Оливер рысцой проехался по открытому пространству перед таверной. Сразу образовалась небольшая группка зевак из крестьян.
Кэтрин тоже немного посмотрела, затем быстро исчезла.
Эдит, направлявшаяся к загону для свиней, чтобы выбросить очистки, застала ее у выгребной ямы. Кэтрин рвало, лицо ее было серовато-зеленым. Озабоченно вскрикнув, Эдит по-матерински обхватила рукой вздрагивающие плечи женщины.
– Что стряслось, девочка?
– Все в порядке. Я не больна, – выдохнула Кэтрин, держась за желудок. – Это уже проходит.
Она с трудом распрямилась.
– Ты не больна, – скептически повторила Эдит, положив большую крепкую ладонь на лоб Кэтрин. – Немного потный, но жара нет, – заметила она с осторожным оптимизмом. – Ну что, оторвать твоего мужа от облизывания нового коня?
– Нет! – откликнулась Кэтрин резче, чем собиралась. Эдит с любопытством уставилась на нее.
– Нет. Я не больна, но если он подумает, что я больна, он встревожится, – пояснила Кэтрин гораздо спокойнее – Боже, да он чуть не лопнул, когда я поехала искать его, вместо того, чтобы оставаться в Бристоле.
– Что ж, надо признать, это было очень глупо. – Эдит взяла ее под руку и повела в таверну. – Лорд Евстахий и его войска не стали бы задавать вопросы, наехав на вас, а они ведь, как никак, не единственные разбойники на дорогах. Вот, садись. – Она мягко подпихнула Кэтрин к скамье у стены и налила ей кубок крепкого сладкого меда. – Выпей, это успокоит желудок.
Кэтрин с благодарностью приняла мед и сделала маленький глоток. Именно сладкое ей и было сейчас нужно. Оно не только успокоит желудок, но и прогонит усталость, внезапно охватившую все члены. Кэтрин широко зевнула.
Эдит задумчиво изучала ее. Проницательный взгляд хозяйки не упустил руку, которую Кэтрин прижала к животу. Жест был защитным, а под платьем чувствовалась некоторая округлость.
– Ты беременна! – твердо заявила Эдит, словно выносила обвинительный приговор.
Кэтрин немедленно убрала руку и разгладила юбку так, чтобы скрыть не слишком еще заметную округлость.
– Думаю, что это вполне возможно, – уклончиво ответила она, – но пока наверняка не скажу.
– И ты еще повитуха! – фыркнула Эдит – Я простая женщина и знаю о рождении детей не больше, чем любая соседка в округе, но и то вижу, что ты давно уже миновала стадию «может быть».
Кэтрин покраснела под ее взглядом.
– Ты права. К счастью, от мужчин это легче скрыть, чем от женщин. Я должна родить накануне Рождества.
Губы Эдит зашевелились в расчетах.
– Значит, ты уже почти в конце четвертого месяца, – сказала она и нахмурилась. – Должна ли я заключить из твоих слов, что Оливер до сих пор ничего не знает?
– Я не собираюсь говорить ему, пока не придется этого сделать – Кэтрин села прямо и расправила плечи.
– С чего это вдруг?
– Его первая жена умерла родами после тяжелых мучений. Мое беспокойство за него в походе даже не сравнится с тем, как он будет волноваться за меня, когда узнает.
Эдит озабоченно посмотрела на Кэтрин.
– Но нельзя же пускать этот вопрос на самотек. Раньше или позже он обязательно заметит и обидится, что ты не доверилась ему прежде.
Кэтрин устало улыбнулась.
– Да, но главная беда в том, что никто не верит, что другой способен жить и справляться с повседневными событиями.
ГЛАВА 31
Пенистая вода в ванне стала темно-серой, но по крайней мере задремавший в тепле мужчина снова приобрел телесный цвет, а длинные грязные волосы превратились в светло-пшеничные. Да и пахло от него теперь гораздо приятнее.
Это все из-за кольчуги, думала Кэтрин, согревая полотенца на жердочке у очага. Доспехи приходится смазывать для защиты от земли и воды, смазка копит металлическую грязь и пачкает все, что придет в соприкосновение с кольчугой. Весь последний месяц Оливер провел в походе с Генрихом, а это значит, что он не снимал оружия. Стеганный гамбезон, носившийся под кольчугой, чтобы металл не касался тела и для смягчения ударов вражеского меча, мог стоять без дополнительной опоры. Кэтрин просунула через рукава палку от метлы и вывесила его снаружи проветриться от запаха пота и дыма, но без особой надежды на успех.
Хорошо хоть желудок последнее время уже не так быстро выворачивается наизнанку; она испытала всего два слабых приступа тошноты, пока возилась с гамбезоном. Скоро пойдет уже пятый месяц беременности. Когда Кэтрин носила Розамунду, ее живот до седьмого месяца был едва виден, но сейчас он начал расти гораздо раньше. Оливер не сможет не заметить его, когда нужно будет раздеться на ночь. Он отсутствовал четыре недели, и теперь близился час расплаты. Но Кэтрин хотела дать ему сперва отдохнуть.
Она знала, что Оливер вернулся ненадолго. Генрих, преследуемый Евстахием, мотался по всему западному графству, и хотя молодому принцу всегда удавалось опережать своего врага и даже добиваться незначительных успехов, в целом он все же проигрывал. Оливер прибыл в Бристоль только затем, чтобы собрать припасы для гарнизонов Мальборо и Девижа. Последний временно превратился в опорную базу Генриха. Кэтрин обязательно отправилась бы туда, если бы Эдон не настояла, чтобы она осталась до ее разрешения. Из чувства долга Кэтрин неохотно согласилась, хотя, разумеется, даже не подумала о том, что могла бы отказаться.
А пока она старалась заглушить все свои опасения за Оливера, не позволяя себе ни одной минутки сидеть без дела. В женских покоях теперь уже не было недостатка в средствах для смягчения и сглаживания кожи. Сиропа от кашля хватило бы даже на случай эпидемии, а состава для выпаривания насекомых припасено столько, что никто во всем замке не имел никакого оправдания, если еще не избавился от вшей.
Оливер уснул в ванне; его дыхание стало ровным и глубоким. Кэтрин очень не хотелось будить его, но она понимала, что иначе он так и будет лежать, пока вода не станет совершенно холодной. Она сняла полотенце с жердочки, подошла к ванне и мягко тронула его за плечо.
Оливер мигом пробудился, потом его глаза очистились от сна, и он потянулся за полотенцем.
– Я уже не помню, что такое кровать, – сказал он. – Если мы не бежим от Евстахия, значит несемся сломя голову в погоне за собственными целями; а если удается поспать, то недолго. Генрих считает сон пустой тратой времени. Он даже за едой не садится, а рыщет по залу, прихватив с собой какой-нибудь кусок, и продолжает заниматься делами.
– Мне казалось, что ты восхищаешься его энергией, – проговорила Кэтрин.
– Восхищаюсь. Но иногда это хочется делать на расстоянии. – Оливер поднялся из ванны и с отвращением посмотрел на цвет, который приобрела вода.
– Сейчас ты именно на расстоянии.
– На один день и одну ночь.
Кэтрин отобрала у него полотенце и вытерла капли на спине, затем легко провела кончиками пальцев по коже. Ее радовало, что служба у Генриха сказалась только в усталости и грязи. На теле не было новых ран, о которых следовало бы беспокоиться.
– Мне не хватало тебя, – сказала она.
– Господи, да это и есть самое скверное в разлуке! – Оливер круто обернулся, схватил подругу в объятия и поцеловал. – Я и прежде уставал от сражений, но теперь просто сыт ими по горло.
Кэтрин запустила пальцы в его скользкие мокрые волосы и ответила на поцелуй.
– Я тоже сыта по горло, – отозвалась она и в полушутку добавила. – Давай убежим и откроем таверну, как Годард и Эдит.
– Не искушай меня.
Они снова поцеловались. Рука Оливера обхватила Кэтрин за талию, и ей пришлось заставить себя не отдернуться. Только сознание вины заставляло ее думать, что Оливер немедленно заметит ее растущий живот.
– Как только Эдон родит, я отправлюсь к тебе в Девиж, – сказала она. – Разумеется, под надежной охраной. И не говори, что женщине в Девиже делать нечего, потому что я все равно не буду слушать.
Оливер печально улыбнулся.
– Помнишь, как я первый раз привез тебя в Бристоль? Ты цеплялась за мой пояс и смотрела на все испуганными глазами. А теперь ты без всяких раздумий готова отправиться в пасть льва.
– С тех пор я узнала, что в жизни бывает гораздо худшее. – Кэтрин потерлась лицом о его мокрое плечо и ощутила губами утолщение в том месте, где была сломана кость. – Послушай, я должна тебе кое-что…
Она замолчала в равной степени с облегчением и с разочарованием, потому что в дверь влетела Розамунда. Девочка несла бутылку вина, которую Кэтрин послала ее раздобыть. Она скривилась, когда увидела воду в ванне, отдала вино и уселась на кровать играть с соломенной куклой, качая ее, как младенца.
– Так что ты говоришь? – Оливер высвободился из рук Кэтрин, чтобы окончательно вытереться.
– Потом, – покачала она головой.
Оливер посмотрел на ребенка и забавно скривил губы.
– О! Законченная сплетня не годится для больших ушей?
– Мои уши совсем не большие, – тут же вступила Розамунда, сердито сверкнув глазами.
Оливер наклонился к ней и зажал одно ушко между большим и указательным пальцами.
– Они становятся большими, когда хочется послушать. Если бы ты была в отряде принца Генриха, мы знали бы, когда Стефан чихает в Йорке!
– Нет, не знали бы. Это неправда. Мама, скажи ему! Кэтрин невольно рассмеялась.
– Твой папа хочет сказать, что ты обычно сидишь очень тихо и прислушиваешься очень внимательно. Это хорошо, но иногда людям надо сказать друг другу такое, что не предназначено для чужих ушей.
Розамунда кивнула, серьезно сдвинув бровки. Она была хорошо воспитанной покладистой девочкой, но ей всегда нужно было знать причину для послушания, а иногда такую причину оказывалось довольно сложно найти.
– Что такое законченная сплетня? – спросила она. Оливер фыркнул и принялся одеваться.
– Иногда взрослые говорят вещи, которые говорить вовсе не следовало бы, – ответила Кэтрин, слегка покраснев. – Только твой папа ошибся. То, что я хотела обсудить с ним, отнюдь не сплетня.
Оливер посмотрел на нее. Кэтрин натянуто улыбнулась и слегка покачала головой.
Надо было отдать ему должное: Оливер не стал настаивать, а просто кончил одеваться и подхватил Розамунду на руки.
– Хочешь пойти в город и посмотреть на ярмарку? Может быть, там найдутся пара лент для тебя и новая брошь для твоей мамы?
Розамунда радостно заверещала. Кэтрин довольно улыбнулась, хотя по лицу ее промелькнула некоторая озабоченность.
– Тебе не хочется немного отдохнуть? Ты ведь уснул в ванне.
Оливер вздохнул.
– Только этого мне и хочется, но, к сожалению, некогда. Я же иду в город не просто для того, чтобы в качестве епитимьи сопроводить своих женщин к прилавкам. У меня есть дела, касающиеся Генриха: кое с кем увидеться, договориться о поставках. Не беспокойся. Сегодня ночью я хорошо высплюсь.
Учитывая новость, которую она готовилась сообщить, Кэтрин в этом сильно сомневалась, однако только кивнула головой в знак согласия и взяла плащ.
На ярмарочной площади толпился народ. Женщина с угрями, как всегда, громко расхваливала свой товар; Оливер и Кэтрин согласно установившейся семейной традиции купили дюжину, хотя личико Розамунды немедленно вытянулось. Потом Оливер отправился улаживать свои дела, оставив Кэтрин и Розамунду бродить между прилавками. Кэтрин купила несколько новых иголок и две заколки для плата. Для Розамунды нашлась пара алых шелковых лент и изящный поясок из серебряной тесьмы с традиционным ромбовидным узором. Солнце клонилось к закату, но с реки дул свежий бриз, и у всех было отличное настроение. Розамунда прыгала от лотка к лотку с орлиным взором и неукротимой энергией прирожденной покупательницы. Кэтрин отметила про себя, что, когда придет пора выдавать дочку замуж, придется поискать супруга с бездонным кошельком.
Оливер вернулся и купил Кэтрин новую серебряную застежку на плащ со сложным ирландским узором: крепкую, однако достаточно изящную, чтобы ее можно было носить не только на плаще, но и на зимнем платье. Розамунда, похлопав длинными ресницами, сумела выпросить у него нитку полированных деревянных бус.
– Я рад, что не буду томным юношей, когда ты вырастешь, – печально произнес он. – Ты очень быстро опустошила бы мой кошелек и оборвала струны сердца.
Розамунда посмотрела на него серьезно и озадаченно, но Кэтрин только рассмеялась и взяла его под руку.
– Я прекрасно поняла, что ты имеешь в виду.
Они втроем прошлись вдоль палаток, пока не добрались до поварни, которую особенно предпочитала Этель. В ней Оливер взял острый бараний паштет и небольшие медовые лепешки с фигами. Чтобы все это легче глоталось, за соседним прилавком был куплен сидр и сливки для Розамунды.
Только Кэтрин слизала с пальцев последние сладкие крошки и удовлетворенно вздохнула от приятно проведенного дня, как сквозь толпу протиснулся возбужденный Джеффри.
– Наконец-то я нашел вас, – выдохнул он – У Эдон схватки, она зовет тебя. Иди скорее. Женщины говорят, что она сильно мучается. При ней повитуха, но она хочет тебя.
Кэтрин быстро вытерла руки и кивнула. Идиллия кончилась раньше, чем она предполагала. Отказать Джеффри было невозможно. Честно говоря, он выглядел так, словно успокоительное средство было необходимо ему в той же степени, что и жене.
– Ступай, – сказал Оливер – Я отведу Розамунду домой. Кэтрин поцеловала его, быстро нагнулась, чтобы обнять дочку, и поспешила вслед за Джеффри.
Розамунда посмотрела снизу вверх на Оливера. Ее верхняя губа была вся облеплена крошками от лепешки.
– Мы пойдем вон к тем палаткам? – спросила она, указывая на прилавки со специями. – Мама всегда разрешает мне нюхать всякие разные мешочки, когда мы бываем на ярмарке.
Оливер, довольный, что его не спросили о схватках и почему мучается Эдон, покорно пошел за девочкой, словно барашек, которого ведут на убой.
Когда Кэтрин добралась до ложа Эдон, она обнаружила, что ее утешают две женщины графини Мейбл, а повитуха бережно обследует ее.
– Эдон, я здесь, – выдохнула запыхавшаяся Кэтрин. Женщины посторонились, и Кэтрин нагнулась, чтобы взять вытянутую, судорожно дергающуюся руку подруги. Пальцы тут же вцепились в ее кисть. Лицо Эдон было искажено от боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66