Головные боли были настолько мучительны и так высасывали все силы, что она дико пугалась даже первых искорок перед глазами. Иногда в разгар лета ее заставляли впадать в панику замеченные краем зрения блики на воде или солнечные зайчики, потому что вслед за яркими пятнами неминуемо приходила мигрень. Какое облегчение наступало, когда Кэтрин убеждалась в своей ошибке! Но сегодня надеяться на пощаду не приходилось. Пятна слились в одно, закрыли собой все окружающее, а желудок принялся сжиматься при каждом шаге лошади. Боль, пока еще терпимая, лизала лоб, ища, где бы ей угнездиться по-настоящему. Кэтрин закрыла глаза. Яркое пятно почернело, только края его отливали дрожащим серебряным светом. Сердце билось в ушах, и с каждым ударом в мозг впивались раскаленные иглы. Женщина стиснула зубы, но, несмотря на это, рот неотвратимо заполнился слюной.
– Стойте! – прохрипела она Оливеру, сглотнув. – Скорей! Он резко дернул поводья и круто повернулся:
– Какого?..
Но Кэтрин уже соскользнула с крупа серого жеребца и припала к дереву. Ее рвало.
Когда приступ прошел, женщина почувствовала себя немного лучше. Боль проходила над ней волнами, заставляя череп трещать, как будто его било о скалы. Ей удалось только свернуться калачиком и перевести дух.
Оливер, окаменев в седле, не сводил с нее глаз. Уж не зараза ли это, которая перейдет на всех, кто был рядом? Именно так начинается сыпной тиф. Три года назад была вспышка в Яффе, в порту, где собирались крестоносцы. Тогда от этой болезни погибли сотни людей.
– Что с ней стряслось? – голос и расширившиеся глаза Гавейна выдавали тот же страх, который не выразил вслух Оливер.
– Не знаю. Если зараза, то бросать ее здесь уже нет смысла. Мы либо заболеем, либо нет. Все в руках Господа, – раздраженно буркнул рыцарь, сердясь на самого себя, и спешился.
Ричард тоже соскочил с вьюков позади Гавейна и насмешливо сказал:
– Это всего лишь один из ее приступов головной боли. Бояться нечего.
– Один из приступов головной боли? – переспросил Оливер.
При виде того, как мальчик подошел к Кэтрин и обнял ее, ему стало стыдно.
– Они у нее иногда случаются, и тогда ей приходится лежать в темноте. Лекарь говорит, чтобы вылечиться, нужно разрезать живую лягушку и положить ее кишки на лоб, тогда они вытянут все дурные соки. Только Кэтрин ни разу не попыталась это испробовать.
– Ничего удивительного, – скривился Оливер.
Он вернулся к лошади и отцепил от седла сумку из оленьей кожи. Эта потертая, покрытая пятнами сумка сопровождала его во всех походах уже четыре года. В ней хранились жгут, льняные бинты, чтобы перевязывать раны и накладывать шины, небольшие ножницы, иголка и нитки. Были и сухие травы в небольших льняных мешочках. Различить содержимое мешочков можно было по цвету завязывающих их шерстяных ниток.
– Разведи костер, – велел рыцарь Гавейну. – Может быть, ей поможет отвар девичьей ромашки с мятой. По крайней мере так уверяет Этель.
Развязав один из мешочков, он покрошил несколько сухих стебельков и цветочных головок в маленький котелок, который извлек из поклажи, затем ненадолго углубился в лес и вскоре вернулся с пучком лесной мяты. Эта трава тоже очутилась в котелке. Оливер налил туда воды из своей кожаной фляги и поставил котелок закипать на огонь, который Гавейн успел развести, подпалив с помощью кремня небольшую кучку сухих веток.
Кэтрин прислонилась спиной к стволу березы. Тень листвы заставила кожу на ее лице казаться еще зеленее, чем она была.
– И часто у нее бывают эти приступы? – поинтересовался Оливер, когда над котелком стал подниматься пар, а вода приобрела темно-золотистый цвет.
– Не знаю, – пожал плечами Ричард. – Наверное, каждый раз, как начинаются неприятности.
– Священник говорил, что в моей голове сидят дьяволы, – пробормотала Кэтрин, не открывая плотно сомкнутых глаз. – Он все порывался выбить их, но леди Эмис ни разу не дала ему попробовать.
– Когда я был в Риме, один костоправ говорил мне, что лучший способ избавиться от дьяволов в голове – сбрить с нее все волосы и проделать в черепе дыру, тогда демонам поневоле придется через нее убраться, – задумчиво проговорил Оливер. – Я далек от того, чтобы сомневаться в словах ученого человека, но сам всегда предпочитал обходиться отваром ромашки с мятой. Мне это отлично помогает наутро после ночи, проведенной за вином.
Кэтрин слегка содрогнулась, приоткрыла мутные, как со сна, глаза и тщетно попыталась сосредоточить взгляд на рыцаре.
– Если вы только попробуете приблизиться к моей голове, я убью вас.
– Все равно мой нож давно затупился, – весело отозвался тот, снял котелок с огня с помощью сложенного вдвое края плаща и перелил отвар в рог для питья.
Пока Оливер дул на воду и помешивал ее, чтобы побыстрее остудить, Гавейн затоптал огонь и отошел к лошадям.
– Вот, пей.
Рыцарь встал на колени рядом с Кэтрин, протянув ей рог.
Женщина сморщила нос. Пар пах весьма неприятно.
– Вы просто ублюдок, – жалобно прохныкала она, но все же взяла сосуд и поднесла его к губам дрожащими руками, чуть не промахнувшись мимо рта.
Вкус, как и следовало ожидать, был омерзительным. Кэтрин поперхнулась, но все же заставила себя проглотить варево.
– Я знаю, пить довольно противно, но обещаю, что боль станет легче, – в голосе Оливера прозвучал такой оптимизм, что она едва не возненавидела его за это. – Ты сможешь сесть на коня самостоятельно, или мне поднять тебя?
Кэтрин сглотнула. Перед глазами по-прежнему плясали яркие пятна, а питье едва держалось в бунтующем желудке.
– Сама справлюсь, – проговорила она сквозь зубы, усилием воли преодолела полуобморочное состояние, оперлась на предложенную руку, кое-как удержалась на ногах и заковыляла по направлению к серому жеребцу.
Бок лошади показался неприступным утесом. Оливер легко вспрыгнул в седло, едва коснувшись железного стремени. Гавейн с Ричардом уже сидели верхом и ждали.
Кэтрин закрыла глаза, поставила ногу туда, где по ее расчетам должна была быть нога рыцаря, и почувствовала, как мускулистая рука тянет ее вверх. Она плюхнулась на круп, как мешок с капустой, и судорожно вцепилась в пояс паломника, потому что конь испуганно всхрапнул и присел на задние ноги.
Оливер пробормотал коню что-то успокоительное и дал удилами знак трогаться с места.
– Уже не так далеко, как кажется, – заговорил он, обращаясь на этот раз к женщине. – Скоро доберемся до переправы Шарпнес, пересечем реку, а там поскачем прямо к Бристолю.
Кэтрин тихо застонала. В данный момент любое расстояние представлялось ей чем-то нескончаемым.
Они переправились через Северн и, спустя пять часов неторопливой рыси, добрались до города Бристоля. Оливер мог бы очутиться там вдвое скорее, однако заставил себя сохранять терпение. Он грелся в теплых лучах заходящего солнца и рассказывал Ричарду о родне, к которой вез его: Роберте де Кэне, графе Глостере, и его жене, графине Мейбл. Рыцарь описывал роскошь двора и великолепие, которое не так уж давно воцарилось за укреплениями бристольского замка. Мальчик почти не отзывался, но время от времени рыцарь видел поднятые брови или ловил кинутый украдкой загоревшийся взгляд, а это свидетельствовало, что он говорит не только для собственных ушей. Кэтрин спала, прислонившись к его спине. Иногда она слегка всхрапывала, но не проснулась, даже когда Оливер остановился, чтобы сделать несколько глотков воды из фляжки и съесть ячменную лепешку из дорожных запасов. У переправы ее снова скрутило, но уже не так сильно; цвет лица понемногу восстанавливался.
– А Кэтрин позволят остаться со мной? – деловито спросил Ричард, запив последний кусок лепешки водой из фляги Оливера.
– Разумеется.
Мальчик так пристально уставился на него, что рыцарю пришлось перекреститься и поклясться честью.
– Но ведь ты будешь делать то, что прикажут. Оливер прикусил губу.
– Я поклялся служить графу Глостеру и королеве Матильде, поскольку признаю ее законной королевой, но слово, данное твоей матери, в равной степени обязывает меня заботиться о тебе и Кэтрин до тех пор, пока ваша судьба не будет устроена. – Он взял у Ричарда флягу, мимолетным движением пригладил его темные волосы и приторочил почти опустевший сосуд обратно к седлу. – Не волнуйся. Обещаю, что не умою руки, как только мы завидим ворота Бристоля.
Взгляд мальчика не смягчился. Оливер прищелкнул языком, чтобы пустить лошадь быстрее. Прошлой ночью у костра Ричард сказал, что обещать легко. Видно, недаром.
Кэтрин разбудил громкий, проревевший чуть ли не в самое ухо голос:
– Угри из Эйвона, госпожа! Свежепойманные! И часа не прошло!
Она резко открыла глаза и ошарашено уставилась на блестящую скользкую массу в тростниковой корзине всего в футе от ее лица. Хриплый голос принадлежал крепкой женщине, одетой в потрепанное платье из домотканой холстины, которая трясла своим товаром перед всеми прохожими, расхваливая его достоинство. Кэтрин резко выпрямилась и опять ужаснулась. Боль пронзила череп, от вида и запаха рыбы снова замутило.
– Угри из Эйвона, господин! Только что из реки! Женщина бежала рядом со стременем, подсовывая корзину прямо под нос Оливеру.
Кэтрин огляделась, сначала несколько растерянно, потому что никак не могла прийти в себя после сна, но потом до ее сознания постепенно дошло, что они прибыли в Бристоль. Шум и суета портового города, избранного Робертом Глостером в качестве своей резиденции, подействовали на женщину как физический удар. Она потерла лоб. Щека онемела. Прикоснувшись к ней пальцами, Кэтрин почувствовала вмятины, оставленные кольцами кольчуги.
– Найди корзину, в которую их можно положить, и я возьму дюжину, – сказал Оливер торговке и глянул через плечо на свою спутницу. – Проснулась? Как отвар, помог?
– Голова гудит, как колокольня на Пасху, а спать я могла бы еще неделю, – ответила Кэтрин, – но, по крайней мере, хотя бы думать снова можно.
– Сможешь подержать корзину с угрями? Торговка успела вернуться с небольшой тростниковой плетенкой, куда она торжественно поместила двенадцать скользких блестящих рыбин.
– Разве у меня есть выбор? – мрачно поинтересовалась Кэтрин, пока рыцарь расплачивался.
– Ты можешь отказаться.
– Давай сюда! – Кэтрин обреченно возвела глаза к небу и вцепилась в плетенку.
– Бог благослови вас, сэр, и вашу красавицу леди. А уж вкусны эти угри, самому королю впрок пойдут!
Оливер, посмеиваясь, поблагодарил женщину и поехал дальше. Кэтрин старалась не глядеть на покупку и отворачивала голову от запаха.
– Ох уж эти торговки! – мрачно хохотнул рыцарь. – Вечно сболтнут такое, что ни в какие ворота не лезет. Слышала, что она сказала?
Лицо Кэтрин вспыхнуло.
– Да, только она ошиблась.
– В чем ошиблась?
– Мы же не муж и жена.
– Ах это! – Оливер махнул рукой. – Нет, я говорю об угрях. Старый король Генрих умер, проглотив целое блюдо несвежих угрей. Они не просто не пошли ему впрок, а привели к смерти, из-за чего и разгорелась вся эта кровавая война. Можно сказать даже, что из-за блюда с рыбой род Паскалей лишился наследства, поскольку мой брат Саймон потерпел поражение и был убит, поддерживая королеву Матильду.
– И, несмотря на это, вы их все-таки едите? Рыцарь серьезно кивнул, признавая скрытый в словах Кэтрин намек.
– Вообще-то сейчас я купил угрей в подарок другу. Но твоя правда: я их ем, причем с жадностью, несмотря на все связанные с этим блюдом неприятности, которые постигли меня и моих родных. Этельреда так тушит угрей, что равной ей мастерицы не найдется во всех христианских землях. Устоять просто невозможно.
– О! – произнесла Кэтрин.
Она чувствовала облегчение, смешанное с разочарованием. Оказывается, в Бристоле есть женщина, которая заботится о нем и готовит ему. А она-то решила из его слов в Пенфосе, что рыцарь по-прежнему одинок.
Пока маленький отряд двигался по узким улочкам по направлению к замку, вид, звуки и запахи города совершенно поглотили молодую женщину. Последний раз она была в Бристоле с Левисом в первый год семейной жизни. Он купил тогда медный браслет и кусок грубого шелка для вуали. Он поцеловал ее прямо на улице, его темные глаза смеялись, а Кэтрин чувствовала себя счастливейшей из женщин. Теперь она ехала по той же самой улице, подпрыгивая за спиной человека, которого практически не знала, с корзинкой пахнущих илом угрей в руках, с раскатывающейся головой, а тело ее хозяйки, завернутое в одеяло, лежало поперек холки вьючного пони.
Призрак Левиса видел, как она проезжает мимо, но не узнал ее. Не отрывавшая глаз от стен замка и ярких знамен, которые свисали меж его зубцов, Кэтрин сама себя едва узнавала, – разве только по алым чулкам, которые до сих пор вызывающе выглядывали из-под края юбки.
ГЛАВА 3
Бристольский замок был переполнен солдатами-наемниками. За пять минут Кэтрин услышала не менее пяти языков, пока шла вместе с Оливером и Ричардом к главной башне. Гавейн остался приглядеть за лошадьми, а заодно и за угрями.
Здесь были люди самых разных родов и званий: полуголые пешие солдаты и бедные лучники из Уэльса, суровые, неразговорчивые люди, чьим ремеслом была война, отлично вооруженные рыцари с мечами у бедер. Однако пропасть между бедностью и богатством была не столь неизмеримой, какой выглядела на первый взгляд, потому что на лицах всех солдат, вне зависимости от занимаемого положения, читалось голодное ожидание. Оливер шел через эту толпу спокойно, время от времени отвечая улыбкой на приветствия знакомых, Кэтрин же чувствовала себя крайне неуютно. Старавшийся держаться поближе Ричард вцепился в ее руку. Голубые глаза мальчика потемнели. Кэтрин хотела было успокоить его, что все эти люди – союзники, но слова застряли в горле: очень уж похожи были они на тех, кто разрушил Пенфос и перебил всех его обитателей.
Их взгляды, вид оружия, ухмылки на суровых лицах, само их присутствие, – все это никогда не кончится и будет длиться вечно, как вход в преисподнюю, мелькнуло в голове у Кэтрин. Редкие лагерные костры только укрепляли эту мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66