Я крепко прижала ее к себе. Она вся дрожала.— Никто не приходил, — проговорила она. — Могилы не открывались. Я ждала… но ничего не произошло.— Нужно поскорее положить ее в постель, — сказала я. — Она дрожит от холода.Смит подхватил девочку своими сильными руками, — Как же вы оставили постель, мисс, — начала Нэнни, Керлью.Я положила ладонь на ее руку.— Не надо сейчас браниться… — прошептала я. Сабрина протянула ко мне руку, и я взяла ее и поцеловала.Нэнни Керлью сказала:— Мы быстренько доставим вас в кровать. Демон подпрыгивал и лаял.— Славный пес, Демон, — сказала я. — Демон привел нас к тебе, Сабрина. А теперь давай-ка пойдем обратно. И я собираюсь теперь присматривать за тобой.— Всегда? — спросила Сабрина.— Всегда, — твердо ответила я.Смит отнес Сабрину в дом, и мы уложили ее в постель. Пока Нэнни Керлью грела бульон, она лежала и дрожала, и я закутала ее в одеяло.Она сказала:— Останься со мной, Кларисса. Поэтому я легла рядом с нею, крепко обняв ее. Я надеялась, что Сабрина заснет, но она не могла спать. Выпив бульон, она примостилась рядом со мной, крепко держа мою руку, как будто боялась, что я; собираюсь сбежать.— Кларисса, — сказала она.— Дорогая, постарайся уснуть. Мы можем поговорить завтра.Она немного помолчала, а затем позвала опять.— В чем дело? — спросила я мягко.— Они не выходят.— Кто?— Мертвецы из могил.— Нет, — сказала я, — Они мирно спят. Они закончили земные дела и не желают возвращаться.— Моя мама хотела бы вернуться. Она очень бы хотела вернуться ко мне.— Мама хочет, чтобы ты была счастлива тут.— Я хочу пойти к ней. Мне хотелось, чтобы один из мертвецов вышел, забрал мое сердце и умертвил меня, и тогда я могла бы очутиться в могиле с мамой.— О, Сабрина, — сказала я. — Это у тебя не получится. Ты должна жить здесь и быть счастливой.— Этого теперь не будет, потому что… я убила ее.— Чепуха.— Нет, я действительно убила. Я ведь каталась на коньках, а она пришла и спасла меня, и это убило ее.— Нет. Все происходило вовсе не так. Она болела задолго до твоего рождения и заболела снова.— Но она бы не заболела, если бы не простудилась на льду.— Послушай, Сабрина, нам следует забыть все это. Все прошло. Именно этого хотела бы твоя мама.— Папа не забудет этого.— Но подобные вещи случаются в жизни, и с ними ничего нельзя поделать. Когда они заканчиваются, ничего не остается делать, кроме как забыть их. Постарайся забыть происшедшее, Сабрина. Я помогу тебе забыть.— Но…— Послушай. Ты пошла на лед, хотя тебе запретили делать это. Ты провалилась, и твоя мама тебя спасла. Она поступила так, как хотела. И она прихварывала в то время. Потом ей стало лучше, а затем она заболела вновь.— Ей было лучше? — спросила Сабрина.— Конечно, — солгала я. — Она болела и до этого несчастья.— Мой отец…— Он очень любил маму. Он потрясен несчастьем, а когда люди в таком состоянии, они склонны обвинять других. Это несправедливо… но это так по-человечески. Поэтому будь с ним помягче и прекрати корить себя.— Ты говоришь приятные вещи, Кларисса.— Я говорю правду.Ей стало легче, и она прильнула ко мне, крепко держа мою руку. Я оставалась с ней, пока она не заснула, а потом тихо выскользнула.
На следующий день я повидалась с Джереми. Он не хотел видеть меня, да и вообще кого бы то ни было. Но я настояла.Меня глубоко потряс его измученный вид, но еще более — жестокая складка у рта. Смит сказал:— Он возвращается к прежнему состоянию, мисс Кларисса, точно к тому состоянию, в каком находился до поездки во Францию, когда он привез вас домой.Прежде Джереми был угрюмым, сердитым мужчиной, недовольным судьбой и ведущий отшельнический образ жизни. Не собирается ли он опять стать таким?— Джереми, — сказала я, — извини за беспокойство, но я хочу поговорить с тобой о Сабрине.Он нахмурился так, словно само упоминание ее имени было ему неприятно.— Мы должны помнить, как она мала, — продолжала я. — Ведь ей только семь лет.Он кивнул мне с легким нетерпением, видимо, подтверждая очевидность данного факта.— Дети очень впечатлительны, и эта трагедия повлияла на нее.— Смею надеяться, что повлияла, — парировал он. — необходимо заставить ее понять, к чему привела ее злоба.— Джереми, но это всего лишь легкомысленный поступок ребенка!— Ей говорили, что кататься на коньках опасно, и запрещали идти.— Но опасность манит детей, разве ты не знаешь?А Дамарис пошла за ней и отдала свою жизнь ради ее спасения.— Это было не совсем так, Джереми.— Я не могу воспринимать случившееся иначе. Я поняла, что безнадежно пытаться изменить его точку зрения, и поэтому решила перейти прямо к сути дела.— Я хочу взять Сабрину с собой.Меня поразила реакция Джереми: мне казалось, что ввиду его неприязни к Сабрине он без колебаний позволит ей уехать.— Ее дом здесь, — сказал он.— Но я думала, что недолгое пребывание с Лансом и со мной…— Где ее, несомненно, избалуют и заставят почувствовать себя почти героиней…— Думаю, что она нуждается в особенной заботе в данный момент.— В чем она и нуждается, так это в понимании своего проступка. Надо заставить ее понять, что ее непослушание стоило жизни ее матери.— Да нет же, Джереми! Она и так горько сожалеет. Прошлой ночью она пошла на могилу матери. У нее было ребяческое намерение присоединиться к ней. Разве ты не видишь, как сильно она переживает! Необходим тщательный уход, чтобы вернуть ее к нормальному состоянию. Ей нужны любовь и безопасность. Дамарис бы это поняла.Само упоминание ее имени, казалось, взбудоражило Джереми. Он сжал кулаки и отвернулся. Когда он заговорил, его голос звучал сдавленно.— Дамарис мертва… из-за шалопайства этого ребенка. Ей требуется дисциплина. Она крайне эгоистична. Она останется дома. Благодарю за предложение, Кларисса. Ты добрая девушка. Дамарис очень любила тебя. Но Сабрина зла, и ее необходимо обуздать. Я буду беспокоиться, если за ней не будут следить. Она должна остаться здесь. Я хочу, чтобы она полностью осознала, какой ужасный проступок совершила.— Джереми, — сказала я, — ты всегда был добр ко мне. Ты был мне вторым отцом. Ты и Дамарис… Я никогда не забуду…Видно было, что я затронула его чувства, и поскольку он переживал из-за Дамарис, это только усугубило горечь потери.Он твердо сказал:— Мой ответ таков: Сабрина остается здесь. У нее есть эта добрая женщина Керлью, которая присмотрит за ней; и здесь ее дом.— Отпусти ее хотя бы ненадолго погостить, — умоляла я.— Может быть, позднее. Когда она проявит раскаяние.Я протестующе воскликнула:— Разве ты не видишь? Она и так одержима чувством вины. Это нависает над ней. Джереми, ведь она — только маленький ребенок.Он сказал:— Мое мнение остается прежним. Из опыта я знала, что, когда Джереми выражается таким образом, это окончательное решение.После того как я уехала, лицо Сабрины еще долго преследовало меня.— Скоро ты приедешь повидать меня, — сказала я ей при расставании.Она посмотрела на меня с упреком. Я была уверена, что она считает меня дезертиром, и содрогнулась при мысли о том, каково ей будет в этом мрачном доме. Мне казалось, что для нее нет ничего хуже, чем оставаться там. Я надеялась на Смита и Нэнни Керлью и поговорила с ними перед отъездом.В Лондон я вернулась в грустном настроении. Ланс радостно приветствовал меня. Он сказал, что счастлив видеть меня снова, что много выиграл и стал богаче на несколько тысяч. Я не обрадовалась новостям, так как он играл при высоких ставках и я чувствовала, что рано или поздно результаты игры могут стать катастрофическими.Эмма радушно приветствовала меня, и было приятно вновь видеть маленького Жан-Луи. Несмотря на постоянные опасения, связанные с азартной игрой Ланса, я была бы очень счастлива, если бы только смогла привезти с собой Сабрину.Ланс заметил мою озабоченность, и вскоре я рассказала ему обо всем.— Если бы я могла привезти ее с собой, мне было бы сейчас легко. Я уверена, что сделала бы из нее нормального ребенка, если бы она побыла у меня.— Ты — маленькая фея, — сказал он добродушно, и я почувствовала горечь разочарования, так как поняла, что ему, в сущности, нет дела до Сабрины. Он всегда был добр; он вовсе не препятствовал бы пребыванию у нас Сабрины в качестве моего ребенка, если бы я смогла доставить ее сюда, и она чувствовала бы себя тут, как в своем доме и как член семьи; но в то же время его не особенно заботило, что с нею происходит. Ему были присущи легкомыслие и беззаботность, и это распространялось на все, что касалось его… за исключением игры.В одном отношении это легкомыслие представляло достоинство, так как Ланс не огорчался даже из-за своих неприятностей. Когда я вспоминала, как близок он был к разрешению после краха» Компании южный морей «, меня всегда поражала его реакция. Я только позднее узнала, что он был на грани банкротства. Он всюду одалживал деньги, но продолжал жить по-прежнему расточительно. Таков был Ланс.Быть может, именно благодаря Сабрине я начала чувствовать смутное неудовлетворение моим замужеством. Сначала я не допускала этого чувства. У меня был наидобрейший и самый снисходительный муж. Я старалась не замечать поверхностного образа нашей жизни. Теперь я начинала чувствовать, что в ней не хватает глубины. Но это было только смутное ощущение, так как мои мысли были заняты бедственным положением Сабрины.Каждый день я думала о ней и мне хотелось попросить Смита или Нэнни Керлью написать мне и сообщить о том, что у них происходит. Но ни один из них, как мне казалось, не был бы хорошим корреспондентом. Я могла бы попросить Присциллу, но она была в это время очень озабочена здоровьем своих родителей.Наконец я поговорила о Сабрине с Жанной. Жанна все поняла.— Бедняжка, — сказала она. — Как жестоко заставлять ее чувствовать себя убийцей. Мужчины… Я не знаю. У них нет здравого смысла, если вы спросите меня. Этот господин Джереми очень скверный. Он — плохой отец своему ребенку.— О, Жанна, — сказала я, — как мне хотелось привезти ее с собой.— Она вырастет озлобленной… как это сказать?.. Будет иметь зуб на целый свет.— Да, я думаю, ты права, Жанна, и я беспокоюсь за нее.— Для одних жизнь тяжела, — добавила Жанна, качая головой, — а для других она легка. Мадам Эмма решает свои проблемы с легкостью… Она знает, как устраивать свой дом. Хитрая, как стая обезьян.Жанна опять перешла на французский, как всегда, когда нервничала, поэтому я поняла, что она тоже беспокоиться о Сабрине.— Мне она никогда не нравилась, — завершила Жанна свою любимую тему об Эмме. Но, по крайней мере, я смогла поговорить с ней.— Милая Жанна, — сказала я ей однажды, — не знаю, что бы я делала без тебя.— Не беспокойтесь об этом, — ответила она. — Даже дикая лошадь не оттащит меня от вас.Я ждала новостей из Эверсли. Присцилла время от времени писала, но ее письма в основном касались Карлтона и Арабеллы. Я сделала вывод, что она почти постоянно живет в Эверсли-корте и подумывает о приглашении туда своего брата Карла. Она писала, что мельком видела беднягу Джереми.» Он так грустен, — добавляла она, — и я не думаю, что он хочет кого-нибудь видеть «.Таким образом мое беспокойство о Сабрине не проходило. И я уже сказала себе, что снова должна ехать в Эндерби, когда вдруг получила письмо от Присциллы. Оно оказалось для меня потрясением.« Моя дорогая Кларисса!Здесь произошла ужасная трагедия…»Слова прыгали перед моими глазами, и в течение нескольких секунд я не могла читать, так как боялась узнать, какая беда случилась с Сабриной. Но письмо было не о Сабрине, хотя происшедшее событие должно было сильно повлиять на ее судьбу.« Мы думаем, что произошел несчастный случай. На берегу нашли его одежду. До этого он говорил Смиту, что собирается поплавать. Его лошадь была привязана рядом. Он приехал на ней к морю, и не было найдено никаких его следов. Кажется, эта трагедия никогда не кончится. Бедный Джереми, жизнь стала пустой для него без Дамарис. Я никогда не знала кого-нибудь более преданного другому человеку, Мы боимся, что он утонул. Это единственное объяснение.Если ты теперь приедешь к нам, это будет очень кстати. В Эверсли за многим надо присмотреть, и кое с чем, как мне кажется, будет трудновато справиться. Я хочу обо всем поговорить с тобой, Кларисса «.Несколько минут я в оцепенении сидела с письмом в руке. Мне живо представилось то, что случилось. Бедный, безутешный Джереми не мог вынести своей утраты, прискакал к морскому берегу и поплыл в море, не собираясь возвращаться обратно.Так ли это было или произошел несчастный случай? Кто мог бы с уверенностью ответить? Быть может, Джереми не хотел, чтобы мы знали это точно. Может, это был секрет, который он хотел унести с собой в могилу.Когда я прочла Лансу письмо, он тоже был озабочен, но даже и тогда я не могла не спросить себя: а не думает ли он при этом о вчерашней игре?Я сказала:— Я хочу уехать, Ланс, и отправлюсь сразу же. Ведь это письмо — крик о помощи. Они нуждаются во мне.— Конечно, ты должна ехать, дорогая. Я поеду с тобой.Разумеется, он не хотел ехать. Как он ненавидел этот дом скорби, совсем не подходящий к его характеру! Однако в обязанность хорошего мужа входило сопровождение жены в подобных случаях, и поэтому Ланс делал хорошую мину при плохой игре.Но я не желала, чтобы он приносил такую жертву, и вообще не хотела, чтобы он ехал со мной. Настояв на том, что поеду одна, я ощутила его облегчение, хотя он и выказывал беспокойство о моей безопасности.Эмма обещала присмотреть за домашними делами в мое отсутствие.— Уж она-то присмотрит! — заметила Жанна. — Ей бы очень понравилось быть хозяйкой этого дома, помяните мои слова.Итак, я поехала в Эндерби, взяв с собой мою славную верную Жанну.Дом и в самом деле имел хмурый вид. Смит приветствовал меня, грустно покачивая головой.— Времена изменились, мисс Кларисса, — сказал он — Извините меня, мне, конечно, следовало сказать» миледи «.—» Мисс Кларисса» звучит очень хорошо, Смит, — ответила я, — так же, как в прежние дни.— Его принесли сюда, мисс, после того как его вынесло наверх течение. Один из рыбаков нашел тело вчера рано утром.— Я рада, что его принесли домой, — сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45