— Как? Уже уехал?— Должно быть, он не успел еще отъехать далеко. С вашего разрешения, я оседлаю коня и попытаюсь догнать его, — предложил оруженосец Ранмару.Нобунага велел ему поторапливаться.Однако к полудню Ранмару еще не вернулся. А тем временем стали приходить сообщения из тех краев, где высились крепости Итами и Такацуки. Одно из донесений заставило Нобунагу побледнеть.«Сегодня утром, на заре, флот клана Мори пришел в Хёго. Воины сошли на берег и расположились в крепости Мурасигэ в Ханакуме».Дорога по берегу от Хёго до Ханакумы была единственным путем из Адзути в Хариму.— Хидэёси не удастся прорваться, — произнес князь и в тот же миг осознал пагубные последствия мятежа, вследствие которого он лишился единственного пути, связывающего экспедиционную армию с Адзути. Ему показалось, будто вражеские руки сходятся у него на горле.— А Ранмару вернулся?— Еще нет, мой господин.Нобунага вновь погрузился в невеселые размышления. Клан Хатано, клан Бэссё и Араки Мурасигэ внезапно сбросили с себя маски и предстали союзниками враждебных сил — кланов Мори и Хонгандзи. Князь понял, что его окружают, потому что на востоке в последнее время сблизились кланы Ходзё и Такэда.
Ранмару мчался, нахлестывая коня, по всей Оцу и в конце концов настиг Хидэёси неподалеку от храма Мии, где тот остановился передохнуть и задержался, услышав весть о восстании, поднятом Араки Мурасигэ. Князь послал Хорио Москэ с небольшим эскортом удостовериться, насколько правдива эта новость, и выяснить все подробности.— Князь Нобунага послал меня вдогонку за вами, — спешившись сказал Ранмару. — Он велит вам возвратиться в Адзути как можно скорее.Оставив своих людей у храма Мии, Хидэёси в сопровождении одного лишь Ранмару поскакал в Адзути, размышляя о том, почему князь приказал ему ехать обратно. Скорее всего, Нобунага взбешен известием о мятеже Мурасигэ, который стал служить князю клана Ода с тех пор, как тот осадил дворец Нидзё и изгнал оттуда сёгуна. Нобунага всегда благосклонно относился к людям, сумевшим оказать ему хотя бы малейшую услугу, а заслуги Мурасигэ он ценил особенно высоко, да и вообще выделял военачальника. И надо же так случиться, что именно один из княжеских любимцев Мурасигэ предал своего господина!Впрочем, Хидэёси корил самого себя ничуть не меньше, чем изменника Мурасигэ. Тот был вторым по должности в войске, которым командовал Хидэёси, и отношения между ними сложились достаточно близкие, но он даже не догадывался о том, что его ближайший соратник способен на предательство.— Ранмару, ты уже слышал новости? — спросил Хидэёси княжеского оруженосца.— Вы имеете в виду предательство князя Мурасигэ?— Да, я говорю об этом. Что побудило его восстать против князя Нобунаги? Чего ему не хватало?Путь им предстоял длинный, и, чтобы не загнать лошадей, Хидэёси перешел на рысь. Он обернулся к Ранмару, ехавшему в нескольких шагах позади него, и вопросительно посмотрел на юношу, ожидая ответа.— Кое-какие слухи ходили и раньше, — сказал Ранмару. — Поговаривали, будто один из вассалов князя Мурасигэ продавал армейский рис монахам-воинам из Хонгандзи. В Осаке вечно не хватает риса. А теперь, когда дорога по суше во многих местах перекрыта, да и морские пути заблокированы нашим флотом, цена на рис резко подскочила, и продавец может в два счета разбогатеть. Так вот, недавно делишки вассала князя якобы выплыли наружу, и Мурасигэ, зная, что князь Нобунага с него сурово спросит, решил упредить удар и поднял знамя восстания.— Сдается мне, — возмущенно воскликнул Хидэёси, — что все это наверняка ложь, злонамеренные измышления, нарочно распускаемые врагами!— Мне тоже кажется, что это ложь. Насколько я могу судить, люди просто завидуют славе князя Мурасигэ. И я почти уверен: слух распущен нарочно, причем в интересах вполне определенной особы.— И что же это за особа?— Князь Мицухидэ. Как только пошли эти слухи, он ни единым добрым словечком не обмолвился о Мурасигэ, особенно в присутствии князя Нобунаги. Я ведь всегда нахожусь неподалеку от его светлости и прислушиваюсь ко всему, о чем толкуют. Смею вас уверить, вся эта история мне просто отвратительна. — Ранмару внезапно замолчал, сообразив, что и так уже сказал слишком много лишнего, и теперь сожалел об этом.Но Хидэёси, казалось, вовсе и не прислушивается к его словам. Во всяком случае, внешне он оставался совершенно невозмутим.— Я уже вижу Адзути. Давай-ка поторопимся! — воскликнул он, хлестнул коня и помчался вперед, больше не обращая внимания на своего спутника.У главных ворот в крепость царило непривычное оживление. Княжеские вассалы, их оруженосцы, гонцы из окрестных мест и из соседних провинций — все, прослышав о восстании Мурасигэ, поспешили сюда. Хидэёси и Ранмару, с трудом миновав толпу, оказались во внутренней цитадели — и тут услышали о том, что проходит военный совет с участием Нобунаги. Ранмару проскользнул в зал совета, пошептался с князем и, возвратившись, доложил Хидэёси:— Князь велит вам ждать его в Бамбуковом зале.Молодой человек провел Хидэёси в трехэтажную башню, потому что Бамбуковый зал представлял собой часть жилых покоев самого Нобунаги. Хидэёси уселся у окна и стал глядеть на озеро. Вскоре появился Нобунага и без лишних церемоний сел рядом со своим вассалом, которому явно был рад. Хидэёси, вежливо поклонившись, не произнес ни слова. Некоторое время они сидели молча. Ни тому, ни другому не хотелось тратить слов попусту.— Ну и что же ты, Хидэёси, обо всем этом думаешь? — наконец прервал молчание князь. Судя по его словам, множество противоречивых мнений, высказанных на совете, еще не сложились в окончательное решение.— Араки Мурасигэ, по-моему, на редкость честный и преданный человек. Его, пожалуй, можно назвать простаком, правда, я с трудом представляю себе, что он мог оказаться настолько прост.— Нет. — Нобунага резко покачал головой. — Мне кажется, дело тут не в его простоте. Он отъявленный негодяй. Ему показалось мало того, что он получал от меня, и он решил вступить в союз с Мори, надеясь получить от них больше. Это поступок ограниченного человека, заигравшегося в прятки с самим собой.— Нет, мой господин, все-таки Мурасигэ простак. Он был вами так обласкан, что большего и желать невозможно.— Человек, собирающийся поднять восстание, непременно восстанет, какими милостями его ни осыпь.Нобунага сейчас не вполне владел своими чувствами. Впервые Хидэёси довелось услышать, как князь называет человека негодяем. Похоже, он не знал, как поступить. Впрочем, спроси у самого Хидэёси, что теперь делать, он тоже не дал бы ответа. Нанести немедленный удар по крепости Итами?.. Попробовать образумить Мурасигэ, чтобы он добровольно отказался от мыслей о восстании?.. Ни один ответ не казался заведомо предпочтительным. Одну-единственную крепость Итами взять, конечно, нетрудно. Но ведь вторжение в западные провинции уже началось. Стоит сейчас отвлечь армию на второстепенную военную операцию — и, по всей вероятности, им придется пересматривать все дальнейшие планы.— Почему бы мне не поехать к Мурасигэ и не поговорить с ним? — неуверенно предложил Хидэёси.— Выходит, ты считаешь, что нам пока лучше не прибегать к силе?— Да, я думаю не следует делать этого без крайней необходимости.— Мицухидэ и еще несколько членов совета тоже предлагают не прибегать к силе. Теперь вот и ты к ним присоединился. Однако мне кажется, послом к Мурасигэ лучше отправиться не тебе.— Но почему, мой господин? В конце концов, я частично несу ответственность за происшедшее, ведь Мурасигэ был моим подчиненным, даже более того: заместителем. И если он совершил такую глупость, то кому же…— Нет! — Нобунага решительно тряхнул головой. — Нельзя посылать к нему человека, с которым он состоит в приятельских отношениях. Я пошлю Мацуи, Мицухидэ и Мами, да и то всего лишь затем, чтобы подтвердить или опровергнуть слухи.— Что ж, это верно, — покорно согласился Хидэёси, однако он чувствовал необходимость перевести разговор в несколько иное русло, причем, как ему подумалось, в интересах и Нобунаги, и Мурасигэ, поэтому он добавил: — Пословица гласит, что ложь в устах буддийского монаха — мудрость, а восстание в самурайском клане — политика. Вам не следует ввязываться в боевые действия, потому что тем самым вы сыграете на руку клану Мори.— Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю?— Мне хотелось бы дождаться здесь результатов миссии, но меня тревожит положение дел в Хариме. Поэтому я, с вашего разрешения, вскоре уеду.— Вот как? — Нобунаге явно не хотелось расставаться с Хидэёси. — Но ты едва ли теперь сможешь проехать через Хёго.— Не беспокойтесь, мой господин, я отправлюсь морем.— Будь по-твоему. Чем бы дело ни кончилось, я немедленно дам тебе знать об этом. И ты постоянно сообщай мне обо всем, что у тебя происходит.Хидэёси простился с князем. Несмотря на сильную усталость, он в тот же день выехал из Адзути, пересек озеро Бива, переночевал в храме Мии, а утром отправился в Киото. Послав вперед двух оруженосцев с наказом держать наготове корабль в Сакаи, сам он с несколькими вассалами поехал в храм Нандзэн. Хидэёси очень хотелось повидаться с Такэнакой Хамбэем, предававшимся в уединении размышлениям и медитации.Монахи, разумеется, переполошились, завидев столь высокопоставленного гостя, но Хидэёси, отведя одного из них в сторонку, попросил на этот раз обойтись без подобающих его положению церемоний.— У моих людей вдоволь съестных припасов, так что все, о чем мы вас попросим, это кипяток, чтобы заварить чай. И поскольку я заехал сюда лишь для того, чтобы навестить Такэнаку Хамбэя, то сразу к нему и отправлюсь. Но после беседы с ним я бы с удовольствием подкрепился.Покончив с распоряжениями, Хидэёси спросил:— А как Хамбэй себя чувствует? Надеюсь, получше?— Если и получше, то совсем немного, мой господин, — уныло ответил монах.— А снадобья свои он принимает?— И утром, и вечером.— И лекарь его регулярно осматривает?— Да, к нему приезжает лекарь из Киото, и князь Нобунага постоянно присылает сюда своего личного врача.— Он выходит из своих покоев?— Уже дня три не выходил.— А где он сейчас?— Вы найдете его в уединенном домике в саду.Едва Хидэёси вышел в сад, как к нему подбежал один из слуг Хамбэя:— Мой господин только что переоделся и готов к встрече с вами.— Ему не следовало бы вставать, — ответил Хидэёси и быстро пошел к уединенному домику.Услышав о приезде Хидэёси, Хамбэй распорядился убрать постель и навести порядок в комнате, а сам тем временем переоделся. Затем, пройдя по деревянному настилу к ручью, текущему в саду около бамбуковых ворот, вымыл лицо и руки. И как раз в это мгновение кто-то похлопал его по плечу.Хамбэй обернулся.— Ах, я и не знал, что вы здесь, — произнес он, опускаясь на колени. — Прошу пожаловать сюда, в домик.Для того чтобы войти, надо было наклонить голову. Хидэёси непринужденно опустился на циновку. В комнате отсутствовали какие-либо украшения, кроме гравюры на стене. Яркий наряд и доспехи Хидэёси, вполне уместные среди буйного великолепия красок, царившего в Адзути, здесь, в приюте отшельника, казались непозволительно роскошными.Хамбэй прошел на веранду, поставил одну-единственную белую хризантему в вазу, сделанную из колена молодого бамбука, вернувшись в комнату, поместил вазу в альков и сел рядом со своим гостем.Хидэёси догадался: хотя постель и была убрана, Хамбэй опасался, что запах лекарств и гнетущая атмосфера больничного помещения покажутся гостю неприятными, а потому и решил освежить воздух ароматом цветка.— Здесь просто замечательно, и вам незачем утруждать себя. — Хидэёси с тревогой посмотрел на своего друга. — Хамбэй, а вам не вредно вставать с постели?Хамбэй чуточку отодвинулся от него и опять низко поклонился. Но эти знаки почитания не могли скрыть его радости от неожиданного появления Хидэёси.— Пожалуйста, не беспокойтесь. Последние несколько дней стояли холода, поэтому мне не хотелось никуда выходить. Но сегодня немного потеплело, и я так или иначе собирался отправиться на прогулку.— Скоро в Киото придет зима, и, как утверждают, в это время года здесь холодно, особенно по утрам и по ночам. Не перебраться ли вам в более теплые края?— Нет-нет. С каждым днем я чувствую себя все лучше и до наступления зимы надеюсь окончательно поправиться.— Если вам действительно стало лучше, то тем более имеет смысл отдохнуть как следует. Ваше здоровье, учтите, заботит не только вас, да и не вам одному принадлежит. Вы нужны стране.— О, вы мне льстите.Хамбэй отпустил голову и потупил взор. Руки его соскользнули с колен и вместе с каплями слез коснулись пола, когда он почтительно поклонился Хидэёси. Какое-то время гость и хозяин молчали.«Как же он похудел, — с грустью думал Хидэёси. — Запястья стали тонкими, как палочки для еды, щеки ввалились. Неужели Хамбэй и впрямь неизлечимо болен?» От таких размышлений у Хидэёси защемило в груди. Разве не он сам увлекал этого больного человека следом за собой в водоворот бесчисленных сражений? Сколько раз ему, несчастному, довелось мокнуть под дождем и стыть под ветром? И в мирные времена не кто иной как Хидэёси перегружал его заботами о внутренних и внешних делах провинции, не давая ни единого дня отдыха. Почитая Хамбэя как своего учителя поручения он ему давал как вассалу.Хидэёси понимал, что пусть и отчасти, но все же способствовал усугублению болезни Хамбэя, и его захлестнуло острое ощущение вины. В конце концов, с сочувствием глядя на своего друга, он заплакал и сам. Прямо перед ним, расточая аромат и впитывая воду из вазы, стояла белая хризантема.Хамбэй клял себя за то, что расстроил Хидэёси. Непростительный поступок вассала и постыдное малодушие воина — заставлять своего господина, на котором лежит тяжкое бремя ответственности, проливать слезы.— Я подумал, что вы, должно быть, очень устали после всех этих сражений, а потому и срезал для вас хризантему, — сказал Хамбэй.Хидэёси немного помолчал, не отводя глаз от цветка в вазе, а затем произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174