Он выглядел так, как будто его сворачивали и разворачивали много раз. Аккуратно положив на стойку, она развернула его. Внутри на изношенной ленточке, которая когда-то была красной, но давно уже потеряла свою былую нарядность, был прикреплен потускневший серебряный ключ. Да, подумала она, это ключ. Верхняя его часть напоминала миниатюрную лиру, которую было удобно держать в руке, а бородка, представлявшая собой тонкую трубочку без зубчиков, была длиной почти с большой палец Челси.
Челси вспомнила о метрономе, который стоял на рояле в гостиной ее родителей. Метроном был ее Немезидой долгие годы изнурительной учебы игре на рояле. Он заводился ключом с такой же гладкой бородкой.
Озадаченная, она взглянула на Грехема:
– Кто послал это?
Он пожал плечами и покачал головой.
– Это ключ?
– Эбби так думала, но она никогда не была уверена. Его прислали, когда тебе было пять лет. – Специально для Кевина он добавил извиняющимся тоном: – Так как он был адресован Эбби, моему отцу не оставалось ничего другого, как передать его ей.
– У него не было оснований поступить иначе, – вступилась Челси, заметив взгляд Грехема.
Глядя на отца, стоявшего в дверях, она подумала, что, несмотря на его печальные глаза и горе, свалившееся ему на плечи, весь его облик выражал силу и достоинство.
– Неужели не было? – возразил Кевин.
Его отношение к этому вопросу не менялось с годами, и то, что Челси уже стала взрослой, и даже смерть Эбби не могли повлиять на него.
– Мы взяли тебя, когда тебе было только восемь часов от роду. Мы растили и любили тебя. Твоя мать не хотела знать, откуда ты. Ей не нужно было этого знать. Это просто ничего не значило и не значит сейчас. Все, чем ты сейчас являешься, пришло от нас.
Челси знала, что это неправда. У нее не было ни такой чистокровной махлеровской внешности, ни ямочки на подбородке, как у Кевина, ни таких тонких губ и румянца на щеках. Все Махлеры и Кейны были музыкальны, она была лишена слуха.
Но она не собиралась спорить с Кевином. Предположение, что Челси попытается найти своих настоящих родителей, всегда пугало Кевина, тем более сейчас. Ему было тяжело. Так же, как и ей. И его отстраненность еще больше угнетала ее. Она не могла вынести мысли о том, что он мог стать от нее еще дальше.
Но и ключ она не могла проигнорировать. Положив его на ладонь, она погладила его пальцем.
– Кто мог послать его? – спросила она опять.
– Эбби никогда не знала, она получила его так же, как и ты сейчас.
Отложив ключ, Челси разгладила оберточную бумагу и осмотрела ее со всех сторон. Таким же образом она осмотрела еще раз и конверт. На нем не было ничего, кроме надписи на лицевой стороне.
– Должна же здесь быть какая-нибудь записка.
– Она говорила, что ничего не было.
– Но она также говорила, что не знала, где я родилась, – выпалила Челси. То, что Эбби лгала ей, неприятно поразило ее. Еще хуже было то, что Кевин, может быть, знал все с самого начала.
Она посмотрела ему в глаза:
– Ты что-нибудь знал об этом?
Он отрицательно покачал головой. Излишняя подчеркнутость этого жеста выдавала его гнев.
– Если бы я знал, я не допустил бы этого. Ей и так хватало забот в жизни, чтобы еще беспокоиться о ключе.
Чувствуя глубокую печаль, Челси произнесла:
– Ей бы не пришлось тревожиться о нем, если бы она отдала его мне.
– Если бы она сделала это, ты бы уехала.
– Из-за ключа? Но я даже не знаю, что он должен открывать.
– Ты бы не смогла удержаться, чтобы не выяснить это, – сердито сказал Кевин. – Когда тебя что-нибудь интересует, тебя невозможно остановить. – Его голос смягчился. – Именно этим всегда так восхищалась твоя мать. Ты была такая энергичная, какой она всегда хотела быть.
Челси удивилась:
– Мама была самая энергичная из всех нас. Кевин, будто не слышал ее, продолжал:
– Эбби думала совсем по-другому. Она была скована своей семьей, так же как своими костылями, тогда как ты была свободной. Ты жила так, как хотелось жить ей. Ты хотела от жизни вызовов и не пропустила ни одного. Она любила тебя, отчаянную девчонку, как она любила только чемпионаты по плаванию в клубе. – Его губы скривились, а язык стал заплетаться. – Вот почему она так боялась за ключ. Она понимала, что ничто не остановило бы тебя, если бы ты узнала про него и попыталась найти своих пропавших родителей, которым ты была не нужна с самого начала.
– Несправедливо, – прошептала Челси, чувствуя комок в горле. Она с болью взглянула на Кевина и подумала, что он тоже боится того, что двое других людей займут его и Эбби место в ее сердце. Но ее мучила и другая мысль. Меньше всего она хотела верить в то, что попала в дом Кейнов благодаря тому, что аборты в то время были запрещены.
Разглядывая ключ в своей руке, она мягко сказала:
– Я бы никуда не побежала. Как я могла причинить вам боль? Вы мои родители. И так будет всегда.
Но она так хотела знать о тех, других! Челси трудно было говорить об этом. Она сомневалась, что кто-нибудь, кроме такого же приемыша, как она, смог бы понять ее, почувствовать, что значит быть отвергнутым сразу после рождения, что значит чувствовать постоянный холодок в семейном кругу и что значит думать о себе как о неполноценном человеке. Но сейчас было не время выплескивать свои эмоции.
Она осторожно положила ключ в оберточную бумагу и аккуратно завернула его, как это, наверное, не раз делала Эбби. Вложив сверток обратно в конверт, она положила его в карман своего шелкового платья.
– Ты прав, это неважно сейчас, – сказала она Кевину. Специально для него она повернулась к Грехему и, как много раз делала Эбби, приветливо и непринужденно произнесла: – Повар готовит невероятно вкусного тушеного цыпленка. Надеюсь, вы присоединитесь к нам?
Кевин хорошо знал Челси. Она была человеком дела. Имея посредственный диплом Принстонского университета, она смогла добиться устройства на работу в Департаменте архитектуры и буквально сделала себя сама. Когда она спроектировала свое первое задание, получилась оригинальная высотная конструкция, какой еще не было в Балтиморе. Она представила чертежи одному из ведущих строительных подрядиков, пообещав дополнительно детально разобрать план, если он согласится купить проект и возьмется за него. Когда она стала одним из трех партнеров в новой строительной компании, она разработала проект многоквартирного жилого дома и разослала собственноручно написанные рекламные послания всем перспективным клиентам, которых она смогла найти в своей адресной книге. А поскольку она хорошо знала деловые связи отца и матери, книга эта была внушительной.
Теперь ее вызовом стал потускневший серебряный ключ. Поначалу она хотела забыть о нем. Какое-то время после смерти Эбби она чувствовала отчуждение Кевина, может быть из-за ключа. И все-таки о нем невозможно было забыть. Челси постоянно ощущала его присутствие, куда бы она его ни прятала.
Название Норвич Нотч также стало казаться ей хорошо знакомым. Или какая-то мистическая сила связывала ее с местом рождения, гадала она, или она уже столько раз произносила его про себя, что оно теперь постоянно вертелось у нее в голове. Из атласа она узнала, что этот город с населением в тысячу сто человек находится на юго-западной оконечности Нью-Гемпшира. Но как она ни старалась, ничего другого о нем ей отыскать не удалось. Она нашла упоминание о нем в телефонном справочнике Кин-Питербурга. Среди прочих значились: деловой центр Норвич Нотч, церковь конгрегации Норвич Нотч и больница с таким же названием. В каждом из этих мест могла оказаться информация о ее рождении. Кроме этого, она прочла все крупные статьи, касающиеся усыновления, опубликованные за последние годы. Она знала о специальной службе. Официальный розыск велся в течение всех 90-х годов. Обмен информацией между родителями и оставленными детьми увеличивался год от года. Официальный прием детей был теперь распространенным явлением.
Челси могла снять трубку и позвонить. Она могла полететь в Бостон и поехать на север или из Манчестера на запад. Если бы она захотела, то могла бы добраться туда прямо из Балтимора. Но она была пока не готова проделать все это. Не так скоро после смерти Эбби. И она помнила о чувствительности Кевина. Не сразу Норвич Нотч должен был войти в ее жизнь. Ей требовалось время все осознать.
Тем временем ключ стал для нее старым другом. Она разглядывала его, изучала ночь за ночью в течение недели, потом купила баночку полировочной пасты и, стараясь не испачкать обтрепанную ленточку, смазала ею каждый миниатюрный выступ у ключа. С такой же аккуратностью она отполировала и протерла его.
Очищенный ключ оказался удивительно красивой вещью. Его причудливые витиеватые формы казались Челси совершенными. Хотя тонкую бородку, выступающую из мундштука, местами покрывали царапины, другая же часть, похожая на лиру, была в отличном состоянии. Поглаживая выступ подушечкой большого пальца, она представляла себе маленького джинна, появляющегося в клубах дыма и рассказывающего ей обо всем, о чем бы она ни пожелала. Но никто не появлялся, и она по-прежнему оставалась наедине с ключом.
У нее было столько вопросов, столько вопросов, и главный из них – кто мог послать ей ключ и зачем? Тридцать два года – длительный срок. Многих не стало. Все изменилось. И снова она задавалась вопросом: что было важнее для ее поисков – ключ или почтовый штемпель? Норвич Нотч – так знакомо. Название города звучало по-провинциальному очаровательно. Но он мог оказаться всего лишь каким-нибудь захолустьем. Она не была уверена, хотелось ли ей узнать наверняка, она не была уверена, сможет ли она устоять, чтобы не узнать это.
Между тем соблазн рос. Чем больше она изучала ключ, тем больше он интриговал ее, но не совершенством своих форм, а следами царапин. Ключом пользовались, и пользовались люди, имеющие к ней отношение. Будто ребенок, она воображала себе множество разных ситуаций. Ее настоящие родители были бедны, но любили друг друга. Или они были подростками, юными и слишком неопытными, чтобы заботиться о ней. Или ее отец был женат на ком-то еще, но был безнадежно влюблен в ее мать. Или ее родители были женаты и уже имели семерых детей и не имели достаточно средств на содержание восьмого ребенка. Последний вариант нравился Челси больше всего. Идея иметь родного брата или сестру или даже семерых братьев и сестер захватывала ее. Она всегда хотела брата или сестру и всегда умоляла об этом Эбби. Она понимала, что для женщины с больными ногами и слабым здоровьем и одного ребенка было много, но продолжала надеяться. Она замечала, что между братом и сестрой существует нечто большее, чем просто между друзьями. Челси выросла среди множества друзей, но это были только друзья. Иногда она особенно остро чувствовала свое одиночество.
В такие дни чаще всего она обращалась к Карлу.
ГЛАВА II
– Пожалуйста, большую пиццу «Пеперони» с двойным сыром, зеленым перцем, грибами и луком, – заказал Карл Харпер по телефону.
Челси бросила благодарный взгляд в ответ на ободряющую улыбку Карла, всепонимающего, всезнающего старины Карла.
Она чувствовала себя опустошенной. Они вернулись в офис после затянувшегося открытия Центра здоровья, проект которого разработала Челси. Обычно в таких случаях она справлялась сама, но сейчас, когда все еще было слишком свежо в ее памяти, у нее не было для этого достаточно сил. Карл примчался, готовый поддержать ее в любую минуту, и, хотя все прошло нормально, она была рада, что он приехал.
Он был старым и самым близким другом Челси. Их отцы вместе учились в медицинском колледже в 50-е годы, и с тех пор они дружили семьями. Сколько помнила себя Челси, Харперы проводили лето в Ньюпорте, в доме, расположенном в двух кварталах от них. Челси и Карл были одного возраста, оба жили одиноко и как будто дополняли друг друга. Она была импульсивна, он – практичен; Челси легко шла на риск – Карл все время осторожничал. Они хорошо уравновешивали друг друга.
Челси вспомнила, что до десятилетнего возраста она была уверена в том, что, когда вырастет, выйдет замуж за Карла. Потом, когда она стала подростком, эта мысль перестала ее увлекать, уступив место «Битлз», вегетарианству и половому созреванию. И все это время с ней был Карл, смотревший на мир ее глазами. Она всегда находила в нем друга, в котором нуждалась.
Они были партнерами в фирме, которую вместе организовали. Карл занимался технической стороной проектов. Он одинаково хорошо разбирался как в вопросах финансирования, так и в архитектуре и как никто другой подходил Челси в качестве партнера. В фирме он преимущественно занимался проталкиванием проектов, их конкурентоспособностью и следил за тем, чтобы они своевременно печатались в архитектурном журнале. Челси же была их душой и вдохновителем.
Но сегодня она чувствовала себя совершенно разбитой. У нее был тяжелый день, она ездила с одной деловой встречи на другую, пытаясь наверстать упущенное за неделю траура по Эбби. Возвращение к прежнему ритму жизни оказалось делом нелегким.
– Двадцать минут, – сказал Карл, вешая трубку. – Подождешь?
– Конечно. Можешь ли ты оказать мне одну услугу?
Карл с готовностью поднял брови.
– Позвони папе, спроси, как он. Сегодня первый вечер, когда меня не было с ним, – попросила Челси.
Он позвонил. Разговор был недолгим и спокойным, как у двух старых друзей. Повесив трубку, Карл сказал Челси:
– Твой отец, наверное, зайдет к моим родителям. В больнице все в порядке. Он рад, что ты со мной.
Челси улыбнулась:
– По-моему, он устал от моей компании. Как ни странно, все же это было хорошее время. Он столько рассказал мне. Вспоминал о том времени, когда мама еще не была больна, чего я никак не ожидала от него. Он обычно все держит в себе.
Карл встал позади ее кресла:
– Как и ты в последнее время.
Он стал массировать ее плечи, чтобы снять напряжение.
– Тебе было очень тяжело?
– Да. Мне не хватает ее.
– Все будет хорошо.
– Я знаю, но папе тяжелее, чем мне. Я боюсь за него. Я постоянно думаю, как поддержать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70