Они же с фанатичным упорством посылали в бой все новые и новые силы, восклицая:— Эту преграду мы сокрушим!Должно быть, и в самом деле верили, что это возможно. На перезарядку ружей требовалось немало времени, поэтому вслед за каждым залпом обычно наступали долгие минуты тишины. Этими перерывами и намеревались воспользоваться военачальники Каи, предполагая продвигаться вперед, укрывшись щитом из человеческих тел.Нобунага, однако же, заранее учел основной недостаток огнестрельного оружия и разработал новую, беспроигрышную тактику: выстроил три тысячи своих стрелков в три линии. Отстрелявшись, первая тысяча стрелков отходила в сторону, давая возможность выстрелить второй тысяче, затем наступала очередь третьей. На протяжении всего сражения враг так и не получил желанного перерыва.Ружейный огонь не прекращался ни на минуту, а быстро преодолеть линию заграждений воины Каи не могли. Не легче было и отступить, так как они немедленно подвергались внезапным атакам во фланг и преследованию. Соратникам Такэды, издавна и вполне справедливо гордившимся своим мужеством и боевым искусством, сейчас никак не удавалось продемонстрировать эти качества.Полк Ямагаты уже отступил, понеся тяжелые потери. Только Баба Нобуфуса не дал заманить себя в западню.Бабе противостоял Сакума Нобумори, но, поскольку у него была задача всего лишь заманить врага в ловушку, после недолгого сопротивления он отступил. Преследуя отступающих, воины Бабы захватили укрепления в Маруяме, но дальше не двинулись, поскольку военачальник велел здесь и остановиться.— Почему мы не наступаем? — недоумевали подчиненные Бабы, ответа через вестовых требовал и Кацуёри из своей ставки.Но Баба твердо стоял на своем:— У меня есть причины остановиться здесь. Предпочитаю осмыслить происходящее и поглядеть, как будут развиваться события. Если кому-то не терпится — что ж, пусть наступают, желаю им овеять свое имя бессмертной славой.Однако все военачальники Такэды, пославшие своих людей на штурм ограждений, потерпели сокрушительное поражение. А тут еще летучие отряды Кацуиэ и Хидэёси ударили в северном направлении, угрожая отрезать ставку Кацуёри от его главных сил.Жаркое полуденное солнце пекло неистерпимо, возвещая об окончании сезона дождей. Судя по сегодняшнему утру, следовало ждать знойного лета.Бой начался еще до рассвета, во вторую половину часа Тигра, поэтому к полудню полки Каи смертельно устали и изнемогали от жары. Кровь, пролитая утром, засохла на доспехах, на волосах, на коже воинов, а повсюду, куда ни бросишь взгляд, продолжала литься свежая.В глубоком тылу неистовствовал Кацуёри. Он уже бросил в бой все силы, даже запасный полк, обычно оставляемый в резерве на крайний случай. Было еще не поздно выйти из безнадежного сражения, сохранив значительную часть войска. Но от отчаяния князь, казалось, утратил способность реально оценивать ситуацию и совершал одну ошибку за другой, приближая неминуемую катастрофу. Его надежды на высокий боевой дух и отвагу своих воинов не оправдались. Да и не могли оправдаться, ибо сегодняшнее сражение больше походило на охоту с ловушками и приманками.Вот уже князю донесли, что Ямагата Масакагэ, доблестно сражавшийся на левом фланге с самого утра, пал смертью храбрых. Да и другие именитые военачальники, люди отважные и испытанные, гибли один за другим. Кацуёри потерял почти половину войска.Тем временем к Набунаге, наблюдавшему за ходом боя, обратился военачальник Сасса Наримаса:— Враг явно терпит поражение. Не пора ли нам ударить по-настоящему?Нобунага немедленно передал через него приказ войску, затаившемуся по другую сторону изгороди: «Выйти и ударить по врагу! Уничтожить всех!»Теперь сражение шло и вокруг ставки Кацуёри. Воины клана Токугава атаковали слева. Воины клана Ода прорвались сквозь передовые отряды Такэды и ударили в лоб его основному войску. И только полк Бабы Нобуфусы, остававшийся в Маруяме, не утратил боеспособности. Баба послал к Кацуёри гонца, предложив немедленно дать приказ об отступлении.Кацуёри негодующе затопал ногами, но в этот момент основная часть его разгромленного и отступающего войска поравнялась со ставкой. Едва ли не каждый воин был ранен.Уцелевшим военачальникам едва удалось уговорить Кацуёри отвести войска и самому покинуть ловушку, в которой он очутился. Их врагам было совершенно ясно: Такэда побежден, его войско беспорядочно отступает.Проводив Кацуёри до ближайшего моста через горную реку, военачальники покинули его и, развернувшись, дали бой преследующему их войску противника. Они героически сражались и почти все погибли. Баба Нобуфуса сопровождал Кацуёри, уходившего с жалкими остатками войска, до Мияваки, затем старый военачальник повернул коня и поскакал на запад.«Я прожил долгую жизнь, хотя ее можно назвать и короткой, — горестно думал он. — Но коротка жизнь или длинна, мгновение смерти — вечность. Даже вечная жизнь не сравнится с ним».Послав коня навстречу огромному вражескому войску, военачальник поклялся себе: «В следующей жизни обязательно покаюсь перед князем Сингэном. Я оказался плохим советником его сыну и бездарным военачальником. Прощайте, горы и реки родной Каи!»На мгновение обернувшись, он затуманенным слезами взором окинул родные места, а затем пришпорил коня и понесся в гущу вражеских воинов. Все ближайшие соратники военачальника последовали за ним и пали столь же славной смертью.Из всех вассалов князя Каи, пожалуй, только Баба Нобуфуса со всей очевидностью понимал: после поражения клан Такэда неизбежно распадется и будет уничтожен. И тем не менее он не сумел предотвратить его гибель. Даже самый проницательный человек не может противостоять великой силе перемен.В сопровождении десяти всадников Кацуёри проехал по мосту над пропастью возле Комацугасэ, направляясь в крепость Бусэцу. Князь, человек непревзойденной отваги, сейчас пребывал в таком угнетенном состоянии, что не мог вымолвить ни слова.Равнина Сидарагахары казалась кроваво-красной в лучах закатного солнца. Великая битва, длившаяся от темна до темна, осталась позади. На огромном поле не было ни единой лошади, ни одного живого воина.Быстро темнело. Ночная роса выпала прежде, чем с поля убрали убитых. Только воинов клана Такэда, как рассказывали, погибло более десяти тысяч. БАШНИ АДЗУТИ В столичную резиденцию Нобунаги, разместившуюся в Нидзё, во дворце, прежде принадлежавшем сёгуну, каждый день прибывали многочисленные гости: придворные, самураи, мастера чайных церемоний, поэты и купцы из близлежащих торговых городов Нанива и Сакаи.Совсем недавно император даровал князю титул государственного советника, и теперь его называли управителем правой стороны. По этому поводу и устраивались нескончаемые пышные празднества.Мицухидэ решил покинуть Нобунагу и возвратиться домой, в Тамбу. Еще засветло он пришел во дворец попрощаться с князем.— Приветствую вас, Мицухидэ.Оглянувшись, он увидел улыбающегося Хидэёси.— О, Хидэёси! — рассмеялся Мицухидэ в ответ.— Что привело вас сюда? — спросил Хидэёси, беря гостя под руку.— Завтра мы расстаемся с его светлостью, я зашел проститься.— И где же, как вы полагаете, мы вновь увидимся?— Хидэёси, а вы, часом, не пьяны?— Признаюсь, пока мы в столице, и дня не пропускаю, чтобы не напиться. Да и его светлость позволяют себе здесь куда больше, чем дома. Уверен, если вы сейчас увидитесь с ним, то он и вас напоит.— Князь устраивает очередное пиршество? — осведомился Мицухидэ.Нобунага в последнее время стал пить гораздо больше, чем прежде, и Мицухидэ, прослуживший князю долгие годы, сразу это заметил.Хидэёси частенько участвовал в этих празднествах, причем приходилось ему нелегко. В отличие от более сухощавого здоровяка Нобунаги, способного поглотить изрядное количество выпивки, Хидэёси, хоть и выглядел этаким деревенским здоровяком, был человеком болезненным, слабым, а потому быстро пьянел.Мать до сих пор пеняла ему, что он не следит за своим здоровьем.— Конечно, всякому хочется поразвлечься, но следи, пожалуйста, за собой, — твердила она. — Ты родился совсем слабеньким, и, пока тебе не исполнилось пять лет, соседи говорили, что ты не жилец.Хидэёси знал, почему был в детстве таким болезненным. Когда мать вынашивала его во чреве, их семья бедствовала, и порой все они сутками не держали крошки во рту, поэтому он родился слабеньким, а выжил и окреп только благодаря стараниям матери. Хидэёси вспоминал материнские предостережения каждый раз, когда подносил полную чашечку сакэ ко рту. Не забывал он и о том, как горько плакала мать, когда отчим возвращался домой пьяным.Никто, однако же, не осмелился бы назвать Хидэёси пьяницей. О нем говорили: «Пьет он немного, хотя и любит покутить. Правда, едва начав, сразу же напивается».Вот и сейчас, коль скоро речь зашла о выпивке, как раз Мицухидэ, повстречавшийся ему в одном из переходов дворца, был изрядно под хмельком. Тем не менее тот почему-то надулся. Похоже, продолжительное пьянство Нобунаги глубоко тревожит его вассалов.Хидэёси, засмеявшись, поспешил успокоить Мицухидэ.— Я пошутил, — признался он, мотая хмельной головой. — Всего лишь немного пошутил. Попойка закончилась, и главное тому доказательство — то, что я тут, с вами, хоть и достаточно пьян. Ах нет, шучу, шучу! — И он опять весело рассмеялся.— Вы негодник, — мягко пожурил его Мицухидэ.Он терпеливо сносил шутки и насмешки Хидэёси, потому что хорошо к нему относился. Да и со стороны Хидэёси встречал только самые добрые чувства. К тому же, вышучивая своего соратника, тот никогда не выходил за рамки приличий и проявлял почтение.Кроме того, Мицухидэ считал полезным поддерживать дружеские отношения с Хидэёси, немного превзошедшим его на служебном поприще и на военном совете занимающим более почетное место. Так же, как и большинство представителей знати, Мицухидэ гордился своим происхождением и образованностью. Конечно, он не смел проявлять непочтительность по отношению к Хидэёси, но позволял себе время от времени подчеркивать свое духовное превосходство над более высокопоставленным приятелем, снисходительно бросая ему поощрительные реплики типа: «Симпатичный вы все-таки человек».Впрочем, Хидэёси не обижало присущее Мицухидэ высокомерие, он находил совершенно естественным, что человек, настолько превосходящий его происхождением, ученостью и умом, посматривает чуть-чуть свысока, и охотно признавал первенство Мицухидэ.— Ах да, чуть не забыл, — как бы невзначай произнес Хидэёси. — Вас следует поздравить. Думаю, провинция Тамба будет достойной наградой вам и вполне заслуженной. Надеюсь, что вас ждет еще более успешное будущее, и молюсь о вашем дальнейшем благоденствии и процветании.— Нет, я не заслуживаю наград, которыми щедро одаривает меня князь Нобунага. — Мицухидэ всегда старался ответить на учтивость еще большей учтивостью, однако, не удержавшись, добавил: — Подарок, конечно, великолепный — целая провинция, но она когда-то принадлежала самому сёгуну, да и сейчас там немало могущественных местных кланов, которые, запершись у себя в крепостях, отказываются признать мою власть. Так что ваши поздравления несколько преждевременны.— Нет-нет, вы чересчур скромничаете, — возразил Хидэёси. — Как только вы перебрались в Тамбу вместе с военачальником Хосокавой Фудзитакой и его сыном, клан Камэяма признал свое поражение. Я с интересом следил за тем, как вы управляетесь с Камэямой, и даже его светлость похвалил вас за виртуозное воинское искусство. Вам ведь удалось окружить врага и захватить крепость, не потеряв при этом ни единого воина.— Камэяма это лишь начало. Главные трудности ждут меня впереди.— Жизнь только тогда доставляет истинное удовольствие, когда приходится преодолевать трудности. Да и что может быть лучше, чем привнести мир и покой в пожалованную тебе твоим князем провинцию и управлять ею во благо своих подданных. Притом не забывайте: вы теперь сами становитесь князем и получаете право делать все, что вам заблагорассудится.В этот момент собеседники осознали, что их случайная встреча чересчур затянулась.— Что ж, до встречи, — сказал Мицухидэ.— Погодите-ка минутку! — воскликнул Хидэёси, внезапно о чем-то вспомнив. — Вы ученый муж, а значит, сможете сказать мне, какие японские крепости имеют главную сторожевую башню?— В принадлежащей Сатоми Ёсихиро крепости, расположенной в Татэяме, провинции Ава, возвышается трехэтажная башня, видимая даже с моря. А в Ямагути, провинция Суо, Оути Ёсиоко построил в своей главной крепости четырехэтажную башню, наверное, самую высокую в Японии.— Выходит, их всего две?— Насколько мне известно, две. Но почему вы об этом спрашиваете?— Да, знаете ли, сегодня мы с его светлостью обсуждали всевозможные строительные проекты, и господин Мори принялся усердно растолковывать нам преимущества крепостей с главными сторожевыми башнями. Он прямо-таки настаивал, чтобы крепость, которую князь Нобунага собирается строить в Адзути, имела как раз такую башню.— Вот как? А кто такой этот господин Мори?— Оруженосец его светлости, Ранмару.Мицухидэ на мгновение нахмурился.— Его рекомендация кажется вам сомнительной? — поинтересовался Хидэёси.— Ну, не то чтобы сомнительной… — произнес Мицухидэ деланно безразличным тоном и, переменив тему, немного поболтал о пустяках, но вскоре, извинившись, простился с Хидэёси и поспешил во внутренние покои дворца.Людей в коридорах дворца Нидзё сновало предостаточно. Одни только еще пришли повидаться с князем Нобунагой, другие уже спешили прочь.Едва Хидэёси расстался с Мицухидэ, как его кто-то окликнул. Оглянувшись, он увидел перед собой Асаяму Нитидзё, неряшливого монаха на редкость безобразной наружности. Тот заговорил чуть ли не шепотом, точно собирался поведать своему собеседнику нечто чрезвычайно важное и секретное.— Как мне показалось, князь Хидэёси, вы только что доверительно беседовали с князем Мицухидэ.— Доверительно беседовал? — рассмеялся Хидэёси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174