– Я Роберт де Кэн, граф Глостер. Я сдаюсь тебе, но не из-за того, что испугался угрозы. Если ты убьешь меня, сомневаюсь, что доживешь до момента, когда сможешь проследить за почетными похоронами.
Молодой воин принял меч и повернул его к свету, восхищаясь качеством.
– Я тоже, – ответил он, но глаза его блестели как у кота, слизывающего с усов сливки.
За семьдесят миль от этих событий, в Бристоле, Кэтрин сидела в женских покоях и с помощью Эдон шила свадебное платье. Графиня Мейбл дала ей отрез тонкой темно-красной шерсти и мешочек жемчуга, чтобы расшить рукава, ворот и подол. Правда, день свадьбы был не ближе, чем четыре месяца назад. Поддержка, на которую рассчитывала королева Матильда, заставляла себя ждать. Лондон остался верен супруге Стефана, а теперь еще и епископ Винчестерский, опереться на которого для Матильды было совершенно необходимо, все больше охладевал. Брат короля Стефана, он чутко следил за тем, откуда дует ветер.
Каждый день в Бристоль и обратно неслись гонцы, которые привозили вести графине и приказы людям, чей долг был следить за тем, чтобы дела шли гладко. Изредка появлялся Оливер с требованиями продовольствия и фуража, но оставался не больше, чем на сутки. Не то что обвенчаться, поговорить-то было некогда.
– Но они, конечно, скоро вернутся домой, – сказала Эдон, слегка вздохнув. – Они воюют уже все лето. Джеффри говорит, что сторонникам Стефана все же придется наконец признать Матильду.
Кэтрин поморщилась, и не только из-за того, что шов, который она делала, никак не хотел идти прямо.
– Разве что в самом конце. И похоже, что до него-то они и будут драться, – ответила она на замечание Эдон, откусила нитку и принялась печально рассматривать свою работу, отлично понимая, что придется все распороть и начать заново.
– Неважно, до чего, лишь бы поскорее, – капризно откликнулась Эдон – Ты Оливера хоть иногда видишь, а мы с Джеффри не встречались целое лето.
Кэтрин достаточно хорошо знала приближающиеся признаки, поэтому поторопилась отложить шитье и под предлогом, что ей надо заглянуть к жене конюха, которая была на последних неделях беременности, выскочила из покоев. Поток слез – это последнее, что ей сейчас было нужно, потому что она сама могла присоединиться к Эдон, чтобы выплакать свое сердце.
Молодая женщина замешкалась в своей комнатке, чтобы собрать все необходимое. У очага лежала растопка, оставленная Годардом; стоял густой запах дыма и сушащихся трав. Когда Кэтрин вскинула сумку на плечо, ее ноздрей коснулся еще один аромат: сухой, едва уловимый. Этого запаха не было в помещении семь месяцев. Волоски на шее молодой женщины встали дыбом.
– Этель? – шепнула она и огляделась. Все, как было: горшочки, пучки трав, но запах по-прежнему щекотал ноздри, а воздух вокруг внезапно стал холоден, как лед. В мозгу вспыхнул образ Этель, сидящей у очага в зеленой накидке, которую подарил ей на зимние праздники Оливер. На мгновение картинка стала такой яркой, что Кэтрин почти поверила в ее реальность. Сердце гулко застучало, подмышки стали липкими от холодного пота.
– Госпожа Кэтрин?
Внезапно возникшая на пороге тень Годарда заставила ее схватиться за горло и едва не выпрыгнуть из собственной кожи.
– Боже! Ну можно ли так подкрадываться! Годард озадаченно похлопал глазами:
– Я не хотел пугать вас.
– Но испугал! – резко бросила Кэтрин, потом, немного устыдившись, спросила уже менее гневно. – Ты чувствуешь здесь какой-то запах, Годард?
Слуга совсем растерялся и глубоко вдохнул.
– Запах, госпожа? – Он медленно покачал головой. – Только травы и очаг. Чего-нибудь не хватает?
Молодая женщина перевела дыхание. Запах исчез; все было, как должно быть.
– Нет, ничего, – ответила она, натянуто улыбнувшись. – Ты искал меня?
– Я только что видел, как в ворота въехали два солдата. Один из них ранен. Есть новости, госпожа. Я слышал, как один солдат сказал, что Винчестер потерян, а королеве пришлось бежать. Граф взят в плен фламандцами.
Холод вернулся, но теперь он шел изнутри. Кэтрин смотрела на Годарда и чувствовала, как леденеет.
– Оливер, – шепнула она. – Что с Оливером? Годард поскреб кудлатую голову.
– Извините, госпожа, я больше ничего не сумел разузнать. Конюхи взяли лошадей, а едва держащихся на ногах солдат отвели в зал.
– Я Должна выяснить.
Кэтрин стряхнула ледяное оцепенение, пока оно не поглотило ее с головой, и помчалась в замок так быстро, насколько позволяли путающиеся под ногами юбки.
ГЛАВА 18
С тех пор как пришлось покинуть Чепстоу, Луи успел привыкнуть к виду роскошных замков, но Рочестер своим сочетанием комфорта и абсолютной неприступности произвел впечатление даже на него. Эту новую крепость построили менее двадцати лет назад. Все частные покои в ней были с расписными каминами и хорошими окнами, которые давали много света, разумеется, когда не были закрыты ставнями от непогоды. На каждом этаже имелся собственный колодец, что гораздо удобнее, чем таскать воду из подвала или со двора. Хватало и гардеробных с уборными, следовательно, отпадала необходимость бегать за малой нуждой в морозную темень.
Именно такую крепость Луи выбрал бы для себя. Конечно, подобным амбициям не суждено реализоваться, но ему вполне могли поручить под охрану меньшее укрепление. Он высоко поднялся в глазах Стефана и д'Ипра за пленение Роберта Глостера.
Собственное состояние тоже можно было считать обеспеченным, поскольку ему причитался выкуп за рыцарей Роберта. В ознаменование такой удачи Луи заказал себе новую тунику из лучшей фламандской шерсти самого дорогого цвета – ляпис-лазури. Такую одежду можно встретить разве что на бароне. Туника была отделана бело-голубой тесьмой, узор которой представлял собой бесконечно переплетающиеся буквы «Л». Хоть люди говорят, что птица хороша не из-за перьев, однако Луи был уверен в обратном. Оденься как конюх или простой солдат, к тебе и будут относиться соответственно. Одежда благородного вызывает уважение и открывает массу возможностей.
Вместе с тем Луи не впадал в ошибку вседозволенности. Он не хотел, чтобы его считали фатом. На его пальцах не было колец, и он любил подчеркивать в разговоре, что не носит их, поскольку кольца мешают крепко держать меч. Довольно часто он появлялся в зале в своем стеганом гамбезоне, из-под которого виднелся только краешек туники, чтобы подчеркнуть тот факт, что прежде всего он – солдат. Все это делалось достаточно искусно и позволяло завоевать уважение даже со стороны пленников, которые вместе с их лордом содержались под домашним арестом в одном из верхних покоев.
Когда приходила его очередь нести караул, он часто сидел в их компании и обменивался всякими историями из солдатской жизни, вызывая расположение к себе мягким, ненавязчивым юмором.
– Ты не фламандец, – заметил светловолосый рыцарь однажды вечером за вином. Его звали Оливер Паскаль, и Луи чувствовал, что этот человек в своем роде является исключением. Он не выказывал к нему особой склонности. Это был вызов. Луи поставил своей целью завоевать его, заключив сам с собой пари, что к тому времени, когда будет оговорен выкуп, Паскаль станет есть из его руки.
– Как и многие среди людей лорда Вильяма, – с легкой улыбкой ответил он, слегка пожав плечами, и подлил вина в чашу Паскаля.
Проницательный взгляд темно-серых глаз не выдавал мыслей. Паскаль оперся спиной о стену, вытянул ноги на скамье и сказал:
– Может быть и так, я не слишком знаком с другими людьми лорда. Мне просто любопытно, кто ты и как попал к нему на службу.
– Чем же я обязан подобному интересу? – как бы между прочим спросил Луи.
Настал черед Паскаля улыбаться и пожимать плечами.
– Да так. Чем еще тут заниматься в промежутках между игрой, вином и сплетнями? Тебе разве не хотелось бы побольше узнать о человеке, в чьих руках находится твое будущее?
Луи рассмеялся и откинул рукой волосы, открыв правильные, красивые черты лица.
– Не уверен, что хотелось бы.
– Тогда мы очень разные.
Ненадолго повисло молчание. Луи прикидывал, что лучше: сказать правду, наврать или не отвечать вообще. Паскаль обхватил пальцами слегка неровный край своего глиняного кубка и пережидал момент с явным апломбом. Луи прищурил глаза, но это не помогло ему разглядеть что-либо в своем пленнике. И все же это вызов.
– Да, наверное. – Он сделал глоток из своей чаши и отставил ее, чтобы вино не могло слишком развязать язык. – Однако, раз тебе интересно, кое-что расскажу. Без подробностей.
Серые глаза оценивающе блеснули из-под на мгновение широко раскрывшихся век, затем опустились.
– У меня дома случились неприятности, – обезоруживающе развел руки Луи. – Я убил человека, которого трогать не следовало. Хотя произошло это в честном поединке, я знал, что, если останусь, то дни мои сочтены. Поэтому я сделал вид, что погиб: взял меч моего врага, а свой оставил на берегу реки, где мы сошлись в поединке, вместе с одним ботинком. – Он выдавил из себя усмешку. – Была ранняя весна, стоял жуткий холод, но лучше обморозиться, чем получить нож в спину. Я отправился по Англии, услышал, что Вильям д'Ипр набирает людей, и с тех пор у него на службе.
Луи снова развел руками, показывая, что больше говорить действительно не о чем.
– Я исповедовался и принес покаяние. Так что теперь чистая овечка.
Джеффри Фитц-Мар, до сих пор не принимавший участия в разговоре, удивленно расширил глаза и наклонился вперед:
– А я считал, что ты высокого рода и имеешь собственные земли!
– Что же, род действительно высок, – фыркнул Луи. – Но младшему сыну почти не остается колосков, которые он может подобрать. Собственные земли? Со временем они у меня будут.
Улыбка стала жестче. Он перевел взгляд на Оливера.
– Ну как, стоило спрашивать?
Это прозвучало, словно человек оборонялся.
– О да, – откликнулся Оливер, и впервые в его глазах промелькнула веселая искорка. Однако Луи не поздравил себя с этим, потому что линия губ его собеседника тоже не смягчилась и он по-прежнему держался замкнуто, тогда как самому Луи пришлось открыть больше, чем хотелось бы.
– Чистая овечка, клянусь задницей! – сказал Оливер, когда Луи ушел. – По-моему, волк в овечьей шкуре.
– Он тебе не нравится?
Джеффри был так похож на встревоженного ребенка, что Оливер поневоле оттаял. Он покачал головой и усмехнулся про себя.
– Не то чтобы это. Мне не нравится сидеть под замком в Рочестере и не знать ничего, кроме того, чем нас кормят. Я никогда не умел вежливо шаркать ножкой. – Оливер недовольно скривил рот и добавил. – А Луи де Гросмон – хорошая компания. Над некоторыми его рассказами я чуть живот не надорвал. Помнишь тот, о женщине и попугае?
Он весело зафыркал.
– Так почему ты его не любишь?
– Потому что именно этого он добивается. Посмотри, как он наблюдает за нами: водит, словно рыб на леске. А я – та самая рыбка, которая не желает угодить на крючок.
– Но зачем он это делает? Чего этим можно достичь? – сморщил лоб Джеффри.
– Уважения. Власти. Ты не обращал внимания на то, как он на нас смотрит?
– Нет. – Джеффри выглядел еще более растерянным, чем обычно.
Оливер вздохнул, встал и понес свой кубок к окну. Сараи и мастерские во дворе золотились под поздним октябрьским солнцем. К загону у кухни гнали пятерых поросят. Скоро ноябрь, месяц, когда забивают скот и готовят солонину к зиме. Он был бы уже женатым человеком. Улыбнись фортуна, и они с Кэтрин готовились бы встретить Рождество в большом зале Эшбери. А вместо этого он замурован в Рочестере с теми же видами на будущее, какие были, когда он вернулся из Иерусалима. Оливер прижался плечами к каменному оконному проему, он видел, как Луи де Гросмон устремленно направляется по каким-то своим делам, и отчаянно ему завидовал.
– А мне он все равно нравится, – заявил Джеффри, как бы оправдываясь.
Оливер допил вино и обернулся.
– Это не трудно. Тебе нравятся все до тех пор, пока они улыбаются.
– Следовательно, не ты, – парировал Джеффри – От твоего вида свежее молоко скиснуть может!
Оливер удивленно поднял брови. Обычно замечания Джеффри были не острее свежего молока. Ну надо же!
Джеффри чертыхнулся, поставил ногу на скамью и недовольно продолжил:
– Мы тут окончательно обабимся! Только и остается, что цапаться друг с другом, чтобы хоть какое-то занятие было. Я хочу домой. Я хочу увидеть Эдон и сына.
Молодой рыцарь сжал руки и прижал сцепленные ладони к губам. Раздражение Оливера мгновенно сменилось острым сочувствием и симпатией.
– Когда мы вернемся, тебе придется потанцевать на свадьбе, – примирительно сказал он и каким-то образом умудрился выдавить из себя многозначительную улыбку. – Будешь моим шафером.
– Охотно, – отозвался Джеффри, не отнимая ладоней от губ. Затем он расцепил руки и подержал их перед собой. – По крайней мере, мы не в цепях.
Оливер не ответил. Пожалуй, лучше цепи, чем этот вежливый домашний арест – ни плен, ни свобода. Он вернулся обратно к окну. Луи де Гросмон был все еще на виду: говорил с женщиной в красном платье и темном плаще. Вот он подхватил ее на руки и унес куда-то за сарай из поля зрения Оливера. Его голубка, без сомнения.
Оливер подумал о Кэтрин и застонал.
Кэтрин проделала долгий путь. Вид замка Рочестер одновременно радовал и устрашал. Теперь, когда цель была уже близка, молодая женщина страшно нервничала и едва не падала под грузом всех тревог и сомнений, которые хоть немного, но удавалось подавлять во время странствий. А вдруг Оливера нет здесь? При этой мысли она едва не повернула назад: лучше уж неизвестность, чем уверенность в самом худшем.
– Госпожа?
Годард лукаво смотрел на нее, опираясь на свой громадный посох.
Он был защитой и опорой Кэтрин на всем пути от Бристоля до Рочестера, и она не могла нарадоваться на то, что он такой гигант. Любой человек подумает дважды, прежде чем затеять с ним ссору, даже ради развлечения, да и кошелек с деньгами на выкуп Оливера находился под надежной охраной.
Графиня пыталась отговорить молодую женщину от ее затеи, но Кэтрин проявила несгибаемую твердость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66