Я спросил:— Она не умела читать? Она назвала его Ноэлем, потому что это было похоже на «Джоэль», ей нужно было что-то такое, что она могла себе представить зрительно?Кивок.— Она до сих пор неграмотна?Слабый кивок.— Пробовала... Не смогла...— Как ей удавалось делать работу? Записывать заказы, подсчитывать сумму счета?Рэмп промычал что-то нечленораздельное.Майло вспылил:— Да говори же, черт бы тебя побрал, кончай слюни распускать!Рэмп слегка приподнял голову.— Память. Она знала все — все меню целиком... наизусть. Когда бывает... что-то специальное... она... мы это репетируем.— А выписывать счет? — спросил Майло.— Я... — Выражение полного изнеможения.— Вы берете это на себя, — сказал я. — Вы берете на себя заботу о ней. Совсем как тогда, во время работы на студии. Кто она была — деревенская девушка, приехавшая на Запад, чтобы стать кинозвездой?— Аппалачи... Бедная... семья...— Бедная деревенская девушка. Вы знали, что в кино у нее ничего не выйдет, она не сможет даже прочитать роль. И вы помогали ей сохранить это в тайне какое-то время?Кивок.— Джоэль...— Джоэль выдал ее секрет?Опять кивок. Он рыгнул, и его голова свесилась на одну сторону.— Фотографии для него.— Из-за него она потеряла контракт со студией, и он взял ее на работу в качестве фотомодели.Кивок.— А как она получила водительские права? — спросил Майло.— Письменные тесты... выучила их все на память.— Должно быть, это заняло немало времени.Рэмп кивнул и вытер нос тыльной стороной руки. Потом снова опустил голову на стол. На этот раз Майло оставил его в покое.Я задал очередной вопрос:— Она и Макклоски поддерживали контакт все эти годы?Голова Рэмпа вздернулась с неожиданной быстротой.— Нет — она ненавидела... это... не то, что она хотела.— Что вы имеете в виду?— Ребенок. Ноэль... — Он болезненно сморщился. — Любила его, но...— Но что, Дон?Умоляющий взгляд.— Что же, Дон?— Насилие.— Она забеременела, когда Макклоски изнасиловал ее?Кивок.— Все время.— Что все время, Дон?— Насилие.— Он все время ее насиловал?Кивок.— Почему вы не оградили ее от этого? Рэмп заплакал. Слезы скатывались ему на усы и бусинками повисали на сальных волосах.Он пробовал что-то сказать, но подавился и закашлялся.Майло поддержал его голову за подбородок, взял салфетку и промокнул лицо плачущего Рэмпа.— Ну что, Дон? — мягко спросил он.— Все, — ответил Рэмп сквозь катящиеся слезы.— Все ее насиловали?Он всхлипнул. Сглотнул слюну.— Имели ее... Она не... — С усилием он поднял руку и постучал себя по голове.— Она не очень смышленая, — сказал Майло. — Все этим пользовались.Кивок. Слезы.— Все без исключения, Дон?Голову Рэмпа повело в сторону, он клюнул носом. Его глаза закрылись. Изо рта с одной стороны потекла слюна.— Ладно, Дон. — Майло снова опустил голову Рэмпа на стол.Я пошел вслед за Майло обратно к бару. Какое-то время мы вдвоем просто сидели и смотрели на Рэмпа. Он начал храпеть.— Шальная студийная компания, — сказал я. — И отсталая, неграмотная девушка, которую там между собой пускали по рукам.— Откуда ты знаешь?— По тому, как только что повел себя Ноэль. Мы говорили о его матери. В разговоре он упомянул, что работать где-то в другом месте, как она говорит, будет не то же самое, и начал было развивать эту мысль, но тут же остановился. Когда я стал настойчиво спрашивать, он рассердился и уехал. Это показалось мне необычным. Он такой юноша, который держит в узде свои эмоции и которому нельзя терять контроль над собой. Это типично для ребенка, выросшего в компании с родителем-наркоманом или алкоголиком. Поэтому я понял, что причина, заставившая его выйти из себя, должна быть очень важной. Потом, когда заговорил Рэмп, все стало на свои места.— Неграмотная, — покачал головой Майло. — Жить так все эти годы, все время ожидая, что кто-то разоблачит ее. Рэмп, помогающий ей и ребенку из чувства вины.— Или сострадания, или того и другого вместе. Видимо, он по-настоящему добрый парень.— Да-а, — протянул Майло, глядя на Рэмпа и качая головой.— Этим и объясняется, почему Бетель была согласна обслуживать столики, в то время как Рэмп и Джина жили по-королевски. Роль дверного коврика была для нее привычной. Актрисой не стала, пристрастилась к сильным наркотикам и Бог знает еще к чему. В довершение ко всему забеременела от мерзавца, которого все ненавидели. Позировала для фотографий, которые не могли иметь ничего общего с высокой модой. Ее телосложение явно не годилось для журнала «Вог». Это говорит о скрытом достоинстве, Майло. Она, вероятно, считает, что Рэмп дал ей больше, чем она заслуживает. А теперь рискует потерять даже это.Майло провел рукой по лицу.— Ты что? — спросил я.— Если Макклоски разоблачил Бетель, а потом и изнасиловал ее, почему она повела себя, как сумасшедшая, когда узнала, что он мертв?— Возможно, его смерть все-таки потеря для нее, несмотря ни на что. Возможно, она хранила в душе какую-то капельку доброго чувства к нему. За то, что он дал ей Ноэля.Майло крутнулся на табуретке. Рэмп захрапел громче.— Ладно, — сказал Майло. — А вдруг здесь что-то побольше твоей капельки доброго чувства? Что, если она и Макклоски все-таки поддерживали контакт друг с другом? Товарищи по несчастью. Общий враг.— Джина?— Они оба могли ее ненавидеть. Макклоски — по своей изначальной причине, какова бы она ни была, а Бетель — из обычной зависти бедных к богатым. Что, если ей не так уж и нравилось играть роль жертвы? Что, если был еще один компонент, подслащавший эти отношения, — деньги? Шантаж?— По какому поводу?— Кто знает? Джина ведь тоже входила в шальную компанию.— Ты сказал, что в ее случае не нашел ничего компрометирующего.— Значит, она более ловко устроила так, чтобы все было шито-крыто, — и тем дороже стоит тайна. Не ты ли говорил мне, что тайны и секреты здесь вроде валюты? Что, если Макклоски и Бетель понимали это буквально? Если Макклоски был партнером Бетель в каком-нибудь пакостном деле, то вполне понятно, почему она сбежала, услышав о его смерти.— Джоэль и Бетель, Ноэль и Мелисса, — сказал я. — Черт побери, это уж слишком гнусно. Надеюсь, что ты ошибаешься.— Знаю, — отозвался Майло. — Все время к ним возвращаюсь. Но ведь не мы писали этот сценарий — мы всего лишь смотрим готовый фильм.Его лицо все еще сохраняло страдальческое выражение.Я продолжил свои рассуждения:— Что, если это Ноэль переехал Макклоски? Он первый, о ком я подумал, когда узнал, что орудием убийства был автомобиль. Машины — это его стихия. И у него есть доступ ко всем машинам Джины. Как ты думаешь, не открыть ли нам все эти гаражи и посмотреть, нет ли у одного из экспонатов повреждений на передке?— Пустая трата времени, — ответил Майло. — Он никогда бы не взял одну из этих машин. Слишком уж заметны.— Но в Азусе никто не видел «роллса» Джины на пути к водохранилищу.— Неверно. Мы этого не знаем. Шериф зарегистрировал происшествие как несчастный случай, но никто не обошел дома и не опросил жителей.— Ладно, — согласился я. — Допустим, Ноэль воспользовался какой-то машиной хозяйственного назначения. У них была одна такая — в те времена, когда я лечил Мелиссу. Старый «кадиллак-флитвуд» 62-го года. Она звала его «кэдди-работяга». Наверно, и сейчас у них есть что-нибудь вроде этого — не ездить же за покупками на «дюзенберге». Эта машина спрятана где-то на этих семи акрах или в одном из гаражей. Но Ноэль мог покончить с Макклоски и на угнанной машине — наверняка знал, как соединить провода.— Идеальный юноша становится малолетним преступником?— Ты сам говоришь, что все меняется.Майло повернулся к бару.— Жертвы Эдипова комплекса, — проговорил он. — Стопроцентный американский мальчик размазывает по асфальту своего отца. Какое лечение потребуется, чтобы подлатать такого?Я ничего не ответил.У себя в кабинке Рэмп всхрапнул, стал ловить ртом воздух. Его голова приподнялась, снова упала, перекатилась на бок.Майло сказал:— Было бы неплохо привести его в чувство и посмотреть, что еще из него можно выжать. А еще неплохо было бы подождать здесь и посмотреть, не вернется ли старушка Бетель.Он посмотрел на часы.— Мне пора ехать в аэропорт. Как у тебя настроение — насчет того, чтобы покрутиться здесь? Я свяжусь с тобой, как только устроюсь, — скажем, до девяти часов.— А что же твой наблюдатель? Разве он не может взять это на себя?— Нет. Он не может работать в открытую. Такова была договоренность.— Антиобщественный тип?— Что-то вроде.— Ладно, — сказал я. — Я собирался повисеть какое-то время на телефоне — проверить кое-что еще в Бостоне. Что я должен делать, если вернется Бетель?— Подержи ее здесь. Постарайся побольше вытянуть из нее.— И какими пользоваться приемами?Он вышел из-за стойки, поддернул брюки, застегнул пиджак и хлопнул меня по спине.— Используй свой шарм, свою докторскую степень, наглую ложь — что тебе удобнее. 34 Состояние Рэмпа перешло в глубокий сон. Я убрал со стола бутылку, стакан и чашку, составил их в мойку за стойкой бара и убавил яркость освещения, сделав ее переносимой для глаз. Позвонил своей телефонистке и узнал, что из Бостона меня никто не разыскивал; было лишь несколько деловых звонков, на которые я и отвечал следующие полчаса.В половине пятого зазвонил телефон: кто-то хотел узнать, когда «Кружка» снова откроется. Я сказал, что в самое ближайшее время, и положил трубку, чувствуя себя настоящим бюрократом. В течение следующего часа я разочаровал массу людей, которые хотели зарезервировать столик.В половине шестого я почувствовал, что мерзну, и отрегулировал термостат кондиционера. Сняв скатерть с одного из столов, я укрыл ею Рэмпа. Он продолжал спать. Совсем как Мелисса, хотя ни он, ни она никогда об этом не узнают.Без двадцати шесть я сходил на кухню ресторана и сделал себе сандвич с ростбифом и салат из сырой капусты, моркови и лука. Кофейный бачок остыл, так что я решил довольствоваться кока-колой. Перенеся все это обратно на стойку бара, я поел и понаблюдал за все еще спавшим Рэмпом, потом позвонил в дом, который он недавно называл своим.Подошла Мадлен. Я спросил, там ли еще Сьюзан Лафамилья.— Oui. Один момент.Через секунду я услышал ее голос.— Здравствуйте, доктор Делавэр. Что нового?— Как там Мелисса?— Именно об этом я хотела бы с вами поговорить.— Как она себя чувствует в данный момент?— Я заставила ее поесть, так что полагаю, это хороший знак. Что вы можете мне сказать о ее психологическом состоянии?— С какой точки зрения?— С точки зрения душевной стабильности. При разбирательстве дел такого рода порой возникают неприятные моменты. Считаете ли вы, что она в состоянии выдержать судебный процесс и не сорваться?— Здесь дело не в срыве, — сказал я, — а в кумулятивном уровне стресса. Ее настроение подвержено взлетам и спадам. Она колеблется между крайней усталостью, замыканием в себе и вспышками гнева. Она еще не стабилизировалась. Я бы какое-то время понаблюдал за ней, не ввязывался бы сразу в судебную схватку, пока не убедился бы, что она обрела равновесие.— Взлеты и спады. Что-то вроде этой маниакально-депрессивной штуки?— Нет. У нее в этом нет ничего психотического. Напротив, все довольно логично, учитывая те эмоциональные качели, на которых она находится.— Сколько, по-вашему, ей потребуется времени, чтобы прийти в норму?— Трудно сказать. Вы можете работать с ней по вопросам стратегии — интеллектуальной ее части. Но избегайте пока всего конфронтационного.— Как раз с ее стороны я и вижу пока почти сплошную конфронтацию. Это меня удивило. Ее мать умерла лишь несколько дней назад — я ожидала более сильных проявлений горя.— Это может иметь отношение к приему, которому она научилась во время лечения много лет назад. Трансформировать тревогу и страх в гнев, чтобы чувствовать себя более уверенно.— Понимаю. Значит, вы считаете, что она в полном порядке?— Я уже сказал, что не хотел бы ее подвергать никакому большому испытанию в данный момент, но в конце концов, по моим прогнозам, она должна войти в норму. Психически она совершенно здорова — это однозначно.— Ладно. Хорошо. Вы согласились бы повторить это в суде? Потому что не исключено, что дело под конец закрутится вокруг вопроса о дееспособности.— Даже если та сторона занималась незаконными операциями?— Если окажется, что это так, то нам крупно повезет. Я расследую и этот аспект, как Майло уже вам, без сомнения, сказал. Джим Даус только что получил развод, который влетел ему в копеечку, и мне доподлинно известно, что он выкупил слишком много компромата ради сохранения своего портфеля. В адвокатуре штата ходят слухи о каком-то темном деле, но может оказаться, что это не более чем попытка адвокатов его бывшей супруги вывалять его в грязи. Так что мне приходится соблюдать осторожность и исходить из того, что Даус и адвокат вели себя, как святые. Даже если это не так, то документацией можно манипулировать и до главного надувательства будет трудно докопаться. Я все время имею дело с киностудиями — их бухгалтеры на этом собаку съели. А наше дело обещает быть пакостным, потому что речь идет о крупном состоянии. Оно может затянуться на долгие годы. Мне необходимо знать, крепко ли стоит на ногах моя клиентка.— Достаточно крепко, — сказал я. — Для человека ее возраста. Но это не значит, что она неуязвима.— Довольно будет и простой стойкости, доктор. А, вот она возвращается. Вы хотите с ней поговорить?— Конечно.Раздался какой-то стук, потом я услышал:— Привет, доктор Делавэр.— Привет, как у тебя дела?— Нормально... Вообще-то, я думала, мы с вами могли бы поговорить?— Конечно. Когда?— Ну... сейчас я работаю со Сьюзан и вроде начинаю уставать. Как вы насчет завтра?— Хорошо, завтра. В десять утра тебя устроит?— Конечно. Спасибо, доктор Делавэр. И простите меня, если вам было со мной... трудно.— Ничуть, Мелисса.— Просто я... я не думала о... маме. Наверно, я... отвергала это — не знаю, — когда все спала и спала. Теперь я все время думаю о ней. Не могу остановиться. Никогда больше не видеть ее — ее лица... знать, что она никогда больше не...Всхлипывания. Долгое молчание.— Я здесь, Мелисса.— Ничего теперь не поправить, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69