У тротуара среди других автомобилей стояла большая черная машина с лимонно-желтыми фарами. В машине сидел только шофер. Хозяев ее в ресторане не было – значит, они прошли прямо в бар.
Первый раз в жизни Ирина решила поступиться своими принципами.
– Ты говорил, что в баре подают коктейли для протрезвления? – сказала она.
– Да, – ответил Бимби. – Прери-аустерн!.. Смесь коньяка, яиц и черного перца с разной дрянью… Но действует сразу.
– Я бы, пожалуй, выпила.
– Я же тебя приглашал!
Бимби схватил ее под руку и потащил обратно. В прери-аустерне нуждался только он, потому что вторую бутылку выпил почти один. По лестнице спускались старички профессора, развеселившиеся на университетском банкете, и последние посетители дансинга.
В баре – небольшом зале с персидскими коврами и драпировками из красного бархата – столики были расставлены вдоль стен, а на столиках стояли лампы с кремовыми абажурами. Посетители – их было всего человек десять – лениво болтали, развалившись в глубоких удобных креслах. Посередине одна пара довольно прилично танцевала на ковре румбу под музыку джаза, которая передавалась из ресторана. В воздухе висела пелена синеватого табачного дыма; приятно пахло сигарами.
Ирина и Бимби, на которых благосклонно смотрели посетители, наблюдавшие за ними еще в ресторане, сели за свободный столик. Это была красивая пара. Бимби заказал прери-аустерн и закурил сигарету.
– Что-то уж очень быстро дошли вы до прери-аустерна, – послышался веселый женский голос.
Бимби обернулся с усмешкой, Ирина – немного застенчиво. За соседним столиком сидели Хайльборн и смуглая девица.
– Сегодня студенческий праздник, – объяснил Бимби.
Немец смотрел на Ирину с легкой скучающей улыбкой.
– Ты учишься на медицинском? – рассеянно спросила Зара.
– Да.
Но Зара не поддержала разговор. К их столику подошел высокий худощавый мужчина с небольшой лысиной; он держался свободно, как человек, который чувствует себя в этом баре как дома. Он тоже был в светлом костюме.
– Лихтенфельд, вы теряете ночь!.. – сказала Зара по-немецки.
– Зато я выиграл день, – ответил немец, небрежным жестом подзывая кельнера.
– Как? – спросил Хайльборн.
– Шеф уехал в Чамкорию, а мы с Прайбишем – охотиться на зайцев.
Лихтенфельд обвел бар надменным и дерзким взглядом. Глаза его остановились только на Ирине, на мгновенье остекленели, потом замигали.
– Что это за девушка? – быстро спросил он.
– Понятия не имею, – ответила Зара, пожимая плечами.
– Она вам нравится? – спросил Хайльборн.
Лихтенфельд вставил в глаз монокль, но тут же вынул его.
– Это богиня охоты!.. – проговорил он в восторге. Потом обернулся к кельнеру и резко приказал:
– Вермут!
Но Ирина не поняла, что говорили о ней. Она смотрела в глубину бара. Там, за столиком, посасывая через соломинку цитронад, сидела та, которая отняла у нее Бориса. Там, за столиком, разговаривала с соседом пепельно-белокурая, вся какая-то тусклая, бесцветная молодая женщина с печальными глазами – серыми, как дождливое утро, и с бескровными, как увядший цветок, губами. Лицо ее не было накрашено. Но это отсутствие косметики, а также простая безукоризненная прическа и платье без украшений как раз и придавали ей какое-то благородство, которым не обладала ни одна из дам, сидевших в баре. Как ни странно, Ирина почувствовала, что не может ненавидеть эту женщину. И в тот же миг поняла, что это бледное, кроткое создание, наверное, и не подозревает о ее душевной драме и также не имеет никаких оснований ее ненавидеть. Рядом с Марией сидел Борис в темно-синем шевиотовом костюме, а по другую ее сторону – высокий красивый господин с седой шевелюрой, который обычно сопровождал отца Марии во время деловых поездок. В этот вечер Ирина научилась отличать модно и элегантно одетых мужчин. Костов, так же как и Бимби, Хайльборн и Лихтенфельд, был в очень светлом костюме.
И вот Ирина встретилась глазами с Борисом. Он поклонился вежливо и равнодушно. Ирина ответила таким же кивком.
Бимби внезапно прервал свою болтовню.
– Откуда ты знаешь эксперта «Никотианы»? – удивленно спросил он.
– Мы из одного города.
– Почему ты до сих пор мне этого не сказала?
– Какое это имеет значение?
– Ты с ним близко знакома?
– Нет, – сухо ответила Ирина. – С какой стати?
– Я просто спрашиваю. Где вы познакомились?
– Мы учились в одной гимназии.
– Он, наверное, за тобой ухаживал!..
– Ты пьян и болтаешь глупости.
Бимби казался и возбужденным и рассерженным. Он смотрел в сторону Бориса злобно прищуренными глазами. Ирина ясно увидела в этих глазах зависть слабого, ничтожного шакала к могучему, крупному хищнику.
– Почему ты думаешь, что он за мной ухаживал? – насмешливо спросила она.
– Потому что все говорят, что он очень опытный бабник… – со злостью ответил Бимби. – Я знаю его историю. Он был обыкновенным писарем на складе и там подкапывался под служащих и приставал к женщинам… Говорят, что он каждый день подстерегал Марию где-то на лугу, куда она ходила читать, пока не привлек ее внимание… Поистине редкий тип!.. Отец его какой-то полоумный учитель, над которым издевается весь город. А мать выпрашивала у лавочников брынзу…
– Все это выдумки, – с возмущением проговорила Ирина.
– Так рассказывают.
– Из зависти. Отец его теперь директор гимназии, а мать – прекрасная женщина.
– А как по-твоему, чем он привлек Марию?
– Не знаю. Вероятно, они полюбили друг друга.
– Как же, полюбили!.. – цинично возразил Бимби. – Просто он умеет кружить голову женщинам и пользоваться ими в своих целях. Иначе как можно объяснить, что за двадцать четыре часа он превратился из писаря в помощника главного эксперта фирмы?
– Он человек способный и упорный.
– Все говорят, что он часто поступает необдуманно и Доведет фирму до катастрофы… Папаша Пьер сделал большую ошибку, связавшись с этим типом.
– Едва ли, – сказала Ирина. – Но тебе он, как видно, очень неприятен?
– Я его ненавижу, – откровенно признался Бимби. – Он помешал мне в одной сделке, на которой я мог бы заработать немалый куш. «Никотиана» перехватывает всех иностранцев и душит мелкие фирмы и комиссионеров. Это картель разбойников, который монополизирует прибыли и не дает людям дышать…
Ирина улыбнулась. Ущемленный в своих доходах Бимби дошел до истины, которую неустанно повторяли коммунисты. В точно таких же выражениях говорил о крупных предприятиях и Чингис.
– Что тебя рассмешило? – сердито спросил Бимби.
– Слова «картель разбойников», – ответила она.
Бимби не был твердо уверен в том, что она сказала правду, и почувствовал, что присутствие этого выскочки, сидящего в глубине бара, унижает его в глазах Ирины. Вместо того чтобы протрезвиться от прери-аустерна, Бимби опьянел еще больше и сделался обидчиво-чувствительным к мелочам. В Ирине же коктейль вызвал только приятное возбуждение.
– Он меня еще попомнит, – самоуверенно заявил Бимби.
– Кто?
– Этот тип.
– Не могу себе представить, каким образом?
Бимби беспомощно заморгал, потом ему захотелось показать, как велико его значение в торговом мире. Прериаустерн сделал его болтливым.
– А вот как!.. – объяснил он, опьяненный сознанием своей силы. – «Никотиана» хочет забрать себе львиную долю поставок Германскому папиросному концерну… Но это ей не удастся. Один австриец, некто Кршиванек, организует компанию, которая заграбастает все. В эту компанию вхожу и я.
Бимби с удовольствием увидел, что его слова произвели на Ирину впечатление, и продолжал:
– Этот Кршиванек близок к фрейлейн Дитрих, и он зять Бромберга, министра в новом правительстве рейха… Понимаешь? Германский папиросный концерн, без сомнения, поручит поставки компании Кршиванека. Остается только преодолеть сопротивление трех чурбанов из представительства концерна в Софии – они хотят работать с Барутчиевым-младшим или с «Никотианой». Но один из этих чурбанов уже завоеван.
– Кто же его завоевал?
– Девушка, с которой я говорил, – та, что сидит за соседним столиком.
– Браво, браво!.. – Ирина уже веселилась от души. – д остальные двое?
– Одному мы готовим такой номер, что он после этого и пикнуть не посмеет, а другой, как только получит приказ из Берлина, просто откозыряет нам… Понимаешь? И этот выскочка из «Никотианы» останется с носом.
– «Завоеванный», должно быть, сидит за соседним столиком? – спросила Ирина.
– Да, это тот самый, который смотрел на тебя в монокль… Барон Лихтенфельд.
– Боюсь, что он намеревается пригласить меня танцевать…
Она не договорила. Высокий элегантный мужчина с небольшой лысиной встал с кресла, подошел к их столику и вежливо поклонился.
В это время снобы из «Никотианы» уже собрались уходить, но Костов попросил их задержаться еще немного. Он сидел лицом к столикам Зары и Бимби и видел, как баро i склонился перед Ириной.
– Забавно!.. – сказал Костов. – Барон приглашает ьа танец вашу землячку, а она ему отказывает. Смотрите. Лихтенфельд стоит как столб, а люди глазеют на него. Потрясающая сцена!.. Эге, кавалер наконец представив Лих тенфельда своей даме и приглашает его сесть за их стол, а наша Зара притворяется равнодушной… Выход найден.
– Во всяком случае, девушка эта очаровательна, – сказала Мария, вынимая сигарету из своего портсигара.
Костов поднес к сигарете зажженную спичку.
– Да, необыкновенно красива, – согласился он. – Но ее кавалер – отъявленный мошенник… Я постояннс встречаю его с Кршиванеком – они два сапога пара.
– Это не тот, что предлагал партию табака итальянцам? – внезапно спросил Борис.
– Он самый, – ответил Костов. – А Зара потом передала эту партию французской торговой миссии через голову Торосяна.
– Значит, они друг с другом съязаны.
– Конечно, они работают вместе. А теперь к ним прилип Лихтенфельд. Мой совет – на Зару больше не рассчитывать.
– Мы используем ее для контрудара.
– Как?
Борис не ответил. Спутники Марии разговаривали вполголоса, и она почти ничего не слышала. Уловила только имя Зары, упомянутое Костовым, и это рассердило ее.
– Когда только вы оставите в покое эту несчастную девушку? – с упреком спросила она.
– Это она не оставляет нас в покое, – ответил Костов. – Она сама приходит к нам продавать ложные сведения из немецкого посольства.
Мария рассмеялась.
– И поэтому вы только сегодня вечером в баре узнали о приезде Лихтенфельда… Смешно!
Мария опять засмеялась спокойно, тихо, без гнева. Она возмущалась лишь той жестокостью, с какой в торговой разведке пользовались услугами женщин.
Наступило молчание. Костов пристально смотрел на Ирину, которая пила второй коктейль с Лихтенфельдом и приятелем Кршиванека. Эксперту хотелось подольше остаться в баре, чтобы смотреть на нее. В лице этой девушки он видел что-то одухотворенное и прекрасное, что глубоко задевало душу и навсегда запечатлевалось в сознании, вызывая тоску, страстное желание и ощущение недостижимости. Мария боролась с нелепым и глупым подозрением, неотвязным, как надоедливая муха. Она силилась прогнать его, но не могла. В душе Бориса всплыло воспоминание о часовне и первом прикосновении к горячим губам, еще не умевшим целовать. Он пытался было оторваться от этого воспоминания, посмотрев на свою жену, которая принесла ему «Никотиану», но это ему не удалось. Губы у Марии были холодные, тонкие, бескровные…
Костов преодолел свою тоску, вспомнив о примадонне, с которой собирался провести несколько дней в Чамкории. Мария прогнала нелепое подозрение, подумав о том, что два года ее жизни протекли в тихом и ровном счастье. А Борис стряхнул с себя воспоминание о часовне, отдавшись лихорадочным мыслям о завоевании Германского папиросного концерна.
Но и выйдя из бара, все трое не могли избавиться от какой-то горестной подавленности – Ирина, словно брошенный в воду камень, нарушила их спокойствие на весь этот вечер.
В машине Мария сказала Борису:
– В баре я заметила кое-что. За полчаса ты выпил три рюмки коньяку, а этого никогда еще не было.
– Я устал, – рассеянно проговорил он.
– А может быть, рассердился из-за Кршиванека?
– Нет… просто устал, – ответил Борис. – Это дело меня вовсе не тревожит. Все зависит от фон Гайера, а я знаю, как поступить.
Лихтенфельд развез по домам Ирину и Бимби на своей машине. Ни тот, ни другой спутник Ирины не смогли вырвать у нее обещание встретиться с ними снова. Она вошла в свою комнату с тяжелой от коктейля головой, усталая и огорченная.
Снег все падал. Улицы были пусты. Лихтенфельд покатил в Бояну, где он жил на вилле. Выехав на безлюдное поле, он остановил машину, и его вырвало.
VI
Господин генеральный директор «Никотианы» вышел из машины и по низким широким ступеням крыльца поднялся к входной двери здания, в котором помещалось центральное управление фирмы. Молодой и красивый, он казался человеком уравновешенным. На нем было элегантное темное пальто, цветное шелковое кашне и модная шляпа с узкими полями. Он шел по коридору первого этажа, и служащие, попадавшиеся ему навстречу, как всегда, чувствовали себя неловко: главный бухгалтер инстинктивно поправил галстук, который ему никогда не удавалось завязать как следует, и низко поклонился; одна машинистка чуть не поскользнулась от волнения, а стоявший у лестницы рассыльный, фельдфебель запаса, опустил руки по швам и сказал: «Здравия желаю». На все это господин генеральный директор ответил только легким прикосновением пальца к полям шляпы.
Было видно, что он еще очень молод, но глаза у него были такие острые и холодные, что рассчитывать на его юношескую отзывчивость не приходилось. Можно было подумать, что он еще неопытен, но веская точность его речи сразу отнимала желание начать с ним игру. И наконец, можно было предположить, что он вспыльчив, но все знали, как спокойно и неумолимо он увольняет служащих за самое малое упущение.
Во всяком случае, никто не мог сказать, что господин генеральный директор не знает своего дела. Прошло два года с тех пор, как он был назначен вторым экспертом фирмы, почти год – со дня его свадьбы с Марией и только восемь месяцев – со дня смерти старого Спиридонова, чье место он занял немедленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131