Прибавим, что, сам не зная почему и по какому-то инстинкту, Рауль, несмотря на этот решительный урок, не считал игру проигранной безвозвратно и не отчаивался в победе. Откуда могла явиться эта победа? Кто ему доставит ее? Какие союзники придут к нему на помощь? Рауль этого не знал, но надеялся, вопреки всякой надежде, и этого было уже много. XXIII. Отчаяние Венера пришла на другой день, как обещала Деборе, ожидая, что свадьба Рауля де ла Транблэ с жидовкой решена. Она вооружила свое сердце тройной броней, надела на лицо маску бесстрастия, чтобы не обнаруживать ни трепета, ни бледности, когда первые слова Деборы, подтверждая ее предчувствия, поразят ее как громом. Каково же было ее удивление, когда, войдя в нижнюю залу, она нашла Дебору в траурной одежде, с распущенными волосами, распростертую на диване, уткнув лицо в подушки и орошая их своими безмолвными слезами.Когда пришла Венера, девушка подняла голову. Жалко было смотреть на ее прекрасное лицо, покрытое смертельной бледностью. Большие черные глаза были обведены широкими синими кругами. Слезы текли по щекам как два неиссякаемые источника крупных жемчужин. На бледных губах обрисовалась печальная улыбка.Дебора протянула Венере свою горячую руку. При виде этого горя Люцифер забыла на несколько секунд и свою любовь к Раулю, и ревнивую ненависть к дочери Натана. Она растрогалась и вскричала из глубины сердца и с искренним участием:– О! Сестра моя!.. Ради Бога! Что с вами случилось? Зачем вы плачете? Отвечайте мне… Отвечайте скорее: я умираю от беспокойства…– Сестра моя… – прошептала Дебора, – я очень несчастна и желала бы умереть!..– Умереть?..– И благословила бы Бога отцов моих, если бы Он призвал меня к себе!.. – продолжала жидовка.– Но зачем вы отчаиваетесь таким образом?.. Какое несчастье поразило вас?..– Величайшее…– Говорите…– Кавалер де ла Транблэ приезжал…– И он не любит вас… Он не просил вашей руки?.. – вскричала Венера с жадностью.– Напротив, он меня любит, – возразила Дебора, – любит страстно и просил моей руки… но… Отец мой отказал кавалеру де ла Транблэ.– Отказал?!– Да, и не оставил ему никакой надежды!Венера ожила, однако спросила:– Что же за причины этого отказа?– Причины самые нелепые. Батюшка уверяет, что я буду несчастна с Раулем!.. Как будто можно быть несчастной с любимым и любящим мужем! Он уверяет, что со мною как с жидовкой будут обращаться с презрением в высшем свете, к которому принадлежит кавалер де ла Транблэ! Какое мне дело, только бы он любил меня! Батюшка говорил о крови Давида и о многом другом, чего я не помню… Он говорил также, что Рауль игрок и проиграет все мое состояние!.. Но не лучше ли разделять бедность с ним, нежели богатство с другим?.. О! Отцы!.. Отцы!.. В своем мнимом благоразумии они хотят решать счастье своих детей и осуждают их на вечное отчаяние… Осуждают их на смерть: я чувствую, что скоро умру…Сказав это с чрезвычайным одушевлением, Дебора замолчала и рыдания ее увеличились. Венера, увидев гибель всех надежд своей соперницы, вдруг перестала ревновать и искренне сожалела о ней. Она взяла Дебору за обе руки, прижала их к сердцу и смешала свои слезы с ее слезами. Мало-помалу жидовка успокоилась, рыдания ее прекратились, слезы перестали литься. Ока осталась погруженной в мрачную и глубокую печаль, сосредоточившуюся в себе самой и поэтому казавшуюся гораздо ужаснее шумного горя. Венера не старалась утешать Дебору. Она знала, что есть раны, которые залечиваются медленно и до которых не надо дотрагиваться, если не хочешь, чтобы они заныли болезненнее прежнего.Видала ли вы когда-нибудь между царями оранжереи цветок самый редкий между самыми блестящими и самыми душистыми? Он яркого живого цвета. Он возвышает над другими свою горделивую чашечку. Он вдыхает воздух и свет всеми порами. Вдруг цветок этот блекнет и увядает. Стебель его сгибается, лепестки бледнеют, запах исчезает, и венчик быстро вянет. Напрасно солнце обливает его своими теплыми лучами. Напрасно его окружают заботами. Бедный цветок умирает, и лишь тогда отыскивают причину болезни – червь подтачивал его корень!С Деборой случилось то же самое.С того самого дня, как Натан отказал Раулю, Дебора начала увядать. Мрачная меланхолия, овладевшая ею, уже не оставляла ее. Ее прекрасный арабский цвет лица, такой чудной бледности, принял свинцовые оттенки. Синие круги обрисовались вокруг век. Губы потеряли свою яркую краску, напоминавшую цвет граната. Восхитительная округлость груди сменилась худобой. Дебора была еще прекрасна, но блистала зловещей красотой молодых девушек, близких к смерти. XXIV. Отец и дочь При виде опасных признаков, описанных нами, Натан наконец испугался. Дебора никогда не жаловалась, но легко было видеть, что она страдала и чувствовала, что умирает медленной смертью. Жид в отчаянии пригласил самых знаменитых докторов своей религии. Они единогласно решили, что это ужасная и смертельная сухотка: но причин ее угадать не могли. Организм девушки был изумительно крепок, и поэтому невозможно было объяснить истоки и причины этой странной болезни. Они расспрашивали Дебору. Дебора не хотела отвечать.– Ваша дочь скрывает от нас что-то, – сказали они Натану. – Источники жизни иссякают, но отчего? Мы этого не знаем, и потому наше искусство бессильно… Мы не можем вылечить ее…– Итак, вы не находите никаких средств к исцелению? – спросил жид с крайним беспокойством.– Никаких.– Вы не имеете никакой надежды?– Бог Авраама, Исаака и Иакова один может спасти ее… Чудом…– Но если причина ее болезни заключается в глубокой печали, в которой она не хочет признаться и которая ее убивает… И если эта печаль прекратится, может ли Дебора поправиться?– Может быть, силы молодости тогда и восторжествуют над причиненными уже опустошениями, но, кажется, уже поздно…– Вы придете еще?– К чему?Жид остался один со своим отчаянием.– О! Боже! Боже! – вскричал он, подняв руки к небу. – Неужели там написано, что я буду убийцей моей дочери?! Я хотел ее счастья, и вот как я вознагражден за мою любовь к ней! Я сделал все, чего требовал мой долг… Сделаю даже более! Я уступлю… Пусть погибнет будущность этой несчастной девушки, но пусть она останется жива, пусть останется жива!..И он пошел к Деборе. Она встретила его той самой душераздирающей улыбкой, которая уже несколько недель терзала сердце бедного отца.– Дочь моя, – сказал он ей, – как ты себя чувствуешь сегодня?– Хорошо, батюшка; мне кажется, что я страдаю менее…Выражение, с которым были произнесены эти слова, опровергало их смысл.– Послушай, – продолжал Натан, – я должен сделать тебе признание и просить у тебя прощения…Дебора обратила на отца удивленный взор.– Признание?! Прощения? – повторила она.– Да… Я принес тебе много вреда, но раскаиваюсь… Еще есть время поправить все…– Зачем вы говорите такое, батюшка? Вы знаете, что никогда не можете ничем повредить мне…– Позволь мне продолжать, дитя мое. Я хочу говорить с тобою о кавалере Рауле де ла Транблэ.Яркий румянец заменил смертельную бледность на щеках молодой девушки. Она склонила голову на исхудалую грудь, но не сказала ни слова. Натан продолжал:– Знаешь ли ты, почему я не согласился отдать твою руку этому дворянину?– Вы мне говорили, батюшка, – пролепетала Дебора.– Я говорил тебе, что он не сделает тебя счастливой… Я говорил тебе, что он игрок и скоро промотает твое состояние…– Да, вы говорили мне это… И я вам не возражала, потому что, может быть, это было бы и справедливо!– Это не было справедливо… Я обманывался… Или скорее, я лгал… Для этого отказа у меня была другая причина…Глаза Деборы выразили удивление. Она могла только прошептать:– Другая причина! Какая же?– Представь себе… я едва смею признаться… в моей отцовской ревности я боялся, чтобы ты, сделавшись знатной дамой, не возгордилась, не стала презирать твоего старого отца… А видишь ли, я так люблю тебя, что мысль не быть исключительно любимым тобою терзала меня…– Я могу вас разлюбить!.. Я стану презирать моего отца!.. Ах! Как дурно вы судите обо мне!..– Теперь я понял это, дитя мое… Понял… И прошу у тебя прощения… Прошу на коленях…И старик в самом деле склонился перед дочерью.– Что вы делаете, батюшка! – вскричала Дебора, силясь приподнять его. – Что вы делаете!.. Отец на коленях перед дочерью!– Это мое место… Я останусь тут до тех пор, пока не услышу, что ты мне прощаешь…– Я не могу вам простить, потому что никогда не сердилась на вас.– Но ты страдала!– Это правда.– Теперь, когда я понял свое заблуждение… Теперь, когда нет более препятствий к исполнению твоего желания… Ты уже не страдаешь, не правда ли?– Нет более препятствий? – повторила Дебора, едва дыша. – Вы говорите, что нет более препятствий?– Да, дитя мое… Если ты все еще думаешь о кавалере де ла Транблэ… Я согласен, чтобы ты сделалась его женой…Эти слова жгли горло Натана как раскаленное железо. Как только он произнес их, Дебора громко вскрикнула и, встав с дивана, на котором лежала, упала без чувств на руки отца. Натан думал, что избыток изумления и радости убил ее. Если бы в эту минуту у него случился в руках нож, без сомнения, он вонзил бы его в свое сердце. Он ударился головой о стену, повторяя с судорожными рыданиями:– Я убийца своей дочери!.. Убийца! Убийца!..Потом он упал на колени возле безжизненного тела Деборы, приложился пылающим лбом к ее груди, которая казалась ему холодной, и вскричал прерывистым голосом:– Умерла!.. Умерла!.. И это я… Я… Ее отец… Убил ее!Но вдруг он почувствовал, как обе руки Деборы обвились вокруг его шеи, почувствовал на своей щеке, омоченной слезами, поцелуй и услыхал, как слабый голос шепнул ему:– Я счастлива… Очень счастлива… И теперь я не хочу умирать!..Через несколько минут после этого жид написал к Раулю:«Приезжайте, если вы все еще любите Дебору… Дебора ваша». XXV. Десять луидоров за яд На другой день Венера, каждодневно проводившая по нескольку часов с огорченной и умирающей Деборой, пришла в обычное время.В ту минуту, коша она приподняла портьеру, вот какая картина представилась ей: Дебора, в восхитительнейшем восточном костюме, прелестная своей бледностью, своими длинными великолепными черными волосами, заплетенными на голове в пышную диадему, сидела рука об руку с Раулем де ла Транблэ, приютившимся у ее ног на шелковой подушке. Со вчерашнего дня девушка будто преобразилась. Видно было, что жизнь возвратилась к ней! Молодость и любовь совершили это чудо, напрасно предпринимаемое докторами.Натан, стоя в нескольких шагах от описанной нами группы, любовался на нее с неописуемой улыбкой.«Дочь моя спасена, – думал он, – спасена. Но какой ценой!»Венера попятилась, как будто наступила на змею, как будто почувствовала уже в теле своем ее ядовитый укус. Она хотела убежать, чтобы излить свою ревнивую ярость в криках и рыданиях; но было уже слишком поздно. Дебора увидела свою приятельницу. Она встала и, все еще держа Рауля за руку, подошла с ним к Венере и сказала, протягивая ей другую руку:– Вот тот, о котором я вам говорила так часто, кого я любила… Вот мой жених.Венера уже успела принять спокойный вид. Она поклонилась и отвечала:– Я уже знаю кавалера де ла Транблэ.– Вы его знаете! – вскричала Дебора, устремив на Рауля и на Венеру подозрительный взгляд.– Эта девица спасла мне жизнь, – сказал Рауль.– Где? Как? – с живостью спросила жидовка.Рауль рассказал о ночном кровавом приключении на улице Прусвер.– Странно, что Венера вас не узнала, – прошептала Дебора, которая боролась с непреодолимым подозрением, – или, по крайней мере, мне непонятно, почему она не сказала мне, что узнала вас в тот день, когда, услышав ваше имя и приподняв портьеру, чтобы взглянуть на вас, она упала в обморок…– Сестрица, – перебила Венера, – неудивительно, что в тот день, о котором вы говорите, я не узнала кавалера: в ту минуту, когда я приподняла портьеру, мне сделалось так дурно, что я ничего не могла видеть.– Я, – сказал Рауль, – уже давно пришел бы к вам поблагодарить вас и вашу матушку за дружескую заботу, которой вы окружили меня в своем доме, но я не знал, как называется ваша улица, а уходя от вас, забыл спросить.Это двойное объяснение успокоило Дебору. Подозрение, на минуту мелькнувшее в ее уме относительно Венеры, показалось ей нелепым. Она первая бросилась на шею к подруге, обняла ее с той сердечной нежностью, которую внушает счастье, и начала благодарить за то, что она сделала для Рауля.– Когда же свадьба? – спросила она голосом совершенно спокойным.– Надеюсь, скоро! – вскричал Рауль.Дебора отвечала, краснея:– О! День еще не назначен…– Как только здоровье моей дочери совершенно поправится, – сказал Натан, – мы соединим юную и прекрасную чету…– И вы мне скажете, милая сестрица, – шепнула Дебора на ухо Венере, – какой вы желаете получить от меня свадебный подарок.«Свадебный подарок! – подумала Венера. – Я сама обещаю тебе сделать подарок. И он, верно, будет стоить твоего».Через час после этой сцены Люцифер быстро всходила по черной и узкой лестнице дома на Прувер. Неистово, как ураган, ворвалась она в жалкую каморку, в которой жила с Молох. Венера была бледна, едва дышала, лицо ее и руки судорожно подергивались, обнаруживая ужасное волнение. Старуха хотела расспросить ее; но Венера не дала ей и слова сказать.– Послушайте, – воскликнула она, – вы много сделали для меня… Но должны сделать еще больше…– Что же такое?– Может быть, вы испугаетесь того, о чем я буду просить вас… Однако вы должны исполнить мою просьбу… Иначе я вас брошу сию же минуту и никогда не вернусь к вам; вы будете жить и умрете в одиночестве.– Говори, дочь моя, чего ты от меня хочешь?.. Я столько видела на свете, что, право, не знаю, может ли что испугать меня! Стало быть, ты желаешь чего-нибудь действительно ужасного?– Да.– Тогда говори.– Вы знаете все, – сказала Венера, – вы должны знать тайну тех ужасных ядов, которые убивают, не оставляя следов.На губах Молох обрисовалась адская улыбка.– Действительно, я знаю эту тайну, – отвечала она.– Мне нужен такой яд…– Разве у тебя есть враг?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57