В своем нынешнем раздражении София отрезала бы их не задумываясь, окажись под рукой ножницы. По привычке она заварила чашку кофе, однако он был еще слишком горячим и остывал возле ее локтя; скоро такое расточительство станет невозможным. Но в данный момент красота, украшения, богатство занимали ее мысли еще меньше, чем обычно. Ее интеллект был полностью занят задачей нахождения какого-нибудь достаточно невежливого отклика на предположение Эмилио Сандоса, что она глупа:
– Я могу объяснить еще раз, но вряд ли вы поймете.
– Вы несносны, – прошептала она.
– Однако я прав, – прошептал он в ответ. – Если вы предпочитаете запоминать каждое склонение отдельно – на здоровье. Но моя схема лучше.
– Это неверное обобщение. В нем нет логики.
– Вы считаете, что приписывание категории рода столам, стульям, шляпам и склонение существительных на этой основе вполне логично? Язык по своей природе произволен, – сообщил он. – Если вам нужна логика, изучайте исчисление.
– Сарказм – не аргумент, Сандос.
Эмилио глубоко вздохнул и, не скрывая нетерпения, начал снова:
– Хорошо. Еще раз. Это не абстрактное против конкретного. Если вы попытаетесь впихнуть этот принцип в руанджа, то постоянно будете делать ошибки. Это пространственное против невидимого или незримого.
Стараясь не потревожить Аскаму, только что уснувшую на его руках, он потянулся к ноутбуку, стоявшему на столе между ними, и ткнул пальцем в дисплей.
– Рассмотрим эту группу. Животные, растения или минералы – все эти слова означают что-то, что каким-либо образом занимает объем, и все они склоняются по этой схеме. Понимаете? – Он указал на другую секцию экрана. – В отличие от них, вот эти существительные не пространственные: мысль, надежда, привязанность, учеба. Эта группа склоняется по второй схеме. Пока ясно?
Конкретное и абстрактное… проклятье! – подумала София упрямо.
– Да, отлично. Чего я не понимаю, это…
– Я знаю, чего вы не понимаете! Перестаньте спорить и слушайте! – Он проигнорировал ее возмущенный взгляд. – Общее правило следующее: все, что можно видеть, всегда классифицируется как занимающее объем, поскольку видимы, как вам известно, лишь пространственные вещи, – поэтому тут применяется первая схема склонения. Трюк в том, что для всего невидимого – включая вещи, невидимые по своей сути, но не ограничиваясь ими, – используется вторая схема. – Эмилио резко откинулся назад, а затем взглянул на Аскаму, с облегчением увидев что она все еще спит. – Ну? Попробуйте опровергнуть. Пожалуйста. Просто попытайтесь.
Вот теперь он попался. С лицом, светящимся на солнце как слоновая кость, София наклонилась вперед, приготовившись нанести смертельный удар.
– Не более чем десять минут назад Аскама сказала:«Чайпас-ру зхари и уашан», – и применила то, что вы зовете невизуальным склонением. Но Чайпас очень большой. Вне всякого сомнения, Чайпас занимает изрядный объем пространства…
– Да. Браво! Великолепно. А теперь думайте!
Сандос был снисходителен. Приоткрыв рот, София уставилась на него, готовая вспылить, но внезапно ей стало ясно. Уронив голову себе на руки, она пробормотала:
– Но Чайпас ушел. Поэтому его нельзя видеть. Поэтому не используется пространственное склонение, а используется невизуальное, хотя Чайпас конкретен, а не абстрактен. – София взглянула на Эмилио, он улыбался. – Ненавижу, когда вы самодовольны.
Его веселые темные глаза светились торжеством. Эмилио Сандос не давал обета ложной скромности. Это был отличный анализ, и он донельзя гордился собой, а лично для себя отметил, что выиграл для Софии ее пари с Аланом Пейсом. Они встретились с руна лишь семь недель назад, а Эмилио уже усвоил основы здешней грамматики. Черт возьми, я молодец, думал он, и его улыбка делалась шире, пока София глядела на него прищуренными глазами, пытаясь подобрать какой-нибудь пример, который не укладывался бы в эту модель.
– Ну хорошо, хорошо, – нелюбезно сказала она, поднимая свой блокнот. – Я сдаюсь. Дайте мне несколько минут, чтобы все это записать.
Они были хорошей командой. Сандос был знатоком в лингвистике, зато она гораздо лучше записывала – быстро и четко. Уже три статьи, носившие авторство «Э. Д. Сандос и С. Р. Мендес», были посланы на Землю для передачи в научные журналы.
Кончив записывать, София подняла глаза и улыбнулась. Такую смесь острого ума и мечтательности, веселой задиристости и склонности погружаться в себя, сразу же отдаляясь, она встречала раньше – в студентах иешив, которых ее родители часто приглашали к обеду, когда она была девочкой. Голоногий и босой, Сандос загорел до цвета корицы, а вместо сутаны, нестерпимой в этом жарком климате, носил просторные шорты цвета хаки и черную тенниску, слишком большую для него. София сама была не менее коричневой, похожей на него смуглостью и стройностью, одетой столь же просто, и она могла понять, почему Манужаи поначалу решила, что София и Эмилио – «дети-одного-приплода». Когда Манужаи разъяснила пантомимой, что означает это слово, оно показалось Софии смешным и почти неприличным, но сейчас она понимала, почему рунао пришла к такому заключению.
Аскама вздохнула, легонько потянувшись. Эмилио ожил и, округлив глаза, в тревоге посмотрел на Софию. Аскама была славной, но болтала не умолкая; а когда засыпала, как сейчас, они хоть немного отдыхали.
– Интересно, – очень тихо сказала София, когда стало ясно, что Аскама не проснулась, – использует ли слепой рунао всегда лишь невизуальное склонение.
– Вот это интересный вопрос, – сказал Эмилио, с уважением наклонив голову, и София ощутила терпкое удовольствие от того, что за ней вновь признали право претендовать на интеллектуальное равенство.
Он подумал некоторое время, осторожно раскачивая кресло-гамак и поглаживая мягкий мех за ушами Аскамы. Затем на его лице опять расцвела улыбка.
– Если можешь осязать предмет, то знаешь, что он занимает объем! Ищи что-то, что имеет контуры или форму или текстуру. Спорим на что-нибудь?
– Леджано, возможно, или тинквен, – предположила София. – Никаких пари.
– Струсили! Я могу ошибаться, – весело сказал Эмилио, – хотя сомневаюсь в этом. Попробуйте сначала леджано. – Поглядев вниз, он улыбнулся макушке Аскаме, прежде чем вернуться взглядом к маленькому стаду пийанот, пасущихся на равнине за стеблями хамп ий-убежища.
– Они были бы красивой парой, не правда ли? – сказала Энн, вместе с Д. У. прогуливаясь над деревней вдоль края обрыва.
– Да, мадам, – согласился Д. У. – Что есть, то есть.
Все остальные были заняты или спали, но им двоим не спалось. Энн предложила прогуляться, и Д. У. охотно составил ей компанию. Манужаи предупреждала их, причем не раз, не ходить по одному. «Джанада», чем бы это ни было, мог их заполучить; поэтому они передвигались парами – больше для того, чтобы успокоить Манужаи и остальных руна, чем из страха перед хищниками или злыми духами.
– Ревнуете? – спросила Энн. – Они оба некоторым образом ваши творения, разве нет?
– О, черт, не думаю, что «ревность» – правильное слово, – сказал Д. У. и на секунду остановился, чтобы искоса поглядеть на Софию и Эмилио, вместе с Аскамой изображавших семью в хампий-убежище.
Вновь повернувшись к Энн, он коротко ухмыльнулся и скосил глаза на запад, через реку.
– Это как видеть Нотр-Дам, возводимый напротив Техасского университета в «Хлопковой чаше». Не знаю, на что надеяться.
Одобрительно засмеявшись, Энн прижалась головой к его плечу.
– Д. У, я люблю вас. Нет, правда. Конечно, я всегда питала слабость к парням в форме…
Это было как брешь в стене, и, улыбаясь, он вступил в нее:
– И вы тоже?
– «Морская пехота ищет настоящих мужчин», – цитируя старый вербовочный лозунг, нараспев произнесла Энн, пока они шагали на юг.
– Ну что ж. Таким я и был.
Его глаза оставались более или менее нацеленными вперед, когда он тихо пропел:
– Но это было давно и в очень дальней стороне.
– Точно, – улыбнулась Энн. – Мой дорогой, ближайшая келья в четырех с третью световых лет отсюда. София знает. Я знаю. Марк…
– … мой исповедник.
– У Джимми и Джорджа нет ключа, но для них обоих тут нет совершенно никакой разницы, – сказала Энн. – Так что остается Эмилио.
Д. У. плавно осел на колени, жестом велев Энн не приближаться. Осторожно двигаясь, он протянул руку, остановив ладонь над маленьким пучком пыльной бледно-лиловой листвы, и замер на несколько секунд. Внезапно его кисть упала, плотно прижавшись к грунту, а затем подняла крохотного двуногого змеешея, который, оставаясь практически незаметным, медленно пропихивался в чью-то нору, надеясь поживиться. Поднявшись, Д. У. вручил его Энн.
– Ну разве не прелесть! Взгляните, у него пара рудиментарных передних лап, – Воскликнула она, держа зверька так, чтобы Д. У. мог рассмотреть. – Я бы никогда его не заметила. Вы молодец.
– Когда станете взрослой, как я, мадам, многое узнаете про маскировку.
– Еще бы, могу вообразить, – сказала Энн.
Она поместила змеешея обратно в норку, и они продолжили прогулку.
– Эмилио вас очень высоко ставит, Д. У. Но, по-моему, кое-что в вашей личности остается для него загадкой.
– Еще бы, – сказал Д. У. – Я не стыжусь себя. Но если б Эмилио знал все, когда был мальцом, он бы ко мне на милю не подошел. И после стольких лет незнания какой смысл что-то говорить?
– Чтобы снять груз. Быть принятым таким, какой вы есть. Не думаете же вы, что он станет относиться к вам хуже.
Не глядя на Энн, он улыбнулся и одной рукой обнял ее за плечи.
– Понимаете, Энн, загвоздка как раз в этом. Я боюсь, что станет относиться ко мне лучше. Вернее, боюсь, что этот вопрос будет в какой-то мере занимать его мысли, а сейчас я не хочу отвлекать Эмилио пустяками. Конечно, он разберется и поймет, что я все время играл с ним честно…
– Так сказать. Д. У. рассмеялся.
– Слабо сказано!
Остановившись, он выковырял ногой камень из грунта и продолжил:
– Не то чтобы я лгал ему. Просто эта тема не поднималась. Я никогда не спрашивал его, честен ли он, а он никогда не спрашивал меня, нечестен ли я. Ближе всего мы подошли к этому, когда много лет назад он спросил меня про другого парня. Я просто сказал ему: дьявольщина, разные люди выбирают разные пути.
– И как он это воспринял? – спросила Энн, улыбаясь.
– Хладнокровно.
Д. У. посмотрел на горы, высившиеся к югу от них. Где-то там, по другую сторона хребта, находилась могила Алана Пейса.
– Послушайте, Энн. Пока все идет отлично. От Эмилио мне ничего не нужно. Что творилось в моей голове много лет назад – мое дело. И это уже история.
Она не возражала. То же самое Энн могла бы сказать о себе, если б они поменялись местами.
– Ладно, ладно. Сообщение принято.
– Энн, я ценю ваше мнение, и при других обстоятельствах вы могли бы быть правы. Но здесь, сейчас…
Наклонившись, Д. У. поднял камень, который только что выворотил, и швырнул через ущелье, хлестко и точно. До противоположного края тот не долетел совсем немного и застучал вниз по откосу – к реке, бежавшей под ними.
– Что меня заботит – это картина в целом. – продолжил он. – Вы не хуже меня знаете, что все в нашей миссии чертовски близко к чудотворству. И ключом к нему служит Эмилио. Я не хочу мутить воду! Я не хочу, чтобы он думал обо мне. Или о Мендес – по крайней мере, пока. Я не собираюсь мешать их совместной работе, поскольку они справляются отлично. Но, если честно, я затаил дыхание.
Наступила пауза, и Энн уселась на землю, свесив ноги за край. Не настолько уверенный в прочности скалы, Д. У. некоторое время постоял рядом, но затем наконец присоединился к ней и занялся метанием камней в пустоту.
– Д. У, я не спорю с вами. Я просто спрашиваю, хорошо?
Он кивнул, поэтому Энн продолжила:
– Давайте считать, что Эпоха Чудес еще не закончилась, ладно? И мы оба знаем, что Эмилио особенный человек. Но и София тоже, верно?
– Пока нет возражений.
– Видите ли, мне кажется, на стороне любви, секса и семьи стоят некие высшие силы. Помнится, довольно авторитетная Персона однажды сказала, что человеку нехорошо быть одному. Рим, со всеми его кельями, – Энн повела рукой, – очень далеко отсюда. Мы отсутствуем там почти два десятилетия. Возможно, священникам сейчас разрешено жениться! И в любом случае, я не понимаю, в чем Эмилио обманет Господа, если полюбит Софию.
– Энн, вы ступили на зыбкую почву.
Потянувшись назад, Д. У. зачерпнул горсть гравия. По его лицу пробежала судорога боли, но Энн отнесла это на счет темы разговора.
– О черт, я не знаю. Может, это ничего не нарушит. Может, они будут счастливы, заведут кучу прелестных детишек, а Бог возлюбит их всех…
Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к шуму реки и глядя на запад, где небо пылало красками первого заката. Похоже, Д. У. обдумывал что-то, и Энн ждала, пока он снова заговорит.
– Отнеситесь с терпением к моим словам, поскольку я пытаюсь нащупать истину, тычась вслепую. Но, Энн, – мягко произнес он, – мне кажется, что святость, как и гениальность, базируется на вдохновенном упорстве. Это последовательное стремление к поставленной цели. Это те настойчивость и сосредоточенность, которые я вижу в Эмилио.
– Д. У, вы серьезно? – Энн застыла, широко открыв глаза. – По-вашему, Эмилио свя…
– Я не сказал этого! Сейчас я говорю абстрактно. Но мы с Марком обсуждали эту версию. Да, я вижу, какие возможности для нас открываются, а моя задача, Энн, обеспечить успех миссии. – Д. У. помедлил секунду, прежде чем сознаться: – Может, и напрасно, но я фактически употребил это слово в своем докладе, отосланном в Рим. Я написал, что, по-моему, среди нас находится великий подвижник, настоящая путеводная звезда. «Обручен с Господом, а в иные моменты полностью причащается к священной любви» – вот как я это сформулировал.
Бросив последние несколько камней, он смахнул с ладоней землю и наклонился вперед, упершись локтями в колени и свесив костистые кисти между голеней, глядя, как камушки катятся вниз, стуча по откосу.
– Чертова куча административных проблем, – произнес он после паузы. – Там, на Земле, они не спрячут это в Школе Выдающихся Иерархов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66