Возглавив это воинство, Мицухидэ решил пробиться на выручку остаткам отряда Сандзаэмона и принять последний бой. Взобравшись на коня, он отдал приказ на выступление громовым голосом, раскаты которого разнеслись по всей Онбодзуке. А затем, не дожидаясь, пока поднимется и соберется войско, развернулся и помчался вниз по склону холма, сопровождаемый только несколькими всадниками.Кто-то, опередив его, уже выбежал из лагеря, спустился по склону и сейчас встал посреди дороги, загородив ее широко раскинутыми руками.— Кто ты? — воскликнул Мицухидэ, резко осадив коня. От неожиданности животное поднялось на дыбы.Узнав своего старшего соратника Хиду Татэваки в человеке, остановившем его и схватившем поводья коня, Мицухидэ разгневался:— Татэваки, почему ты останавливаешь меня?— Ёдзиро! Сандзюро! Почему вы не остановите его? — обрушился Хида Татэваки на приверженцев Мицухидэ. — Немедленно спешьтесь! — Затем, почтительно поклонившись Мицухидэ, добавил: — Человек, которого я сейчас вижу перед собой, — не тот князь Мицухидэ, которому я служу. Поражение в одной битве не означает проигрыша войны. На вас, мой господин, не похоже очертя голову бросаться на верную смерть только из-за того, что вы проиграли одно-единственное сражение. Враг будет смеяться над нами, потому что мы потеряли самообладание. Хоть ваше войско и разбито, но у вас есть семья в Сакамото и несколько сподвижников в разных провинциях — они ждут вашего знака. Положение дел вовсе не безысходно. И прежде всего вам надлежит отступить в крепость Сёрюдзи.— О чем ты говоришь, Татэваки? — Мицухидэ потряс головой так же резко, как тряс гривой его конь. — Или ты надеешься, что павшие восстанут и, преисполнившись прежним мужеством, пойдут за меня в сражение? Я не могу бросить своих воинов, не могу отдать их на заклание врагу, а сам исчезнуть. Я намерен нанести сокрушительный удар Хидэёси и покарать Цуцуи Дзюнкэя за предательство. Я не ищу бесславной смерти. Я хочу показать им, каков на самом деле Мицухидэ. Изволь дать мне проехать!— Но почему у мудрого князя такие бешеные глаза? Сегодня нашему войску нанесен сокрушительный удар. По меньшей мере три тысячи воинов убито, а множество других ранено. Военачальники почти все убиты, новобранцы дрогнули в бою. Сколько, по-вашему, осталось воинов в лагере?— Пропусти меня! Я сделаю то, что мне угодно! Изволь немедленно пропустить меня!— Ваши бессмысленные слова доказывают, что вы и впрямь ищете смерти, и не более того, — и я сделаю все, что в моих силах, лишь бы воспрепятствовать вам в этом намерении. Затеянное имело бы определенный смысл, будь у вас под рукой три-четыре тысячи несокрушимых воинов, но мне кажется, в бой вслед за вами устремятся четыреста или, самое большее, пятьсот человек. Все остальные потихоньку ускользнули из лагеря еще с вечера и разбежались кто куда.Пока Татэваки объяснял это своему господину, глаза ему застилали слезы.— Неужели человеческий ум так хрупок? И стоит уму ослабеть, как самый мудрый из нас становится настоящим безумцем! — Такэваки не отрываясь глядел на Мицухидэ и в ужасе осознавал, как переменился его повелитель. Проливая горькие слезы, он поневоле вспоминал, какой остротой ума и дальновидностью отличался совсем недавно князь Акэти.Остальные военачальники столпились вокруг Мицухидэ. Двое из них уже побывали в сегодняшнем бою, однако, тревожась за своего господина, поспешили воротиться в лагерь. Один из них сказал:— Пока мы здесь топчемся на месте, враг с каждой минутой подходит все ближе — скоро он сможет покончить с нами прямо здесь. Следует поторопиться и как можно скорее добраться до Сёрюдзи.Татэваки не стал дожидаться, пока примет окончательное решение его господин. Он затрубил в раковину и приказал остаткам войска отступить на север. Ёдзиро и еще один приверженец, спешившись, повели под уздцы коня Мицухидэ, чуть ли не силой вынуждая князя отступить. Военачальники и воины, еще остававшиеся на склоне холма, поспешили последовать за ними. Как утверждал Татэваки, их оказалось не больше пятисот.Миякэ Тобэй был комендантом крепости Сёрюдзи. Здесь настроение у всех тоже было унылым, разговоры шли только о неизбежном поражении: крепости суждено скоро пасть. В слабом свете мигающих фонарей защитники крепости думали о том, как бы уцелеть самим. В ходе военного совета им не удалось прийти к разумному решению. Даже Мицухидэ осознал, что окончательное поражение неотвратимо.Дозоры, выставленные за пределами крепости, неоднократно доносили о приближении вражеского войска. Сама крепость была недостаточно мощна, чтобы устоять перед прямой атакой войск Хидэёси. Никуда не годилась и крепость Ёдо, об укреплении которой Мицухидэ распорядился несколько дней назад. Более всего это напоминало попытку возведения плотины после того, как вода начала выходить из берегов.Единственным утешением Мицухидэ оставалось число военачальников и пеших воинов, не только сохранивших верность своему господину, но и доказавших ее в ходе яростного неравного сражения. Здесь имело место любопытное противоречие: воины клана Акэти — того самого клана, который поднял мятеж против повелителя всей страны, — свято хранили узы, связующие вассала с господином. Конечно, Мицухидэ обладал многими достоинствами, и его приверженцы показывали себя по отношению к нему истинными самураями.По этой причине число убитых и раненых сравнительно с числом принявших участие в битве было необычайно велико, хотя само сражение длилось всего три часа. Как было подсчитано позднее, потери составили три тысячи человек в войске Акэти и три тысячи триста — в войске Оды. О раненых и говорить нечего. Исходя из этого, можно судить о мужестве воинов Акэти, ничуть не уступавших в этом своему господину. Учитывая относительную малочисленность войска Мицухидэ — соотношение сил составляло один к двум — и невыгодные условия, в которых ему пришлось принять бой, его поражение не должно вызвать осуждения или насмешки.
На тринадцатый день шестого месяца луна была скрыта полупрозрачными облаками. Мчались всадники: один или двое впереди, остальные — несколько поотстав. Тринадцать всадников с севера, от реки Ёдо, в сторону Фусими.Когда они наконец въехали в густую тень гор, Мицухидэ, обернувшись на скаку, спросил у Татэваки:— Где мы?— Это долина Окамэ, мой господин.Пятна лунного света падали сквозь ветви деревьев на Татэваки и на тех, кто ехал следом.— Ты намерен переправиться к северу от Момоямы, а затем выйти через Огурусу на дорогу к храму Кансю? — спросил Мицухидэ.— Совершенно верно. Если, поехав по этой дороге, мы сумеем добраться до Ямасины и Оцу до рассвета, нам не о чем будет тревожиться.Синси Сакудзаэмон, проехавший чуть вперед, внезапно сдержал коня и знаком предложил Мицухидэ остановиться. Мицухидэ со спутниками послушались. Не осмеливаясь даже перешептываться, они молча следили, как отправились на разведку Акэти Сигэтомо и Муракоси Сандзюро. Двое проехавших вперед всадников остановились на берегу и знаками предложили остальным не спешить. Какое-то время они провели у реки, настороженно вслушиваясь в тишину.Вражеская засада?В конце концов они облегченно вздохнули. По сигналу лазутчиков отряд опять двинулся вперед. Луна и облака висели посередине ночного неба. Как бы тихо и скрытно ни стремились они ехать, на склоне лошади начали наступать на камни и полусгнившие бревна, и даже этого небольшого шума оказалось достаточно, чтобы переполошить спящих птиц. Каждый раз, когда это происходило, Мицухидэ и его спутники придерживали коней.После страшного поражения войско Мицухидэ удалилось в крепость Сёрюдзи и позволило себе передохнуть там. Позже они принялись обсуждать остающиеся возможности, но в конце концов сошлись на том, что следует искать спасения в Сакамото. Все вассалы Мицухидэ уговаривали его набраться терпения. И вот, поручив Миякэ Тобэю заботу о крепости, Мицухидэ пустился в бегство.Отряд, выступивший с ним из Сёрюзди, насчитывал четыреста или пятьсот человек. Но к тому времени, когда они прибыли в деревню Фусими, большая часть воинов успела разбежаться. С Мицухидэ остались лишь самые испытанные приверженцы — всего тринадцать.— Будь нас больше, врагу было бы легче нас обнаружить. Да и в любом случае всякий, кто не готов отдать жизнь за князя, оказался бы ненужной обузой. Князь Мицухару находится в Сакамото, и у него там три тысячи воинов. Единственное, что нам нужно, — добраться туда живыми и невредимыми. Молю богов, чтобы они пришли на помощь нашему бедному господину.Так утешали себя и друг друга приверженцы Мицухидэ.Хотя местность была холмистой, крутые подъемы и спуски по дороге не попадались. Луна сияла, почва, размытая дождями, была вязкой, а на дороге стояли лужи.Вдобавок ко всему Мицухидэ и его люди испытывали страшную усталость. Они уже находились неподалеку от Ямасины, а стоило им попасть в Оцу, и они оказались бы в безопасности. Этим они и подбадривали друг друга в пути, хотя для измотанных людей остававшиеся несколько ри казались целой сотней.— Мы въезжаем в деревню.— Это, должно быть, Огурусу. Ведем себя тихо!Там и здесь попадались горные хижины, крытые черепицей. Отряду Мицухидэ хотелось по возможности держаться подальше от человеческого жилья, но дорога вилась как раз вдоль домов. К счастью, все спали. Дома стояли в густых зарослях бамбука, сияла луна; жители мирно спали, не ведая о тревогах мира.Прищурившись, чтобы лучше видеть во тьме, Акэти Сигэтомо и Муракоси Сандзюро первыми въехали в деревню и миновали ее без происшествий. Остановившись у тропинки, ведущей в бамбуковую рощу, они решили дождаться остальных.Фигуры двух всадников и отблеск лунного света на остриях их копий были четко видны из рощи, до которой оставалось пятьдесят кэнов.Вдруг из темноты донесся шорох, кто-то наступил на ветку, послышался крик дикого зверя.Татэваки, ехавший перед Мицухидэ, невольно оглянулся. Тьма покрывала утопавшие в зарослях бамбука хижины. В двадцати кэнах позади четко вырисовывался неподвижный силуэт Мицухидэ.— Мой господин, — позвал Татэваки.Ответа не последовало. Побеги молодого бамбука трепетали, хотя вокруг не было ни ветерка.Татэваки хотел вернуться, когда Мицухидэ внезапно сорвался с места и, не произнеся ни слова, промчался мимо. Он привалился к шее коня. Татэваки счел это странным, однако молча поехал за Мицухидэ. Так же поступили и остальные всадники.Они без всяких приключений проехали по дороге еще триста кэнов. Здесь их дожидались двое лазутчиков — и вот вновь все тринадцать помчались вперед. Мицухидэ ехал шестым.Внезапно лошадь Муракоси встала на дыбы. В то же мгновение над головой у него взметнулся меч.Единым махом Муракоси отрубил заостренный конец бамбукового копья. Руки, державшие копье, исчезли в зарослях, но все спутники Мицухидэ заметили, что случилось.— Кто это? Разбойники?— Должно быть. Едем осторожней. Они, наверное, скрываются в зарослях.— Муракоси, с тобой все в порядке?— Неужели вы думаете, что мне страшно бамбуковое копье какого-то лесного воришки?— Не отвлекайтесь! Смотрите в оба! Лишние разговоры могут обернуться новыми неприятностями.— А что с его светлостью?Все, как по команде, оглянулись.— Глядите! Глядите!Внезапно они побледнели. В ста шагах перед ними Мицухидэ упал с коня. Хуже того, он корчился на земле и стонал так, словно подняться ему больше не было суждено.— Мой господин!— Мой господин!Сигэтомо и Татэваки, спешившись, бросились к Мицухидэ и попытались вновь посадить его в седло. Но у Мицухидэ уже не было сил. Он молча покачал головой.— Что с вами, ваша светлость?Спутники Мицухидэ, позабыв обо всем на свете, столпились вокруг него во тьме. Стенания князя и горькие вздохи его вассалов разносились по воздуху. В это мгновение из-за облаков вышла луна.Из зарослей донеслись шаги и крики разбойников.— Сообщники того разбойника заходят к нам в тыл. Такие шакалы всегда готовы наброситься на любого, кто поскользнется. Сандзюро и Ёдзиро, позаботьтесь о них!По приказу Сигэтомо воины разбились на две группы. Сверкнули наконечники копий и лезвия мечей.— Ах ты, собака!Кто-то с треском заворочался в зарослях бамбука. Казалось, там пролился дождь листьев или промчалась стая обезьян. Молчание ночи было нарушено окончательно.— Сигэтомо… Сигэтомо… — прошептал Мицухидэ.— Я здесь, мой господин.— Ах… Сигэтомо… — повторил Мицухидэ.Он принялся вслепую шарить руками, словно ища, за что ухватиться или на что опереться.Кровь текла у него из раны на груди, взор туманился, говорить было трудно.— Я перевяжу вашу рану и дам снадобья, потерпите немного.Мицухидэ покачал головой, давая понять, что ему ничем не поможешь. Его руки продолжали что-то искать.— Что вам угодно, мой господин?— Кисточку.Сигэтомо принес князю кисточку, тушь и бумагу. Мицухидэ дрожащей рукой взял кисточку и уставился на чистый лист. Сигэтомо понял, что он собирается сочинить предсмертное стихотворение. Щемящая боль пронзила грудь верного вассала. Он не мог вынести того, что его князь вынужден заниматься столь важным делом в таких презренных обстоятельствах, и, преисполненный уверенности в высоком предназначении своего господина, поспешил сказать:— Не беритесь за кисточку сейчас, мой господин. До Оцу рукой подать, а если мы сумеем добраться туда, нас встретит князь Мицухару. Позвольте перевязать вашу рану.Пока Сигэтомо, положив лист бумаги наземь, рылся в сумке, Мицухидэ собрался с силами и повел в воздухе правой рукой. Опершись на левую, он сел, вновь правой взял кисточку, судорожно стиснул ее и начал писать:
Нет, не двое ворот, называемые Верность и Предательство…
Но рука его дрожала так сильно, что написать вторую строчку он не мог. Мицухидэ передал кисточку Сигэтомо:— Напиши за меня остальное.Опершись на колени Сигэтомо, Мицухидэ поднял голову и молча залюбовался луной в ясном небе. Когда его лицо залила смертельная белизна, по сравнению с которой померкла даже луна, он произнес заключительные строки голосом, на диво четким и спокойным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174