Рауль и маркиз де Тианж не натянули обоев с царицей Савской на стену, но повесили их так, что они совершенно закрыли один угол комнаты, превратившийся в треугольный кабинетик, в котором имелась дверь наружу. Низ обоев касался эстрады в три фута вышины. Подвижная балюстрада разделяла залу на две части. Одна из этих частей была предназначена для Филиппа Орлеанского и других зрителей, а другая для актеров волшебной комедии. Впрочем, этих актеров было только двое: Рауль и царица.На обоях царица была представлена в великолепнейшем восточном костюме, необыкновенно богатом. Он состоял из золотой парчи, усыпанной драгоценными камнями, и напоминал поразительным образом те чудные костюмы, которыми Паоло Веронезе любил украшать в своих картинах белые плечи женщин. Белый атласный, вышитый золотом, тюрбан, на котором красовалось белое перо, пришпиленное бриллиантовым аграфом, дополнял этот костюм.Рауль приказал изготовить точно такой же наряд для Жанны, и приказание его было исполнено в три дня. Молодая женщина с помощью мужа переменила костюм негра на этот библейский наряд, и когда живая царица Савская встала возле своего безмолвного воспроизведения, Рауль и маркиз де Тианж не могли удержаться от крика восторга и изумления. Они были поражены не только сверхъестественной красотой молодой женщины, но еще и тем, что самый внимательный глаз не мог бы отличить копию от оригинала.Началась репетиция. Мы не заставим наших читателей присутствовать при ней по той простой причине, что те зрители, которые присутствуют на генеральной репетиции какой-либо пьесы, уже теряют свой интерес к премьере. Итак, мы оставим на время маркиза де Тианжа, Рауля и Жанну и сойдемся с ними снова в полночь, в мрачный и торжественный час тайн и привидений.Теперь перенесемся, если хотите, на улицу Серизэ, в маленький особняк, подаренный Филиппом Орлеанским прелестной чародейке, Антонии Верди. Проникнем в очаровательный будуар, обтянутый китайским атласом с не существующими в природе цветами и баснословными птицами, и мы очутимся перед самой колдуньей, сидящей или скорее лежащей на диване, обитом такой же материей, как и обои.Антония Верди была скорее мала, нежели высока ростом, удивительно хорошо сложена и отличалась привлекательностью своих грациозно-округленных форм. Все движения молодой женщины, исполненные лукавого кокетства и страстной неги, возбуждали желания. Лицо ее было несколько полное; глаза большие, продолговатые, очень черные и очень выразительные; нос удивительно красивый и правильный; губы алые; зубы ослепительно белые. Смуглый цвет ее лица напоминал прелестных флорентийских или неаполитанских дев. Свои великолепные черные бархатистые волосы она носила без пудры, заплетая в две густые и длинные косы, которые доходили ей до пят, когда она не обвивала их вокруг головы пышкой диадемой.В ту минуту, когда мы вошли в будуар Антонии Верди, физиономия этой обольстительной женщины выражала живейшее нетерпение. Она держала одну из своих кос и кончиком ее машинально била себя по круглому и розовому плечу, выглядывавшему из ее пеньюара.Десять часов пробило на часах из саксонского фарфора, стоявших на камине будуара. Антония приподнялась и позвонила. На этот зов прибежал наш старый знакомый Жан Каррэ.– Ну! Его еще нет? – спросила молодая женщина.– Нет, – отвечал лакей.– Это невероятно! – воскликнула Антония.– Непостижимо! – подтвердил Жан Каррэ.– Однако сегодня он должен был прийти?– Да… он обещал прийти именно в субботу.– И ты уверяешь, что можно положиться на слова этого человека?– Ах, сударыня, конечно, можно. Матьяс Обер столько же аккуратен, сколько искусен. Я его знаю давно. К тому же его собственные выгоды требуют аккуратности, потому что он должен получить от меня порядочную сумму.– Но как же объяснить это непонятное промедление?– Я и не объясняю, я только удивляюсь. Должно быть, с Матьясом Обером что-нибудь случилось.– Но что же могло с ним случиться? – вскричала Антония.– Кто знает? Ремесло шпиона иногда очень опасно. Если желаете, я могу осведомиться в том месте, где Матьяс Обер обычно проводит свои вечера…– Да, ступай, – сказала Антония.Жан Каррэ состроил гримасу. Нам известно, что он не мог иметь никакого сочувствия к кабаку «Марс и Венера» и если предлагал своей госпоже навести справки, то надеялся, что она не велит. Как бы то ни было, он приготовился повиноваться. В ту минуту, когда он выходил из будуара, у дверей отеля раздался сильный звонок.– Это, может быть, он? – сказала Антония, задрожав.– Конечно, это должен быть он! – повторил слуга.– Ступай же!Жан Каррэ стремительно вышел и нашел Матьяса Обера в переговорах с швейцаром, который никак не хотел его впустить. Поспешим прибавить, что отказ швейцара был вполне извинителен, потому что Матьяс Обер, как известно, очень безобразный от природы, был на этот раз решительно отвратителен. Черная повязка, о которой мы уже говорили, больше прежнего закрывала ему лицо; а на той половине его, которая была открыта, след удара кнутом образовал широкою полосу темно-фиолетового цвета.– Ах, Боже мой! – воскликнул Жан Каррэ, отступая от удивления. – Бедняжка, как славно тебя отделали!..– Я красив, не правда ли? – возразил шпион с горькой улыбкой.– Откровенно сказать, не очень! Хотя некоторые и утверждают, что маленький Купидон тоже носит повязку, но твоя повязка не придает тебе никакого сходства с сыном Венеры. Кто это отделал тебя таким образом?..– Кто?.. Лакей кавалера де ла Транблэ!..– Но за что же?– За что! За то, что я предлагал ему денег за несколько ответов на мои вопросы.– Вот невоспитанный негодяй!.. Однако, как видно, он скор на руку…– О, я отомщу лакею и надеюсь, что твоя госпожа отомстит за меня господину! XXII. Донесения Вдруг звук колокольчика долетел до слуха разговаривавших.– Слышишь? Госпожа сердится! – прошептал Жан Каррэ. – Право, странно! Господа обычно воображают, что мы созданы только затем, чтобы служить им! Потому что они нам платят! Хороша причина!Звон раздался снова.– Пойдем, – сказал Жан Каррэ.Через минуту он растворил дверь будуара и посторонился, чтобы пропустить шпиона, говоря:– Вот тот человек, которого вы ждете, сударыня…Лихорадочное нетерпение Антонии Верди исчезло как бы по волшебству. Она забыла долгие часы мучительного ожидания и, даже не спрашивая Матьяса Обера о причинах его задержки, сказала:– Итак, это вы должны доставить мне сведения о кавалере де ла Транблэ?– Я, – отвечал шпион, ослепленный красотой молодой женщины.– Что же вы узнали?– Многое.– Говорите скорее!Матьяс Обер вынул из кармана сверток бумаги.– Это что такое? – спросила Антония.– Это результат моих стараний и трудов, – отвечал шпион.Потом, употребляя фразу, которая, видимо, была заучена, потому что мы уже слышали ее в подобных обстоятельствах, он прибавил:– Я человек добросовестный и хотел поступить так же благородно, как и вы. Я велел переписать набело мои отметки одному моему приятелю, публичному писцу с редкими достоинствами, который когда-нибудь вступит в академию… Это мне стоило два луидора, ни более ни менее. Зато отлично переписано; впрочем, судите сами.Матьяс Обер развернул сверток и спросил:– Угодно вам, чтобы я прочитал?– Да, – отвечала Антония.И шпион начал таким образом:«Донесение, представленное синьоре Антонии Верди о кавалере де ла Транблэ ее нижайшим слугою Матьясом Обером, прозванным Рысью.Кавалер Рауль де ла Транблэ принадлежит – по крайней мере так вообще думают – к очень древней благородной фамилии в пикардийской провинции. Впрочем, мы должны пока верить только слухам; потому что нам недостало времени отправиться за точными сведениями в страну, которая была колыбелью его рода. Притом эти розыски не входили в обязанность Матьяса Обера и, без сомнения, произвели бы результат совершенно незначительный.Кавалер де ла Транблэ, приехавший в Париж с слугою по имени Жак, своим земляком, который преданность к своему господину доводит до нелепого фанатизма, жил несколько лет жизнью, исполненной приключений: играл в большую игру, иногда выигрывал огромные суммы, иногда проигрывал все дочиста и должен был прибегать к разным средствам, чтобы добыть денег. Полагают – но не утверждая решительным образом – что в минуты крайней необходимости кавалер часто прибегал к средствам весьма подозрительным. Но бесполезно распространяться об этих происшествиях, которые происходили уже очень давно. Различные случайности – которые тоже долго объяснять, по крайней мере письменно, но Матьяс Обер готов словесно рассказать все подробности, если синьора Антония Верди этого пожелает – свели кавалера де ла Транблэ с старым жидом, чрезвычайно богатым и ужасно жадным, который отдавал деньги под залог и занимался многими другими ремеслами, очень прибыльными. Эзехиель Натан – так звали этого жида – имел дочь, прелестную как ангел. Кавалер де ла Транблэ и Дебора, дочь жида, полюбили друг друга. Кавалер, – потому ли, что любовь заставляла забыть его о дворянском происхождении, или потому, что баснословное богатство старого жида показалось ему более нежели достаточным вознаграждением за неравный брак, – просил руки прелестной Деборы и получил согласие отца. Но а ту минуту как этот союз должен был совершиться, дочь жида вдруг занемогла какой-то необъяснимой болезнью и умерла. У Деборы была искренняя приятельница, дочь старой ворожеи, гадательницы на картах, известной в Париже под именем старухи Молох, носила два имени и оба престранные. Ее называли то Венерой, то Люцифер…В ту минуту, когда Матьяс Обер дошел до этого места, Антония Верди переменила свое положение на диване; выражение ее лица омрачилось; легкая морщина образовалась между бровей. Но она не прерывала чтения – напротив, внимание ее удвоилось.Матьяс Обер продолжал:« Эта Люцифер была очень хорошенькая и очень хитрая женщина. Проведя свою молодость в разных странах света, она захотела утешить кавалера де ла Транблэ в потере невесты и преуспела в том без труда. Через два или через три месяца она сделалась его законной женой. Невозможно было узнать точным образом, что происходило в их семейной жизни, но мы имеем право предполагать, что мир недолго продолжался, потому что мадам де ла Транблэ в одно прекрасное утро исчезла, и с тех пор ни муж ее и никто не мог узнать, что с ней сделалось…После этого события мы можем пропустить большой промежуток времени, в продолжение которого ничего не случилось, ничего достойного внимания, кроме только одного путешествия кавалера, которое он совершил с таинственной целью в сопровождении двенадцати человек разбойников, собранных в самых дурных местах Парижа. Случаю было угодно, чтобы в продолжение последних лет все эти разбойники, все без исключения, по разным причинам были частью повешены, частью колесованы. Поэтому невозможно было собрать желанных сведений. Через некоторое время после этого путешествия кавалер де ла Транблэ встретился с женщиной по имени Эмрода, которая занимала роскошное и странное положение в обществе. Она была королевой…Первый раз в эту минуту Антония Верди перебила чтение Матьяса Обера.– Королевой? – вскричала она с удивлением. – Что вы хотите сказать?– Если вы позволите мне продолжить, – отвечал шпион, – конец моего донесения самым удовлетворительным образом объяснит вам все, что вы желаете знать…– Продолжайте же! – сказала молодая женщина.Матьяс Обер продолжал:«Да, Эмрода была королевой, но не ничтожной шайки плутов, как в юности, а общества, организованного в огромных размерах для фабрикации фальшивой монеты. Старый замок, находящийся в нескольких лье от Сен-Жермена и называемый Замком Привидений или Замком Проклятым, служил генеральной квартирой обществу, и в огромных подземельях его хранятся еще и теперь химические печи, машины и различные инструменты для изготовления фальшивой монеты…»– Вы говорите, что все это еще существует? – перебила Антония Верди.– Без сомнения.– Но, стало быть, фабрикация фальшивой монеты продолжается?– Конечно!– Каким образом вы знаете все это?Матьяс Обер поклонился.– Я сам имел честь принадлежать некоторое время к почетной шайке фальшивомонетчиков Проклятого Замка.Ответ был решительный. Антония Верди удовольствовалась им вполне и даже не могла удержаться от улыбки.Матьяс Обер продолжал чтение.«Королева Эмрода была страстно влюблена в кавалера де ла Транблэ. Она доказала ему свою любовь, открыв все секреты таинственного общества и сделав его начальником смелых и готовых на все людей, составлявших это общество. С этой минуты жизнь кавалера переменилась: он начал располагать неисчерпаемым богатством, которое поставило его на самую высокую ступень в глазах всего Парижа. Он удивил и ослепил Париж своей роскошью, сделался другом и кредитором множества вельмож, среди которых надо упомянуть прежде всего маркиза де Тианжа, который с ним неразлучен. Маркиз де Тианж представил кавалера его королевскому высочеству регенту, который принял его очень хорошо. Кавалер успел превратить благосклонность регента в серьезное покровительство. Он поощрял наклонности Филиппа Орлеанского к тайным наукам, выдал себя за чародея, словом, упрочил милость к cебе регента на твердом основании; уверяют даже, но эти слухи не имеют никаких доказательств, будто регенту известно происхождение фальшивых монет, наводняющих Париж и всю Францию, но что он закрывает глаза, потому ли, что сам извлекает выгоды из этой фальшивой монеты, или потому, что имеет какую-нибудь другую причину молчать, причину никому не известную.Когда Эмрода умерла, кавалер де ла Транблэ утешался в этой новой потере многочисленными успехами у придворных и оперных красавиц. В один день или скорее в одну ночь кавалер возвращался, с своим лакеем Жаком, на почтовых из Проклятого Замка; неподалеку от Марлийской машины карета сломалась. Кавалер де ла Транблэ, без чувств и полумертвый, был принят в Маленьком Замке, в жилище мадам де Шанбар и ее дочери, Жанны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57