— Он хочет исполнить танец девушки из Хиды! Тодзи, нужна песня!
Все начали ритмично постукивать по посуде палочками для еды, а кто-то из компании стучал щипцами для углей по жаровне.
За бамбуковой оградой,
За оградой, за оградой
Я приметил кимоно с длинными рукавами,
С длинными рукавами,
На снегу.
Под одобрительные крики Тодзи закончил первый куплет. Девушки подхватили под аккомпанемент сямисэна:3
Девушки, увиденной вчера,
Сегодня нет уже.
А та, что предо мной сегодня,
Исчезнет завтра без следа.
Что день грядущий принесет?
Хочу любить тебя сегодня!
В углу комнаты молодой самурай предлагал приятелю большую чашку сакэ.
— Выпей одним глотком!
— Не хочу.
— Не хочешь? Называешься самураем и не можешь выпить?
— Могу! Но и тебе придется.
— Справедливо!
Оба начали пить на спор, отхлебывая, как кони. Часть питья лилась мимо рта. Не прошло часа с небольшим, как их уже тошнило. Остальные осоловело таращили налившиеся кровью глаза.
Один из учеников, врожденное бахвальство которого вышло из берегов от выпитого сакэ, бросал вызов желающим сразиться:
— Есть ли у нас в стране, помимо молодого учителя, по-настоящему владеющий стилем Кёхати? Пусть выйдет вперед!
Другой авторитет, сидевший рядом с Сэйдзюро, заметил, икая:
— Он безмерно льстит, потому что молодой учитель здесь. Есть немало в других местах, кроме Киото. Из здешних школа Ёсиоки теперь не бесспорно лучшая. В Киото существует школа Тоды Сэйгэна в Куротани и школа Огасавары Гэнсинсая в Китано. И не забудьте Ито Иттосая в Сиракаве, хотя он и не берет учеников.
— И что в них особенного?
— Я просто хочу сказать, что мы не единственные на свете, умеющие владеть мечом.
— Болван! — закричал один из самураев, задетый этими словами. — Выходи на поединок!
— Ну что ж! — ответил критик, поднимаясь на ноги.
— Занимаешься в школе Ёсиоки Кэмпо и принижаешь его технику?
— Нет. Теперь школа совсем не та, что в старые времена, когда учитель тренировал сегунов и почитался несравненным мастером меча. Сегодня многие избрали Путь Меча, и не только в столице Киото, но и в Эдо, Хитати, Этидзэне, в центральных, западных провинциях и на Кюсю, словом, по всей стране. Слава Ёсиоки Кэмпо не означает, что молодой учитель и все мы — великие фехтовальщики. Это неправда, зачем себя обманывать?
— Трус! Прикидываешься самураем, а сам боишься фехтовальщиков из других школ.
— Боюсь?! Предупреждаю только, что мы должны опасаться самоуверенности.
— Кто ты такой, чтобы предупреждать? — С этими словами обиженный молодой самурай, ударив приятеля в грудь, сбил его с ног.
— Драки захотел? — угрожающе проговорил упавший.
— Я готов!
Старшие ученики Гион Тодзи и Уэда Рёхэй поспешили вмешаться в ссору.
— Прекратите! — Они растащили спорщиков, пытаясь успокоить их.
— Посидите смирно!
— Мы понимаем ваши чувства.
В повздоривших влили несколько чашечек сакэ, и шум улегся. Задира вновь превозносил себя и товарищей по школе, а критик, обняв Рёхэя, проливал пьяные слезы.
— Я хотел добра нашей школе, — всхлипывал он. — Если мы будем упиваться лестью, то слава Ёсиоки Кэмпо померкнет. Сгинем совсем, слышишь?
Один Сэйдзюро оставался почти трезвым.
— Тебя не радует застолье? — спросил Тодзи.
— Полагаешь, остальным нравится?
— Конечно! Ничего иного они не помышляют.
— С меня довольно!
— Может, пойдем куда-нибудь, где поспокойнее? Мне тоже надоел этот гам.
Сэйдзюро тут же согласился, заметно повеселев.
— Давай туда, где мы были прошлой ночью.
— В «Ёмоги»?
— Да.
— Там гораздо приятнее. Я сразу понял, куда тебя тянет, но брать с собой эту ватагу — пустая трата денег, поэтому я завернул сюда, где подешевле.
— Давай незаметно исчезнем. Рёхэй позаботится об остальных.
— Сделай вид, что идешь по нужде. Я выйду следом. Никто не заметил ухода Сэйдзюро.
Невдалеке от «Ёмоги» женщина, стоя на цыпочках, пыталась повесить на крючок фонарь. Его задуло ветром, и ей пришлось снять фонарь, чтобы зажечь огонь. Недавно вымытые волосы разметались по спине, напрягшейся от усилия. Тени от раскачивающегося фонаря метались по ее рукам. Вечерний ветерок доносил аромат цветущей сливы.
— Око, тебе помочь?
— Это вы, молодой учитель? — удивилась женщина.
— Да, я.
К Око подошел не Сэйдзюро, а Тодзи.
— Так хорошо?
— Да. Спасибо.
Тодзи, отойдя на несколько шагов, увидел, что фонарь висит криво, и поправил его. Око не переставала удивляться, что многие мужчины, которые пальцем не шевельнут в собственном доме, с готовностью помогают по хозяйству в ее заведении. Здесь они сами открывают и закрывают сёдзи, раскладывают дзабутоны и выполняют десятки других дел, за которые они и не подумали бы взяться в своем доме.
Тодзи провел Сэйдзюро в дом.
— Здесь слишком тихо, — промолвил Сэйдзюро.
— Открою сёдзи на веранду, — сказал Тодзи.
Узкая веранда выходила на реку Такасэ, бежавшую по камням. К югу, за мостом на улице Сандзё, раскинулись Дзуйсэнин, Тэрамати и поросшая мискантом пустошь. Здесь, недалеко от Каяхары, солдаты Тоётоми Хидэёси убили жену, наложниц и детей его племянника — жестокого регента Хидэцугу. Событие это было свежо в памяти людей.
Тодзи занервничал.
— Почему так тихо? Куда женщины попрятались? У них сегодня нет других гостей? — Тодзи нетерпеливо поерзал. — Где Око запропастилась? Даже чаю не подала!
Не вытерпев, Тодзи пошел узнать, в чем дело. Ступив на веранду, он чуть не столкнулся с Акэми, которая несла лакированный с золотом поднос. Колокольчик, прикрепленный к оби, звякнул, когда она заговорила.
— Осторожнее! Чуть не расплескала чай! — воскликнула девушка.
— Почему так долго? Молодой учитель пожаловал. Я думал, что он тебе нравится.
— Смотри, я и правда разлила чай. Ты виноват! Принеси тряпку!
— Еще чего! Где Око?
— Прихорашивается.
— Красоту наводит?
— Днем некогда было.
— Днем? Кто же приходил средь бела дня?
— Не твое дело. Пропусти меня, пожалуйста!
Тодзи отошел в сторону, Акэми вошла в комнату и поздоровалась с гостем.
— Добрый вечер! Рады видеть вас.
Сэйдзюро с деланным безразличием ответил, глядя куда-то мимо девушки:
— А, это ты, Акэми! Спасибо за вчерашний вечер!
Сэйдзюро выглядел смущенным. Акэми сняла с подноса кувшин, напоминавший курильницу для благовоний, и поставила на него трубку с керамическим мундштуком и круглой чашечкой.
— Не хотите ли покурить? — вежливо спросила она.
— По-моему, курение табака недавно запретили.
— Да, но все продолжают курить.
— Хорошо, тогда и я не откажусь.
— Сейчас приготовлю трубку.
Акэми, взяв щепоть табака из миниатюрной перламутровой коробочки, ловко набила трубку и вложила мундштук в рот Сэйдзюро. Непривыкший к курению Сэйдзюро неуклюже затянулся.
— Горьковато, — сказал он. Акэми хихикнула.
— А где Тодзи?
— В комнате матери, верно.
— Ему нравится Око, как я заметил. Подозреваю, что он похаживает сюда и без меня. Так?
Акэми засмеялась, но ничего не ответила.
— Что смешного? Думаю, что и он нравится твоей матери.
— Ничего не знаю.
— Зато я уверен. Несомненно. Славно получается: две счастливые пары — твоя мать и Тодзи, ты и я!
Как бы невзначай Сэйдзюро накрыл ладонью тонкие пальцы Акэми, лежавшие на ее коленях. Девушка быстро отдернула руку, но это только раззадорило Сэйдзюро. Он обнял вскочившую Акэми за тонкую талию и притянул к себе.
— Не убегай! Я не сделаю ничего плохого.
— Отпустите меня!
— Если ты сядешь рядом.
— Я… Я сейчас подам сакэ.
— Я не хочу пить.
— Мать рассердится, если его не будет на столе.
— Она мило беседует с Тодзи в другой комнате.
Сэйдзюро хотел прижаться щекой к лицу Акэми, но та резко отвернулась и отчаянно позвала на помощь:
— Мама, мама!
Он выпустил ее, и девушка стрелой умчалась на заднюю половину дома.
Сэйдзюро был раздосадован. Он чувствовал себя одиноко, но не хотел насильно навязываться Акэми. Он растерянно проворчал, что идет домой, и тяжело затопал к выходу. С каждым шагом лицо его наливалось кровью.
— Куда вы, молодой учитель? Уже уходите?
Око внезапно появилась за спиной Сэйдзюро и обняла его. Он заметил, что волосы у нее не растрепаны и грим не смазан. Око позвала Тодзи, и они уговорили Сэйдзюро вернуться за стол. Око принесла сакэ и старалась развеселить гостя, Тодзи привел Акэми. При виде унылого Сэйдзюро девушка улыбнулась.
— Акэми, налей молодому учителю чашечку!
— Хорошо, мама, — покорно отозвалась Акэми.
— Видите, какая она у нас, — сказала Око. — Почему всегда ведет себя как малое дитя?
— В этом ее прелесть, она так молода! — заметил Тодзи, подвигая дзабутон поближе к столу.
— Ей уже двадцать один!
— Двадцать один? Невероятно! Она такая маленькая, на вид ей не больше семнадцати.
Акэми, мгновенно оживившись, спросила:
— Правда? Я бы хотела, чтобы мне всегда было шестнадцать. Со мной произошло замечательное событие, когда мне исполнилось шестнадцать.
— Что же?
— Не могу рассказывать! — затараторила Акэми, прижимая руки к груди. — Вы знаете, в какой провинции мы жили в ту пору? В том году произошла битва при Сэкигахаре.
Око грозно взглянула на дочь.
— Трещотка! Надоела своей болтовней. Принеси лучше сямисэн!
Поджав губы, Акэми пошла за инструментом. Она устроилась поудобнее и запела под собственный аккомпанемент. Пела она для собственного удовольствия, а не для гостей.
Если ночью небо затянут тучи,
Пусть царит тьма.
Луна все равно скрыта
Для глаз, подернутых слезой.
Акэми спросила, прервав песню:
— Понимаешь, Тодзи?
— Не совсем. Послушаю, что будет дальше.
Даже самой темной ночью
Я не собьюсь с дороги.
О! Как ты зачаровал меня!
— Ей все-таки двадцать один! — пробормотал Тодзи.
Сэйдзюро сидел молча, подперев голову рукой. После второго куплета он, словно очнувшись от забытья, произнес:
— Акэми, давай выпьем с тобой!
Он подал ей чашечку и налил подогретого сакэ. Акэми выпила залпом, протянула чашечку Сэйдзюро. Сэйдзюро опешил:
— Ты, оказывается, умеешь пить!
Сэйдзюро выпил из той же чашечки и предложил Акэми вторую, которую она тут же осушила. Для Акэми чарка, видимо, была маловата. Она достала большую чашку, и в течение получаса они опрокидывали одну чарку за другой.
Сэйдзюро недоумевал. Девушка выглядела лет на шестнадцать, губы ее, казалось, не знали поцелуя, взгляд был робок и застенчив, и в то же время она нализалась сакэ, как мужчина. Как только выпитое умещается в ее маленьком теле?
— Советую тебе остановиться, — обратилась Око к Сэйдзюро. — Этот ребенок способен пить всю ночь, не пьянея. Пусть лучше поиграет на сямисэне.
— Как забавно! — весело воскликнул Сэйдзюро.
Почуяв что-то неладное в голосе Сэйдзюро, Тодзи спросил:
— Как ты чувствуешь себя? Не перебрал?
— Не беспокойся, Тодзи. Сегодня, пожалуй, не пойду домой.
— И то дело! — ответил Тодзи. — Оставайся здесь столько ночей, сколько душе угодно. Правда, Акэми?
Тодзи подмигнул Око, и они направились в соседнюю комнату, откуда вскоре донесся их оживленный шепот. Тодзи объяснил, что молодой учитель в таком настроении, что наверняка пожелает провести ночь с Акэми. Если Акэми откажется, то им не миновать неприятностей. Конечно, самое главное — уважать чувства матери, поэтому Тодзи попросил назначить цену.
— Ну, как? — нетерпеливо требовал Тодзи.
Око приложила палец к набеленной щеке, что-то соображая.
— Решай поскорее! — подгонял Тодзи. Придвинувшись вплотную к Око, Тодзи зашептал:
— Он — подходящая пара. Отец — знаменитый учитель боевого искусства, у них полно денег. У его отца самая большая школа в стране. И Сэйдзюро не женат. Суди сама, какое заманчивое предложение.
— Я-то согласна, но…
— Никаких возражений! Решено! Мы оба останемся у вас.
В комнате было темно. Тодзи положил руку на плечо Око. В это время в задней комнате раздался какой-то шум.
— Что это? — спросил Тодзи. — У тебя другие гости? Око молча кивнула и прошептала на ухо Тодзи:
— Потом расскажу.
Как ни в чем не бывало они вернулись в комнату для гостей, где нашли крепко спящего Сэйдзюро.
Тодзи проскользнул в соседнюю комнату и улегся в постель. Постукивая пальцами по татами, он ждал Око. Она не появлялась. Веки Тодзи отяжелели, и он заснул. Проснулся он поздно утром следующего дня в полном недоумении от случившегося.
Сэйдзюро сидел в комнате, выходящей на реку, и пил сакэ. Око и Акэми держались радостно и приветливо, словно забыв про вчерашний вечер. Мать и дочь о чем-то уговаривали Сэйдзюро.
— Так вы берете нас с собой?
— Хорошо! Соберите закусок и сакэ не забудьте!
Речь шла о представлении Окуни Кабуки, которое устраивалось на берегу реки на улице Сидзё. Спектакль с музыкой, танцами и декламацией пользовался в городе невероятным успехом. Его придумала жрица по имени Окуни из храма Идзумо, и у представления объявилось множество подражателей. В оживленных кварталах вдоль реки появились балаганы, на подмостках которых исполнительницы соревновались в привлечении зрителей. Они для разнообразия включали в представления песни и танцы разных провинций. Актрисы, прежде зарабатывавшие в веселых кварталах, сейчас были желанными гостями в лучших домах столицы. Многие женщины выступали под мужскими именами, в мужских костюмах, разыгрывая захватывающие боевые сцены, демонстрируя воинские доблести.
Сэйдзюро смотрел на реку через раздвинутые сёдзи. Под маленьким мостом на улице Сандзё женщины полоскали белье, а по мосту взад-вперед проезжали мужчины верхом на лошадях.
— Они еще не готовы? — с раздражением спросил Сэйдзюро. Наступил полдень. Сэйдзюро уже не хотел смотреть представление, маясь от похмелья и ожидания.
Тодзи, все еще переживая вчерашнюю оплошность, был непривычно тих.
— С женщинами неплохо прогуляться, — ворчал он, — но когда все уже готовы к выходу, они вдруг заявляют, что у них прически не в порядке, а пояс-оби повязан косо. Кого угодно выведут из терпения!
Сэйдзюро вспомнил про свою школу. Ему чудились удары деревянных мечей и треск скрещенных копий. Что говорят ученики о его отсутствии? А младший брат Дэнситиро, конечно, неодобрительно прищелкивает языком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145