Надо ж такое выдумать. А сюда-то его как занесло? Да ещё с тобой в сотоварищах. Не со всяким королевский стрелок гулять будет в орочьем-то обличье.
— Сам же всё понимаешь, зачем спрашиваешь. Не по пустому делу путешествуем. По королевскому. А что обличье орочье, так в иных местах в нём безопаснее. Кто же знал, что на этом берегу вас встретим. От Бъёрна не ближний путь.
— Это верно. Полгода уж тут сидим. Тоска заела. Ни мёду свежего, ни баб красивых. Да что красивых, сейчас и карга какая-нибудь за красотку бы сошла. «Медвежата» мои скоро на коз степных бросаться будут. Звереют от скуки. Вас-то тоже от скуки принялись ловить. Так-то не велено нам никого тут тревожить, себя оказывать. Даже и ороков. А только скучно. То ли дело в Карроке! Не велик городок, не Минас-Тирит, а всё же город. Есть где распотешиться. А здесь всей потехи — одна охота. Так болею вот, не могу на охоту-то ходить. Неделю назад корабль был, жратвы свежей привезли да мёду, теперь тебя вот повстречал, попируем, утешимся. А потом опять тоска на полгода.
Я вышел из кустов, и Бэрол прервался. «Садись с нами, половинчик, — сказал он. — Рябятки у меня шустрые, скоро стол соберут, а мы тут побеседуем пока».
— Что ж Вы тут делаете? — по обрывку разговора я уже догадался, что Бэрол и его «медвежата» — бъёрнинги, и решил подыграть Гхажшу. К тому же мне в самом деле было интересно, что они делают так далеко к югу от родных мест. — До Каррока далеко, если я карту правильно помню.
— Воюем мы тут, — махнул рукой Бэрол. — с Роханом воюем.
— Воюете? — оживился Гхажш. — Хорошая у вас война, никого не трогать приказано. Рохан, он же на другом берегу. Как с ним можно на этом воевать? На этом, разве что с орками из Лихолесья, а в степи — с Возничими, но они не часто у Великой реки появляются. До сих пор это только Гондор заботило.
— А… — Бэрол опять расстроено помахал рукой. — Сам всё знаю. А что делать прикажешь? Служба. Чего начальство приказало, какую глупость не выдумало, а ты делай. Застава у нас тут. Кто-то из воевод, вишь, решил, что роханцы могут через Реку переправиться и вдоль опушки Лихолесья к Бъёрну, на север, подняться. А там же до самого Каррока ни одного воина нет. Вот и сунули нас сюда комаров овражных кормить. Приказ дали, себя не оказывать, за степью наблюдать, ежели роханцы переправятся, гонца в Каррок слать. Будто гонец быстрее коней роханских. Только глупость всё это. Зачем роханцам вдоль Лихолесья идти? Под орочьи стрелы подставляться? Да там на большое войско ни воды, ни жратвы нет. Тем паче на конное. Ежели они решат по этому берегу идти, так вдоль Реки и пойдут. Только у начальства свои думки. Вот и сидим. Степь сторожим.
— И что Бъёрн с Роханом не поделили? — спросил Гхажш.
— Известное дело, чего, — ухмыльнулся Бэрол. — Землю. Из-за неё, родимой, весь сыр-бор. Королёк-то наш не дурак, казну считать умеет. Недаром же Каррок на броде через Реку построили. На торговом пути. Теперь хоть с запада на восток, по тракту, хоть с севера на юг, по Реке, путь держи или, положим, наоборот, всё одно никакому купцу Каррока не миновать. Стало быть, пошлины королевской тоже. Опять же купцы — люди весёлые да богатые, сколько ещё серебра в постоялых дворах да развесёлых местах оставят? А они королём податью обложены, и немалой. Снова королю прибыток.
— И причём тут война? — не понял я.
— А при том! — наставительно поднял палец Бэрол. — Эреборские гномы в очередной раз задумали у сроков Подгорное царство отбить. Ополчение собрали уже да, поди, уж и ушли, пока мы тут сидим. Обещались, как триста лет назад, всё орочьё от Сабельницы до Гундабада выжечь. Кричат: «Мы им припомним битву Сожжённых гномов и смерть Двалина». Гномы, они же на обиду памятливые, для них триста лет не срок.
— Теперь ещё и гномы, — сказал я. — Я не понимаю ничего.
— Экий ты, половинчик, торопливый, — укоризненно проворчал Бэрол, — не перебивай. Всё расскажу. Раз такое дело с гномами, то королёк наш и решил землицу, что между Горами и Рекой лежит, себе прибрать, до самой Серебряни. Не знаю уж, сам он додумался или подсказал ему кто, а дело хорошее. Ежели гномы ороков окоротят и Подгорное царство отвоюют, то народец, что меж Горами и Рекой живёт, бесхозным останется. До сих они подгорным срокам дань платили, а ежели ороков не будет, то кому с них подати собирать? Самое хорошее для нашего королька занятие. Опять же, займут гномы Подгорное царство, значит, торговля будет. Гномы ж не ороки, впроголодь сидеть не могут. А мастера они известные. Эсгаротцы от торговли с эреборскими да железногорскими гномами большой барыш имеют. Такой доход и нашему корольку не помешает. Западный ход под Горы, говорят, завален, не скоро откопают. Стало быть, вся торговля через восточные ворота пойдёт. Вот и получается, что кто землёй у гор владеет, тот и пошлины с купцов собирать будет. Опять же, кто гномам зерно с мёдом повезёт, с тем они и в союзе будут. Не из Каррока же его возить? Проще землепашцев к Горам поближе переселить. Землицы-то свободной там хватает. Вот из-за того и война с Роханом. Они, вишь, вспомнили, что это их «древние земли». Будто бы из этих краёв они в Рохан переселились. Тыщу лет не помнили, а нынче спохватились.
— Странная у вас война, — задумчиво сказал Гхажш. — Мы на том берегу были, южнее Серебряни. Никаких всадников роханских не видели.
— Да что за беда, что странная, — весело рассмеялся Бэрол. — Мне за моё сидение тут в три раза больше платят, чем супротив мирного житья. Так-то можно повоевать. И впроголодь нас королёк не держит. Каждый месяц корабль присылает. Рябята уж лоснятся, так отъелись.
— Вот оно и странно, — повторил Гхажш. — Гномов мы в Хмурых горах встречали. Только много южнее Серебряни. Почти у верховьев Энтовой Купели. Там они орков ловят. Вместе с роханцами. Так что зря ваш король на союз с ними надеется. Не знаю, чем роханский король гномов купил, только, похоже, что они вместе воюют. И на север, за Серебрянь, тоже вместе пойдут.
— Занятно, — призадумался Бэрол. — А зачем гномам с роханцами-то дружить? Рохан Подгорного царства много южнее. Чем он гномам помочь может?
— Может, — хмуро ответит Гхажш. — Если по Южному Тракту их на другую сторону Гор пропустит. Западный вход под Горы завален, но не так сильно, чтобы гномы его быстро откопать не смогли. Тем более — снаружи, не изнутри. Орки возле него не живут, чего им там делать, наружу они всё равно через восточный выходят. Да и дань зерном и мясом им деревни с восточной стороны Гор платят. Получается, что гномы могут под Горы внезапно войти. Там где их не ждёт никто. Роханцы им ещё и продовольствием помогут. Может, и пехотой тоже. Благо, от Заизенского фольда недалеко. Когда гномы Подгорное царство очистят, вот тогда Рохан и с вами воевать начнёт. Он — с юга, а гномы — с запада, из-под Гор. Меж двух огней войско ваше поставят. Рохану торговля с гномами тоже нужна не меньше, чем вашему королю. Может, сами гномы с вами воевать и не пойдут, они на поверхности вояки плохие, но пехоту фолдерскую к вам в тыл пропустят. А может, и не только пехоту. Может, и конников тоже. От восточных ворот до Каррока не сильно далеко. Если ваше войско на Серебряни стоит, то даже пехота роханская в Карроке раньше будет. То-то король ваш обрадуется, когда его столица дымом пойдёт.
— Да что ты такое говоришь? — замахал руками Бэрол. — Это что получается, гномы нас обманывают?
— Не гномы, — спокойно ответил Гхажш. — Гномам до такого не додуматься. Им Первокователь силушки отмерил, а не ума. Такая задумка не по гномьему разуму. Ты вот подумай сам, кому выгодно, чтобы на Карроке пошлину не брали.
— Чего тут думать-то, — пожал плечами Бэрол. — Не велика загадка. Известное дело, кто ту пошлину платит. Эсгаротские купцы, как в Форност едут или из него.
— Вот ты сам и сказал, чьи тут головы поработали, — усмехнулся Гхажш.
— Да… — Бэрол почесал затылок. — Складно у тебя выходит. Всё, как есть. разложил. Однако ж… Большое ли войско под Горами пройти может? Каррок не деревня. Его просто так не сожжёшь. Стены хоть и деревянные, да высокие, и рвы широки. И валы круты. Мужики в городском ополчении не слабаки. Долгонько придётся повозиться, чтобы взять. С нахрапа-то не получится. А там и войско наше подойдёт. Навряд роханская пехота против нашей сдюжит. У меня здесь «медвежата». А в войске — «медведи». Кого хошь стопчут.
— Не подойдёт, — возразил Гхажш, — не успеет ваше войско Карроку на помощь. Роханцы под Горами малую часть своего войска проведут. А главная будет против вашего в степи кружить. Они конные, вы пешие, кто кого обгонит? Им драться с вашими не надо будет. Только от реки отогнать. Летом в степи безводье. На малую заставу воды в оврагах можно найти. А на большое войско где набраться? Да ещё подумай. Что, если к Карроку одно войско, поменьше, с запада подойдёт, а другое, побольше — с востока? От Эсгарота. Долго Каррок простоит?
— О страшных ты делах говоришь, Огонёк, — произнёс Бэрол и стал задумчив.
Пока длилась эта беседа, бъёрнинги накрыли скатерть, навалили на неё всякого съестного добра, и, занявшись едой, некоторое время мы не могли говорить. Только Бэрол время от времени предлагал мне угощаться. Лишь после первой кружки мёда Гхажш с Бэролом снова начали серьёзный разговор. Я ещё послушал их немного, посмотрел, как они чертят что-то на земле прутиками, и понял, что сейчас усну под это размеренное и негромкое обсуждение. Но на рядне было ещё много всего, и мёд ещё не был допит. Да и какой хоббит позволит себе уснуть за столом? Тем более что было так весело.
Поэтому я предпочёл не спать, а сплясать. Плясать в одиночку не хотелось, а Тедди для пары рядом не было, и я решил научить Борна. Как ни странно, он охотно согласился. Жаль, что петь у него получалось плохо, видно, от рождения ему медведь на ухо наступил. Да и ни одного из коленец брызги-дрызги повторить он тоже не смог. Но это не беда. Зато он славно мне подпевал и притоптывал, а когда в третий раз под оглушительный хохот и одобрительные крики «медвежат» получил прутом пониже спины, то сообразил, зачем я дал прут и ему. Вот тут уж мне пришлось туго, Борн так рычал, с таким напором наступал на меня, что иной раз казалось, будто он и вправду медведь. И прутом своим он махал с большим толком, прут так оглушительно свистел в воздухе, что если бы попал в меня хоть раз, то, пожалуй, разрубил бы пополам. К счастью, не попал.
Потом, когда мы с ним обнялись, то поплясать со мной вызвалось ещё немало желающих. И я никому не смог отказать. Разу к третьему «медвежата» выучили песню и с упоением орали её хором, подстукивая себе кружками и хлопая широкими ладонями по бёдрам. Я сплясал, наверное, с добрым десятком бъёрнингов. И ни один из них так и не смог меня задеть. Зато после пляски обнимали они меня с таким чувством и так радостно хлопали по спине, что чуть не пришибли.
Неудивительно, что к концу пира я едва держался на ногах. Была ли тут виновата брызга-дрызга, усталость похода, дружелюбность бъёрнингов или медовуха, я не знаю. Наверное, всё вместе.
Отличная штука — бъёрнингский мёд.
Глава 22
Коварная штука — бьёрнингский мёд. Пьётся он легко и веселит сильно, и просыпаться на следующее утро — сущее мучение. Всё тело расслаблено, шевелиться совершенно не хочется, а голова пуста, как кружка после пира. Когда тебя толкают в бок, кажется, что в пустотах головы катаются медные звенящие шарики. Нехорошо.
— Вставай, — это Гхажш толкал и тряс меня, — просыпайся.
— Отстань, — сказал я и попытался перевернуться на другой бок. Не получилось.
— Вставай, вставай, — Гхажш, ободрённый моим откликом, удвоил усилия, — солнце уже к полудню. Разоспался, завтрак проспал и обед проспишь.
Обед проспать не хотелось, и я с неохотой разлепил глаза. Лицо Гхажша в полумраке землянки казалось довольно помятым.
— Ну и вид у тебя, — заметил я ему, с трудом садясь. — Как будто ты на лице сидел.
— Ты бы себя видел, — незлобливо отозвался Гхажш. — Ваш народец не только пожрать, но и выпить большие мастера. Ты хоть знаешь, сколько вчера выпил?
— Нет, — ответил я. — Не считал. Мне показалось, что не очень много.
— Вот за это тебя «медвежата» и полюбили, — усмехнулся он, — сами-то они своего пойла медового больше пяти кружек не пьют. С ног валятся. А ты, когда со мной и Бэролом сидел кружки четыре одолел да потом ещё с каждым, с кем плясал, по кружечке за дружбу выпил. Они там теперь про тебя сказку сочиняют, о половинчике-королевском стрелке, что выпил пятнадцать кружек, десятерых переплясал и своими ногами спать ушёл.
— Четырнадцать, — поправил я.
— Что? — не понял Гхажш. — Что, четырнадцать?
— Четырнадцать кружек получается: четыре с вами и ещё десять, когда плясал.
— Значит, пятнадцатую они для круглого счёта придумали. Поднимайся давай. Или не можешь? Голова болит?
— Пустая, — пожаловался я. — Как высохший орех пустая. Звенит.
— Тогда пей, — Гхажш протянул знакомую склянку с шагху. — Один глоток: мало осталось.
— Не надо, — оттолкнул я его руку. — Не хочу. Воды бы холодной.
— Это снаружи, сколько угодно. Проводить? Или сам до ручья доберёшься?
Я попытался встать. Ноги, против ожидания, держали хорошо, и хотя голова кружилась, и меня изрядно раскачивало в разные стороны, но до дна оврага я спустился сам, ни разу не упав.
Моё появление у ручья на своих ногах и без поддержки вызвало радостный одобрительный рёв «медвежьей стаи». Похоже, что все бъёрнинги, кроме Бэрола да, может быть, ещё двух-трёх, пребывали здесь, отмокая и остужая холодной водой горящие глотки. Пока я умывался и пил, они о чём-то оживлённо урчали между собой. Наверное, заносили в свою сказку мой очередной «подвиг».
— Сразу видно бывалого воина, — раздался за моей спиной голос Бэрола. — Учитесь, сосунки. Вы вот со вчерашнего и встать не можете, а половинчик — хоть сейчас в путь. Верно говорю, половинчик?
Чтобы не обижать его, я кивнул. Но, на самом деле, одно упоминание о пути вызвало у меня содрогание. Какое там идти куда-то, я до землянки еле добрёл.
— Хорош, — оценил моё появление Гхажш и снова протянул скляницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52