Но я люблю ее! Неужели моя любовь бессильна?
- Она - твое главное оружие, мальчик. И ещё кое-что... Эта девушка очень одинока. У неё хватает друзей, поклонников. Но она отдалилась от Бога. В глубине её сознания гнездятся страх и обида. Это самые верные пособники смерти. С них начинается разрушение. - Отец Гавриил положил руку на плечо сына. - Кристос, помоги мне - деушке необходимо пройти обряд крещения. Но она должна сделать это по зову своей души.
- Не знаю, чем могу быть полезен. У меня нет задатков духовного пастыря.
- Но ведь ты сказал, что любишь её.
... - И целых два дня будет длждь? - спросила загрустившая Вита, глядя на шелестящий за узким окном куельи ливень.
На самом деле её огорчила не погода, а крошечная длинная комната с голыми стенами и жесткой, словно садовая скамейка, кроватью. Белье из небеленого холста, скорее напоминавшего мешковину. Вита боялась, что со трет кожу о наволочку плоской, набитой овечьей шерстью подушки.
Стоящий в дверях отец Гавриил выглядел так значительно и живописно, что Вита умолкла, застыдившись своих жалоб. Казалось, он и в самом деле прикасался к чему-то более важному, чем бытие капризной плоти, а голые стены, колючие одежды, серебряный крест на потемневшей цепочке - это и есть единственная, самая настоящая красота.
- Не печалься, дочь моя. Время пройдет незаметно. Два дня я буду рассказывать тебе сказки об Иисусе из Назарета, а ночью к тебе придут вещие сны. Летописи утверждают, что в этих стенах, переживших почти два тысячелетия, послушников не раз посещали пророческие видения. - Отец Гавриил ласково посмотрел на Виту.
- Но я ведь даже... - Она пожала плечами. - Я даже не совсем верующая.
- Ты ошибаешься, девочка. Вера живет в тебе, словно зеленый побег, придавленный тяжелым камнем. мы освободим его и он рванется к свету. ты станешь сильнее.
- Вы так добры, отец. Кажется, мне и правда нужна поддержка.
- Ты проснешься на рассвете в воскресенье и увидишь восходящее над морем солнце. Ты умоешься родниковой водой из каменного колодца, стоящего во дворе, и примешь крещение по православному обряду, вступая под защиту Господа.
- Пусть будет так, - тихо произнесла Вита.
Сутки, проведенные в монастыре на острове Сими, заслонили предыдущую жизнь. Как далек и нереален был сейчас яркий мир, всего неделю назад оставленный Витой! На крошечном, вечно цветущем островке время остановилось. Здесь как в библейские времена возделывали землю, шили одежду из домотканого холста, пили родниковую воду и ловили рыбу в синем-пресинем море. Среди людей, живущих молитвой и простым трудом, Вита почувствовала свою инородность, забитость, как та приютская девочка, о которой не позаботился Боженька.
- Тебе понравился мой отец? - Прямо спросил Флавин.
- Я не знала, что он священник.
- Я тоже. Сократ Флавинос прошел долгий путь и, кажется, наконец обрел себя... Знаешь, девочка, я убежден, - отец Гавриил хороший священник. По совести, по убеждению, по призванию.
- Он честный и добрый челвек. Разве не это самое главное в любом деле? Он вызывает доверие и уважение.
- ты бы послушалась его совета? Его совета и моей просьбы?
- Крис, ты хочешь заточить меня в обитель?
- Только не в эту, здесь мужской монастырь. А ты хороша такая, как есть. Вот только одно...
- Что же?
- Тебе надо принять крещение. Поверь, - сейчас именно тот момент, когда тебе нужна вера.
- Ты полагаешь, это что-то изменит? - серьезно посмотрела Вита.
Кристос отвернулся к окну:
- Во всяком случае, вера способна подарить утешение.
- Примерно то же самое сказал отец Гавриил. Кажется, вы оба хотите помочь мне. Разве я могла бы не согласиться?
... Все случилось, как педсказал Гавриил: в воскресенье над морем поднялось солнце. Мир, осыпанный каплями, словно счастливыми слезами, лучился мириадами крошечных искр. Умытая родниковой водой, облаченная в простую рубаху вековой давности, Вита предстала перед купелью. Кристос в роли крестного отца вначале чувствовал себя неловко, но постепенно величественный ритуал и слова молитвы пробудили возвышенные чувства. Он раскаивался в чем-то и чему-то умилялся, его окрыляли гордость и вера.
Пламя свечи озаряло опущенное лицо Виты, её влажные волосы падали на плечи, на грудь, в распахе полотняной сорочки поблескивал только что одетый отцом Гавриилом крестик.
"Господи, отдай её мне в жены!" - неожиданно для себя прошептал Кристос и унесся в видения иной - венчальной службы. Вот так же будут стоять они здесь вдвоем, произнося слова обета, а отец Гавриил освятит брачный союз, благословляя супругов пройти рука об руку долгий путь...
... - Мне хочется плакать, - шепнула Вита, последний раз взглянув на монастырь с площадки ведущей к нему лестницы. В раскрытых воротах возвышалась фигура отца Гавриила - он поднял руку, чтобы осенить уходящих крестным знамением, его губы беззвучно шевелились.
- Он что-то хотел сказать нам, Крис?
- Отец сказал: вы вернетесь. Вы обязательно вернетесь сюда.
Подхватив Виту за руку, Флавин понесся вниз по ступеням к белеющей у причала яхте.
Глава 11.
Когда-то Кэтлин ненавидела свои рыжие волосы. Жесткие как проволока, они скручивались в мелкие кудряшки, образуя тускло-медную копну. А из-под неё светились лукавством зеленые, совершенно кошачьи глаза. У женщин Мегаро, куда привез молодую жену Сократ Флавинос, падали до пояса смоляные блестящие косы, огромные глаза в темных веках поблескивали агатом, а смуглая кожа не знала румянца. Щеки Кэтлин горели огнем смущения, когда её провожали любопытные взгляды. Мужчины здесь сидели с утра до вечера в многочисленных кофейнях или на улицах у своих домов - курили, разглядывали женщин. Их зачастую весьма грузные тела чудом держались на крохотных табуретках в течении долгих часов и оставалось загадкой, кто же, в сущности, ведет дела в этом городе - печет хлеб, торгует, чинит автомобили, составляет нотариальные акты.
Сократ лечил зубы с утра до вечера и был сказочно красив. Кэтлин казалось, что именно его изображения украшают музеи мира под видом самых видающихся греческих богов. Она хотела стать хорошей женой, обзавестись кучей детишек и прожить с Сократом обычную, невероятно прекрасную жизнь. Ведь не даром не вернулась Кэт в дождливую ирландскую провинцию, где над сумрачными лесами, глубокими озерами и болотистыми лугами возвышался замок. Замок стоял на вершине холма наподобие дозорному, охраняющему от вражеских набегов сбившиеся к церкви дома небольшой деревни. Здесь все дышало суровой стариной и никак не хотело смириться с наступлением иных времен телевизионные антенны стыдливо пртались за трубами на островерхих черепичных крышах, запряженные в телеги лошади соперничали с дряхлыми автомобилями, а каждый праздник знаменовался гуляниями и ритуалами трехвековой давности.
Деревенская церковь, древнее кладбище и сама крепость были занесены во все туристические справочники, и каждый завсегдатай придорожного трактира считал своим долгом поведать приезжим людям страшные истории из далекого прошлого. Рассказывали о привидениях, проклятьях, оборотнях, упырях, о духе светлого рыцаря, не знающем покоя, о бросившейся с башни безутешной деве и прочих обычных для таких мест вещах. Потом появились сказки о двухголовом теленке, родившемся у коровы местной ведьмы, безглазой рыбе, выловленной в пруду, о сдвинутых каменных плитах на трехсотлетних захоронениях и жутких шабашах, происходивших на кладбищенском пустыре.
Кое-что из всей этой чепухи, как ни странно, Кэт видела своими собственными глазами. Она была единственным ребенком местной учительницы Конноли Блекдоурс, рассказывавшей детям захватывающие ирландские саги. Два младших брата Кэт умерли в младенчестве. Затем утонул в болоте её отец, промышлявший охотой, а через два года нашли удушенной на чердаке старшую сестру Кэт.
К этому злосчастному дню Конноли вряд ли уже была в полном уме. Страшные потери помутили разум несчастной женщины. Она твердила пятнадцатилетней Кэт о проклятье, тяготеющем над родом Блекдоурс. Выходило, что отец Кэт, меченый по веку шоколадным родимым пятном, знался с нечистой силой, и вовсе не за дичью блуждал по лесам и болотам. Конноли клялась, что однажды выследила мужа - тот предавался разгулу прямо на могильных камнях. В День Всех Святых Кэт пробралась на кладбищенский пустырь - там пылали костры и гремела музыка, а в кустах ждали хозяев страшные черные мотоциклы.
Потом мать показала девочке двухголового теленка, правда издали. Он пасся во дворе живущей на болоте тетушки Крубсет.
- Я знаю, знаю, кто забрал моих детей, - шептала Конноли серыми от неведомой хвори губами. - Твой отец Фоулс продал их нечистой силе, как оплату за собственную жизнь. Но его не пощадили, нет! Страшно проклятье Блекдоурс!
Смех Конноли перешл в кашель. Ее тело содрогалось, а на прижатом ко рту платке выступили капли крови.
- Мне недолго осталось, но я хочу, чтобы ты выжила и отомстила за всех нас. Ты - Кэтлин Блекдоурс!
Однажды мрачным ноябрьским утром Конноли разбудила дочь:
- Вставай, нам пора идти.
- Но ведь там дождь и ветер завывает ветвях дуба. - Кэт до ушей натянула одеяло - землистое лицо матери пугало её.
- Одевайся, вчера тебе исполнилось шестнадцать. Больше мне ждать нельзя.
Они карабкались по скользким тропинкам, мокрым камням, царапая руки о колючий терновник, и промокли до нитки, но Конноли поднималась все выше и выше. От холода и усталости Кэт потеряла представление о времени, ей казалось, что всю свою жизнь она взбирается вверх - к грозно темнеющему на вершине замку. Потом они оказались внутри.
- Это Кэтлин Блекдоурс, дочь Фоулса. - Конноли стащила с Кэт клетчатый шерстяной платок и подтолкнула её вперед, к сидящему в кресле мужчине.
С мокрых рыжих волос девочки падали на каменныые плиты большой сумрачной залы частые капли. Она спрятала за спину покрытые кровоточащими ссадинами руки, не решаясь посмотреть на хозяина.
- Подойди к очагу, погрейся, - прозвучал тихий голос. Но Кэт ясно услышала, как ему вторило эхо, прекатывающееся под высокими сводами. Она присела на поленницу дров, повернула лицо к огню и закрыла глаза. Сон пришел немедля.
- Просыпайся, уже ночь. - Над Кэт возвышался худой человек с бледным узким лицом. Его одежда была похожа на одеяние священника, но на груди не было креста.
- Где мама?
- Она давно ушла.
- Кто вы?
- Что ты больше хочешь, - ответа на свой вопрос или полную миску горячего бараньего рагу?
- Есть. Я очень хочу есть.
- Правдивая девочка и совсем глупая. - Хозяин позвонил в колокольчик, ноздри Кэт почуяли изумительный запах горячего мяса.
- Садись за стол, хочу посмотреть, как едят голодные люди. У меня пропал аппетит лет восемьдесят назад.
- Неправда, вы почти молодой, - заявила Кэт с набитым ртом. Человек, сидящий напротив нее, на дальнем конце длинного стола, был почти лыс, очень худ и бледен, но он не мог быть старше её отца.
- Иногда внешность бывает обманчива. Ведь я не нравлюсь тебе, Кэтлин?
- У вас печальное лицо и вы, наверно, никогда не смеетесь.
- Как может веселиться человек, не знающий ни голода, ни жажды, ни других желаний, радующих смертного?!
- Вы потеряли их тоже восемьдесят лет назад?
- Примерно так. Через три года после появления на свет
Наевшись, Кэт вытерла губы ладонью - салфетки здесь не было.
- Спасибо, очень вкусно. Теперь я могу уйти?
- Нет. Теперь я отвечу на твой вопрос. Я - последний хранитель Великих знаний. Под нашими ногами хранилище древних книг, объясняющих все на свете. Мне известно, почему семью Фоулса Блекдоурс преследовали несчпастья, и в моих силах предотвратить дальнейшие беды.
- Вы можете вылечить мою мать?
- Увы, она доживает последние дни. Я могу спасти тебя и твоих детей.
- Моих детей?.. - Кэт как завороженная, не отрываясь, смотрела в глаза хозяина - совершенно темные, без белков, светящиеся на бледном лице притягательностью бездны. Так манит взгляд чернота пустого колодца.
- Но ведь ты хочешь иметь потомство, Кэтлин Блекдоурс?
- Н-не знаю. Я хочу уйти.
- Вот это как раз невозможно. Ты останешься у меня.
Кэт хотела подняться, закричать, но не смогла - её тело сковал странный холод.
Она пробыла в замке ровно полгода и сбежала, когда расцвели терновые кусты. Она многому научилась о того, кто называл себя Хозяином, и даже сумела перехетрить его - пробраться за стены крепости через подземный ход, ведущий прямо к подножью холма. Вынырнув из сырой темноты подземелья в солнечную радость апрельского дня, Кэт закружилась, раскинув руки. Этот весенний цветущий мир принадлежал ей, ей - Кэтлин Блекдоурс, посвященной в сокровенные тайны.
Она подняла лицо вверх, чтобы последний раз взглянуть на замок. Кэт не увидела бледного лица следящего за ней человеа. Скорее, она почувствовала всем своим существом, что Хозяин опечален её поступком и дает ей последний шанс, призывая вернуться. Все ещё с раскинутыми руками, Кэт застыла на поляне, глядя то на башню крепости, то на белеющую у подножия холма деревню. И вдруг, сорвавшись с места, понеслась вниз.
- Ну, что ж, ты сама выбрала свой путь, Кэтлин Блекдоурс, - произнес Хозяин, вытянув перед собой праую руку. Девушка споткнулась и покатилась по камням к обрыву.
Местные жители, нашедшие лежащую без чувств беднягу, сразу признали в ней пропавшую осенью Кэт. Конноли полгода как умерла, и сирота попала в приют. Ушиб гловы скоро прошел, девушка не только не пострадала, она обнаружила редкие способности, проявившиеся во врачевании. Старшие воспитанницы приюта ухаживали за больными небольшого госпиталя, где Кэтлин стала общей любимицей.
Кэт была отправлена на курсы медсестер, а потом получила от мэра специальную стипендию на обучение в Америке. Здесь в университете Вирджинии на пути огненнокудрой ирландки появился могучий грек. Когда Сократ спросил её о родителях, Кэт читстосердечно призналась, что воспитывалась в приюте, потеряв родителей в раннем детстве. Она не помнила ничего, что находилось за чертой того апрельского дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50