарслей около Строуда. Глаза принца покраснели от бессонницы, но в остальном было не похоже, что отступление заметно исчерпало запасы его жизненной активности. Оливеру хотелось только одного: свернуться где-нибудь в уголке и заснуть без сновидений, по крайней мере на год. Его левая рука ныла от необходимости постоянно сжимать поводья, ключица тоже болела от тяжести лямки, на которой висел щит.
– Моя голова ничем не отличается от подкольчужника, – заметил он, когда Ричард весело сунул ему под самый нос кубок с горячим вином. – Она так набита шерстью, что простегивать бесполезно.
– Во всяком случае завтра мы будем в Бристоле, – беззаботно ухмыльнулся Ричард.
Оливер отхлебнул вино, над которым поднимался пар. Оно было кислым, но какая разница, если оно помогало восстановить силы?
– А что потом? – Он посмотрел на Генриха, который уверенно сновал по комнате, отдавая приказы командирам. Его короткие, почти квадратные кисти бурно жестикулировали. Даже сейчас, в конце долгого, трудного пути он все еще отлично держался на ногах и даже подпрыгивал на ходу. Какой-то момент Оливер был совершенно уверен, что принц собирается задать ему нелепый вопрос по поводу снабжения и будет дожидаться ответа.
Ричард пожал плечами.
– Потом мы как следует наедимся за крепкими стенами, где Стефан не сможет до нас добраться, а с утра снова начнем составлять планы.
Оливер застонал. Сам процесс составления планов его особенно не волновал. Он умел быстро и качественно обеспечивать передвижение войск и знал, что припасы и снаряжение всегда легче достать в летние месяцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66