В один вечер, после ужина в Пале-Рояле, регент был до того пьян, что один из его фаворитов, де Канильяк, очень боялся, чтобы его высочеству не вздумалось в таком состоянии появиться в оперной ложе, потому что в таком случае спектакль, по всей вероятности, сделался бы чересчур забавным для публики. Вследствие этого он умолял сто высочество лечь спать, доказывая самым убедительным образом, что духота, жара, свет от люстр, музыка и шум толпы непременно нагонят на него мигрень. Герцог сделал вид, будто согласился на просьбу де Канильяка, лег в постель в его присутствии и, чтобы скорее избавиться от его докучливого надзора, начал храпеть как человек, глубоко спящий. Де Канильяк, обрадовавшись своему успеху, вышел на цыпочках, потирая себе руки. Едва он затворил за собою дверь, как регент перестал храпеть, раскрыл глаза, соскочил с постели, позвонил камердинеру и, поспешно одевшись, отправился в оперу. Там он несколько раз прошелся по зале, шатаясь так сильно, что не мог не обратить на себя всеобщего внимания.На другой день герцог Орлеанский, узнав, что де Канильяку известна его шалость, сказал, как только тот вошел в его спальную:– Вот мой ментор идет меня бранить за то, что я поступил вчера вопреки его воле!..– Не бойтесь, – отвечал де Канильяк, – вы никогда не будете моим Телемаком…Легко понять, что в том расположении духа, в каком находился Рауль, он ехал в оперу не затем, чтобы искать удовольствия, а единственно из желания убить время на несколько часов. Молодой человек хотел почувствовать вокруг себя шум, движение и радость, но не имел намерения рассеяться от мрачных мыслей, в которые был погружен. Поэтому, желая избегнуть навязчивости и пустой болтовни, Рауль надел черное домино и маску. Благодаря принятой им предосторожности его никто не мог узнать. Он бросился в самую гущу толпы, толкая всех направо и налево и нисколько не заботясь об угрожающем ропоте, который раздавался вокруг него в группах, между которыми он проходил. Легко понять, что дуэль и даже несколько дуэлей не должны были составлять проблемы для человека, который имел намерение на следующий же день прострелить себе голову; но Рауль не искал ссоры. Пистолетный выстрел, который он предназначал себе, нравился ему, по крайней мере, не меньше, чем и удар шпагой, нанесенный чужой рукой. Однако молодой человек все-таки находил маленькое развлечение сердить окружающих его и продолжал толкать, ни более ни менее как ревнивый муж, бегущий за женой, затерявшейся в толпе. Странное дело, почти неслыханное, Рауль слышал, как окружающие бранили его, но не наткнулся ни на одну ссору. Утомившись наконец от поистине геркулесовского труда насильственным образом разделять сплошные массы толпы, Рауль отправился в фойе. Там он прохаживался долго, но посреди сумасбродных любовных интриг, завязывавшихся вокруг него, был так же печален, как траппист, стоящий на краю могилы, которую он роет для самого себя, и прислушивающийся к голосу, повторяющему ему беспрерывно:– Брат, надо умереть!Однако мало-помалу Рауль вышел из этой мрачной озабоченности. Каким образом это случилось и почему, мы сейчас объясним читателям.Большая часть женских домино, прохаживавшихся в фойе, были черные. Поэтому Рауль, в своей одинокой прогулке, не мог не заметить между ними одну молодую женщину, которая раз десять подряд встретилась с ним. На ней была черная бархатная полумаска – и розовое домино. Этот яркий и веселый цвет резко выделялся среди темных костюмов и непреодолимо привлекал взор. XXVIII. Розовое домино Молодая женщина в розовом домино была совершенно одна.Наши читатели вправе нас спросить, каким образом мы знаем, что она была молода, тогда как на ней была бархатная маска. Боже мой! Разве в молодости нет чего-то, что выдает молодую женщину, как бы она ни скрывалась? Лицо незнакомки Б розовом домино было закрыто, это правда, но ее стан, тонкий и гибкий, представлял гармоничные и безукоризненно правильные контуры. Шея была ослепительной белизны. Ничто не могло сравниться с аристократической формой ее длинных и тонких рук, с эластичной гибкостью ее восхитительной ножки. Сквозь два отверстия маски темно-голубые глаза бросали взгляды то живые и быстрые, как стрелы, то прикрытые облаком меланхолической мечтательности. Наконец, последний признак, доказывающий цветущую молодость незнакомки, был локон, светло-каштановый, изумительно густой и подобно змее извивавшийся у ее правого уха. Невозможно было бы вообразить что-нибудь обольстительнее очаровательной наружности розового домино. Что же было бы, если б незнакомка сняла маску?Эти самые мысли невольно пришли в голову Рауля, когда он в десятый раз встретился с молодой женщиной. На минуту он пробудился из своего оцепенения, но почти тотчас же сказал себе, что со стороны человека, которому остается жить только два часа, было по меньшей мере сумасбродно увлекаться одной из богинь оперного бала. В то же время, чтобы удостовериться положительным образом в том, сколько минут отделяли его еще от порога вечности, Рауль вынул часы. Было пять часов утра. В семь часов, по всей вероятности, он найдет открытой какую-нибудь лавку оружейника и купит два заряда пороха и пуль. Стало быть, он не ошибся, когда думал, что ему оставалось жить только два часа. Рауль покачал головою с довольным видом и положил часы в карман; но едва он успел сделать движение, возле него вдруг раздался слабый крик. Трепещущая рука схватила его руку, и голос необыкновенно приятный, но дрожащий от волнения пролепетал ему на ухо:– Вы кавалер Рауль де ла Транблэ, не правда ли?..При этом неожиданном вопросе Рауль вздрогнул и с изумлением взглянул на ту, которая узнала его, несмотря на его маску.Это была женщина в розовом домино. Онемев от удивления, Рауль искал ответа. Голос продолжал, но с умоляющим и страстным выражением:– О! сделайте милость, скажите: тот ли вы, кого я назвала?– Я и есть кавалер де ла Транблэ, – отвечал Рауль.– О, слава Богу! – вскричала молодая женщина. – Наконец я вас нашла! Я уже перестала надеяться!– Как? Вы меня искали?– Да, и очень давно!– Чему должен я приписать такое счастье? Потому что, как мне кажется…Рауль остановился.– Вы меня не знаете? – докончила молодая женщина.– По крайней мере, мне так кажется… разве я ошибаюсь?– Может быть; во всяком случае, вы видите, что я вас знаю…– Это не подлежит никакому сомнению; но каким образом вы узнали меня в этом костюме?– Вы это узнаете после…– Почему же не сейчас?– Потому что отвечать на ваш вопрос значило бы полностью открыть перед вами мою тайну…– А вы хотите ее сохранить?– Я хочу, по крайней мере, выбрать другое место, чтобы сообщить ее вам…– Вы подстрекаете мое любопытство!– От вас зависит удовлетворить его…– Когда?– Сейчас.– Каким же образом?– Вы свободны?– Свободен.– В таком случае оставим этот бал.– Куда же мы поедем?– Ко мне.– Согласен, – отвечал Рауль. – Я поеду с вами, но я должен заранее сказать вам одно…– Что такое?– Что не смогу посвятить вам более двух часов…– Может быть, у вас назначено свидание? – сказало, задрожав, розовое домино.– Именно.– Без сомнения, с женщиной?Рауль отвечал только утвердительным наклонением головы я неопределенной улыбкой. Та, кому он назначил свидание, действительно была женщина…– Ничто на свете…– Вы в этом уверены?– О! Разумеется…– Та, которая вас ожидает, стало быть, очень хороша и очень любима?Рауль не отвечал, но на губах его обрисовалась та же улыбка, о которой мы говорили сейчас. Молодая женщина продолжала колким и ревнивым тоном, которого не могла вполне скрыть:– Она здесь?– Та, к которой я пойду через два часа? – спросил Рауль.– Да.– Как вы ни прекрасны, – отвечал кавалер, – но вы не были бы уже царицею этого бала, если бы та, которая меня ждет, была здесь… ей стоит только появиться, чтобы владычествовать надо всеми… ей стоит только дотронуться кончиком пальца до плеча самого влюбленного – и тот, даже не оборачиваясь, оставит свою возлюбленную и пойдет за ней…– Я вас не понимаю… – прошептало розовое домино.Рауль продолжал с какой-то экзальтацией:– Та, которая меня ждет, царица мира… Ненасытная Мессалина… Избегаете ли вы ее или зовете, вы все-таки будете принадлежать ей, когда она захочет; никто ей не сопротивляется и никто ей не изменяет, потому что ее возлюбленные уже не выходят из ее объятий, когда она сомкнет их…– И эта женщина… эта женщина… – спросило розовое домино. – Кто же она?– Это Смерть! – отвечал Рауль.Рука розового домино сжала руку кавалера де ла Транблэ.– А! – вскричала незнакомка. – Я угадываю… через два часа вы деретесь на дуэли…– Нет!– Но если так, что же вы…– Я не дерусь на дуэли, – перебил Рауль, – но через два часа я убью себя…– Убьете?– Непременно.Под черной бархатной маской лицо розового домино сделалось бледнее восковой свечи.– Вы хотите убить себя?! – повторила она во второй раз, но таким слабым голосом, что его едва можно было расслышать.Рауль поклонился.– Но зачем? Зачем?.. – пролепетала молодая женщина,– Это моя тайна… и у меня также есть тайны…– Вы мне поверите эту тайну?– А вы разве поверили мне вашу?– Я обещала вам сказать ее…– Ну, если вы скажете, и я тоже скажу…– Вы клянетесь?..– Это невозможно!.. Невозможно!.. Я ни в чем не клянусь… Я сам еще не знаю, что а сделаю, потому что, как я уже имел честь сказать вам, это зависит немножко от вас…Окончив эту фразу, Рауль во второй раз вынул часы.– Как быстро проходит время! – прошептал он. – Нам осталось только три четверти часа…– Так пойдемте же!.. Пойдемте скорее…И схватив Рауля за руку, розовое домино потащило его по коридорам, наполненным масками. Через несколько секунд дошли они до лестницы.«Кто такая эта странная женщина? – спрашивал себя Рауль. – Откуда она меня знает?»В сенях театра между толпой лакеев, ожидавших своих господ, отличался гигантский гайдук, великолепно одетый в красную ливрею с галунами по всем швам. При виде розового домино колосс поспешно встал и поклонился, сняв свою меховую шапку, обложенную галуном.– Карету, – сказала молодая женщина.Гайдук бросился стремглав. Удивление Рауля возросло. XXIX. Часы Через несколько секунд гайдук вернулся.– Карета готова, – сказал он.Розовое домино опять взяло за руку Рауля и вышло с ним. Перед перистилем театра их ждала великолепная карета, сиявшая позолотой, но без герба. Другой гайдук, одетый точно так же, как и первый, стоял у открытой дверцы. Толстый кучер, величественно сидевший на широких козлах с красным чехлом, едва удерживал пару прекрасных вороных лошадей. Молодая женщина села в карету. Рауль поместился возле нее. Лакей захлопнул дверцы, и лошади помчались во весь опор.Едва карета тронулась с места, как розовое домино схватило руку Рауля и сжало ее в своих руках. Рауль почувствовал, что горячая слеза капнула на его руку.– Вы плачете? – вскричал он.– Да, – прошептала молодая женщина.– Отчего?– Оттого, что сердце мое разрывается!.. оттого, что через несколько минут решится моя участь… оттого, что сию минуту, как только вы увидите мое лицо, вы, без сомнения, оттолкнете меня с ужасом…– Я оттолкну вас? – перебил Рауль. – Почему же? Разве вы не прелестны?– Я хороша… По крайней мере, так говорят…– В таком случае почему же я оттолкну вас?..Вместо ответа молодая женщина продолжала:– Сердце мое разрывается, потому что некогда я сделала вам много зла… По крайней мере, способствовала этому… и с того времени я вас люблю… я вас отыскивала повсюду… и в ту минуту, когда я могла бы, может быть, загладить прошлое, я наконец нашла вас… но затем, чтобы лишиться опять, потому что вы хотите умереть…И слезы молодой женщины закапали еще чаще и горячее на руку Рауля. Она подняла эту руку и с страстной любовью прижала ее к своим губам.– Но кто вы?.. Кто вы?.. – вскричал Рауль.– Кто я?.. Увы! Вы это узнаете… узнаете слишком скоро…Рауль хотел было настаивать, желая узнать сию же минуту; но карета вдруг остановилась у крыльца маленького особняка, необыкновенно красивого. Дверцы растворились. Рауль и его спутница вышли.Следя за розовым домино, Рауль прошел пять или шесть комнат, меблированных с княжеской роскошью. Наконец они оба вошли в маленькую гостиную или, лучше сказать, в будуар, обитый голубым атласом, по которому были вышиты серебром цветы. Кресла, экраны, ширмы из настоящего палисандрового дерева отличались изяществом рисунков. В камине сверкал огонь. Восковые свечи в люстре и двух канделябрах проливали почти дневной свет. Перед камином на столе стояли холодные кушанья, варенья, пирожные, словом, это было то, что обыкновенно называется закуской на случай. Французские и испанские вина сверкали в графинах из венецианского хрусталя. Наконец, стоявшие по обеим сторонам камина две широкие и глубокие козетки, казалось, были приготовлены для сладостного успокоения, для томных мечтаний любви.Рауль одним взглядом охватил все подробности, которые мы описали, и еще много других, которые мы пропустили. Он заключил, что находится или у знатной дамы-миллионерши, или у одной из жриц продажной любви. Но Рауль очень мало знал модных развратниц и вовсе не знал настоящих знатных дам. Не видя выхода из своего недоумения, он мог только повторить:– Но кто же вы?Незнакомка поднесла руку к маске; но в ту минуту, когда она хотела сорвать ее, она вдруг бросилась к ногам молодого человека.– Что вы делаете? – пролепетал он, силясь приподнять ее. – Ради Бога…– Поклянитесь мне… – перебила молодая женщина, – что, увидав мое лицо, вы не выразите ни презрения, ни гнева… поклянитесь, что выслушаете до конца то, что я хочу вам сказать…– Можете ли вы сомневаться?– Клянитесь!– Хорошо… клянусь!Молодая женщина приподнялась.– Смотри же, – сказала она, – смотри… но помни, что ты поклялся…Маска упала. Рауль увидел обрамленное густыми локонами свежее и кроткое личико, несколько бледное. Одного взгляда было ему достаточно, чтобы узнать ото лицо.– Эмрода!.. – вскричал он. – Эмрода!..– Да, – пролепетала молодая женщина, потупив голову, – да, Эмрода… та презренная женщина, которая вас ограбила, обокрала… и которая вас любила…– Эмрода!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57