Нанкобо ушел с площадки, выпятив грудь и притворяясь, что неодобрительный гул толпы его не касается.
— Ну что? — торжествующе произнес Хёго.
— Ты совершенно прав.
— Этот человек из тех, кто скрывается на горе Кудо. Смените его облачение отшельника на доспехи, и вам предстанет один из известнейших воинов недавнего прошлого.
Толпа стала расходиться. Сукэкуро напрасно искал глазами Усинос-кэ, который в этот момент находился за пагодой, где он условился встретиться с Иори. Мальчики стояли друг против друга, готовые броситься в драку.
— Не обижайся, если погибнешь, — сказал Иори.
— Не задавайся! — ответил Усиноскэ, поднимая с земли палку потолще.
Иори с занесенным мечом пошел в атаку. Усиноскэ отскочил назад. Иори подумал, что противник испугался, и с удвоенной силой рванулся вперед, но Усиноскэ подпрыгнул и ударил Иори ногой в голову. Тот упал, но мгновенно поднялся. Забыв уроки Мусаси и Гонноскэ, он бросился на противника с зажмуренными глазами. Усиноскэ качнулся в сторону и сбил Иори с ног.
— Я победил! — объявил Усиноскэ, но тут же вздрогнул, увидев, что Иори лежит неподвижно.
— Нет, ты не победил, — произнес Гонноскэ, ударив Усиноскэ палкой по бедру.
Усиноскэ закричал от боли, упал, но тут же вскочил и бросился наутек, но натолкнулся на Сукэкуро.
— Усиноскэ, что случилось?
Мальчик ловко спрятался за спину взрослого, предоставив Сукэкуро выяснять отношения с Гонноскэ. Казалось, столкновение между ними неизбежно. Сукэкуро взялся за меч, Гонноскэ сжал свою дубинку.
— Почему ты гонишься за мальчиком, явно намереваясь убить его? — гневно спросил Сукэкуро.
— Позволь и мне прежде задать вопрос. Ты видел, как твой мальчик сбил этого? — указал Гонноскэ на лежащего Иори.
— Он ваш?
— Да. А это ваш слуга?
— Слуга, но не официальный.
Сукэкуро строго посмотрел на Усиноскэ.
— Отвечай, почему ты сбил мальчика и хотел убежать. Говори правду!
Прежде чем Усиноскэ открыл рот, вмешался Иори. Он все еще не мог подняться.
— Это был поединок! Мы сражались, и я потерпел поражение, — крикнул он.
Растерянный Усиноскэ пробормотал:
— Я не знал, что циновка его. Я просто подобрал ее.
Взрослые, переглянувшись, рассмеялись. Не прояви они выдержанности, детская забава переросла бы в кровопролитие. Выйдя из храмовых ворот, Гонноскэ и Иори повернули налево, Сукэкуро и Усиноскэ — направо.
— Эта дорога к замку Коягю? — спросил Гонноскэ.
Сукэкуро поговорил о чем-то с Гонноскэ, и они вместе подошли к Хёго.
— Дела плохи, — вздохнул Хёго. — Вот если бы вы пришли три недели назад, когда Оцу не уехала в Эдо к Мусаси.
— Его нет в Эдо, — сказал Гонноскэ. — Никто не знает, где он.
— Как же она теперь в чужом городе? — вымолвил Хёго, сожалея, что вовремя не остановил Оцу.
Иори едва сдерживал слезы. Ему хотелось уйти куда-нибудь подальше и выплакать свое горе. Когда они с Гонноскэ шли сюда, он без умолку говорил о встрече с сестрой.
Усиноскэ подошел к мальчику и положил ему руку на плечо.
— Ты плачешь?
— Нет, конечно! — покачал головой Иори, хотя лицо его было мокрым от слез.
— Знаешь, как выкапывать дикий картофель?
— Конечно.
— Вон там я приметил несколько кустов. Проверим, кто быстрее выкопает.
— Давай!
День клонился к вечеру, но надо было еще о многом поговорить, поэтому Хёго предложил Гонноскэ пожить несколько дней в замке. Гонноскэ предпочел продолжать путь. Стали искать мальчиков.
— Вон они, что-то копают, — указал Хёго.
Иори и Усиноскэ были поглощены работой, которая требовала сноровки. Хрупкие корневища дикого картофеля глубоко сидели в земле. Взрослые подошли к мальчикам и некоторое время стояли молча, наблюдая за ними. Первым их заметил Усиноскэ. Мальчики рассмеялись и с двойным усердием продолжили работу.
— Я первый! — воскликнул Усиноскэ, вытаскивая длинное корневище.
Иори поднялся, держась за поясницу, как старый крестьянин.
— Мой корень придется копать до ночи, — проговорил он. С сокрушенным видом Иори отряхнул землю с одежды.
— Ты уже порядочно выкопал. Давай я достану, — предложил Уси-носкэ.
— Не надо, — перехватил Иори руку Усиноскэ. — Ты можешь повредить корень. — Иори осторожно засыпал клубни и примял землю.
— Тогда прощай! — произнес Усиноскэ, с гордостью перекинув через плечо длинное корневище. Кончик корня оказался отломленным.
— Проиграл! — сказал Хёго. — Ты выиграл поединок, но проиграл в сражении с картофельным корнем.
ПОДМЕТАЛЬЩИКИ И ТОРГОВЦЫ
Облетали побледневшие лепестки вишни, навевая грустные воспоминания о минувшем, когда Нара была столицей. Было жарко, но Гонноскэ и Иори бодро шагали вперед.
— Он все идет за нами. — Иори потянул за рукав Гонноскэ.
— Делай вид, будто не замечаешь, — не оглядываясь, ответил Гонноскэ.
— Мы видели его на постоялом дворе, где ночевали.
— Не волнуйся, взять грабителю у нас нечего.
— А наши жизни? Это совсем не пустяк.
— А за нее мы постоим, — ответил Гонноскэ, крепче сжимая дубинку.
Гонноскэ знал, что шедший следом человек — тот самый отшельник, который накануне вызвал на поединок Нанкобо, но не мог предположить, почему тот преследует их.
— Он исчез, — сообщил, оглянувшись, Иори.
— Устал, верно, — ответил Гонноскэ. — От этого мне, правда, не легче.
Переночевав в придорожной деревне, Гонноскэ и Иори утром следующего дня добрались до Амано Кавати. Это была деревенька, тянувшаяся вдоль прозрачного горного ручья. Гонноскэ пришел сюда, чтобы поставить в храме Конгодзи табличку в память о матери. Конгодзи еще называли «Женской горой Коя». Первым делом он хотел найти женщину по имени Оан, которую знал с детства, и попросить ее иногда возжигать благовония перед поминальной табличкой.
В деревне Гонноскэ сказали, что Оан — жена Тороку, винокура при храме. Гонноскэ недоумевал, услышав такое, потому что при входе в храм висели объявления, запрещавшие сакэ и прочие горячительные напитки на всей его территории. Могла ли там находиться винокурня?
Все выяснилось из разговора с самим Тороку, который вызвался договориться с настоятелем храма относительно объявления. Тороку рассказал, что в свое время Тоётоми Хидэёси похвалил сакэ из винокурни при храме, и монахи решили построить специальную винокурню для поставки сакэ Хидэёси и другим даймё, которые покровительствовали храму. После смерти Хидэёси производство сократилось, но до сих пор сакэ поставляли некоторым знатным семействам.
На следующее утро, когда Гонноскэ и Иори проснулись, Тороку уже не было дома. Он вернулся после полудня с сообщением, что настоятель готов их принять.
К удивлению Гонноскэ и Иори, настоятель, полноватый человек, был одет в поношенное облачение, как простой монах. Его наряд дополнили бы посох и драная тростниковая шляпа.
— Это те люди, которые заказывали молебен? — добродушно спросил настоятель.
— Да, — ответил Тороку, касаясь лбом земли в поклоне.
Они прошли зал Якуси, трапезную, одноярусную пагоду — сокровищницу, кельи монахов. Перед входом в зал Дайнити к настоятелю подошел молодой монах. Настоятель что-то сказал ему, и тот, достав огромный ключ, открыл двери.
Гонноскэ и Иори опустились на колени. Перед ними возвышалась трехметровая золоченая статуя Дайнити, верховного Будды одной из мистических сект. В алтаре появился торжественно облаченный настоятель, он начал читать сутры. Теперь он выглядел внушительно и величаво, как и подобает настоятелю храма.
Легкое облачко затуманило взор Гонноскэ, и вдруг он увидел перевал Сиёдзири, где он сражается с Мусаси, а мать, сидя с прямой, как доска, спиной, наблюдает за ними. Он услышал ее голос, который спас его от смерти.
Когда Гонноскэ вернулся к действительности, чтение молитвы закончилось, и настоятель ушел. Рядом сидел Иори, завороженно взиравший на статую Дайнити, шедевр великого Ункэя, жившего в тринадцатом веке.
— Это моя сестра! — произнес мальчик. — Этот Будда похож на мою сестру.
Гонноскэ рассмеялся.
— Ты что выдумал? Ты ведь ее никогда не видел. Такого милосердного и отрешенного лица, как у Дайнити, не может быть ни у одного смертного.
— Я ее видел! — тряхнул головой Иори. — Даже говорил с ней. Это было в Эдо, недалеко от усадьбы князя Ягю. Я не знал тогда, что она моя сестра. Когда настоятель читал молитву, статуя вдруг обрела ее лицо и что-то мне сказала.
Они вышли из храма и сели на ступеньки, все еще переживая волнение, вызванное поминальной службой.
Невдалеке старая монахиня в шелковой белой повязке на голове и немолодой дородный человек мели дорожку. На мужчине были простое хлопчатобумажное кимоно и безрукавка. На ногах соломенные сандалии с кожаными носками, на боку — короткий меч.
— Ты устала, мама. Отдохни, я один домету, — сказал мужчина. Монахиня засмеялась.
— Я-то не устала, а у тебя с непривычки горят ладони.
— По правде, уже мозоли натер.
— Хорошая память о храме.
— Мне нравится работать. Я чувствую себя обновленным. Нащ скромный труд угоден богам.
— Пора, уже темнеет.
Коэцу и Мёсю прошли мимо Гонноскэ и Иори. Мёсю, улыбнувшись, спросила:
— Осматриваете храмовые достопримечательности?
— Нет, я заказывал поминальную службу по матушке.
— Отрадно видеть людей, почитающих родителей, — сказала Мёсю, погладив Иори по голове. — Коэцу, — обратилась она к сыну, — у тебя осталось печенье?
Коэцу достал пакетик из рукава кимоно и, извиняясь, проговорил:
— Простите, что предлагаем вам остатки.
— Можно я возьму? — попросил Иори у Гонноскэ.
— Пожалуйста, — сказал Гонноскэ и поблагодарил Коэцу.
— Судя по говору, вы с востока, — заметила Мёсю. — Далеко ли держите путь?
— Наша дорога бесконечна. Я и этот мальчик избрали Путь Меча, — ответил Гонноскэ.
— Тяжкий путь. Кто ваш учитель?
— Миямото Мусаси.
— Не может быть! — воскликнула Мёсю.
— Где он сейчас? — спросил Коэцу. — Много воды утекло со дня нашей последней встречи.
Слушая рассказ Гонноскэ, Коэцу понимающе кивал, словно говоря: «Я знал, что все так и произойдет». Закончив рассказ, Гонноскэ спросил:
— Позвольте узнать ваше имя.
— Прошу прощения, что забыл представиться! — воскликнул Коэцу и назвал себя.
Гонноскэ знал имя выдающегося мастера по полировке мечей, но не предполагал, что когда-нибудь встретит его при таких обстоятельствах. Зачем богатому горожанину подметать дорожки в храме?
— Здесь у вас могила родственника? Или вы любуетесь красотой окрестностей?
— Нет, мы не на прогулке, — возразил Коэцу. — Это святые места. Все здесь воплощает дух страны — храмы, сосны, скалы, трава. Подметая дорожки, мы с матушкой приносим дань уважения одухотворенной красоте Японии.
Взошла луна. Четверо людей медленно спускались по склону холма, отбрасывая призрачные тени.
— Мы уезжаем завтра, — сказал Коэцу. — Если увидите Мусаси, передайте ему, что мы с нетерпением ждем его.
Гонноскэ и Иори подошли к глубокому ручью, который тек вдоль внешней стены храма, служа естественным рвом. Едва они ступили на деревянный мост, как на них бросилась белая фигура, вооруженная палкой. Гонноскэ успел увернуться, но Иори полетел в ручей. Человек в белом принял боевую стойку. Его мощные ноги походили на стволы деревьев. Гонноскэ узнал преследовавшего их монаха.
— Кто ты? — крикнул Гонноскэ, но ответа не получил. — Объясни, почему ты нападешь на Мусо Гонноскэ? В чем причина?
Монах словно оглох. Глаза его горели ненавистью, он неотвратимо надвигался. Раздался оглушительный треск, и половина палки полетела из рук монаха в воздух, а вторую он метнул в Гонноскэ. Тот пригнулся, а монах, обнажив меч, неистово топая по настилу моста, пошел в атаку.
— Негодяй! — крикнул Иори и запустил в монаха камнем. Тот схватился за глаз и вдруг побежал прочь.
— Стой! — кричал Иори, выбираясь из ручья.
— Оставь его, — обнял мальчика за плечо Гонноскэ.
— Получил свое! — торжествующе сказал Иори, швыряя в воду горсть камней.
Вскоре после их возвращения в дом Тороку налетел ураган. Ветер ревел, грозя сорвать крышу с дома, тревожно гудел в роще. Иори размышлял о таинственном монахе. Ему казалось, что страшная, как привидение, фигура наступает на него из мрака. Закрывшись с головой одеялом, Иори провалился в тяжелое забытье.
Утром, когда Гонноскэ и Иори отправились в путь, над горами сияла радуга. Едва они вышли из деревни, как к ним присоединился человек, похожий с виду на бродячего торговца. Он возник словно из утреннего тумана. Гонноскэ сдержанно ответил на веселое приветствие незнакомца. Тот явно старался завязать разговор.
— Вы останавливались у Тороку? — болтал он. — Я его давно знаю. У него чудесная семья.
Гонноскэ неопределенно хмыкнул.
— Я изредка бываю в замке Коягю. Кимура Сукэкуро оказал мне немало добрых услуг.
Молчание собеседников не обескураживало торговца.
— Вы были на «Женской горе Коя»? Теперь вам непременно надо посетить саму гору Коя. Самая подходящая пора. Снег растаял, дороги подправлены. Можно добраться через перевалы Амами и Киими, а переночевать в Хасимото или Камуро.
Гонноскэ насторожился. Торговец пытался выведать их маршрут.
— Чем торгуешь? — поинтересовался Гонноскэ.
— Крученой веревкой. — Торговец похлопал по небольшому мешку. — Эту веревку недавно стали продавать, но на нее хороший спрос. Тороку мне помог, потому что рассказывал о моем товаре паломникам в Конгодзи. Я хотел переночевать у него, а в его доме уже было двое гостей, то есть вы. Не повезло! Когда я у него останавливаюсь, он допьяна угощает меня превосходным сакэ.
Гонноскэ, немного успокоившись, стал расспрашивать случайного попутчика про дорогу. Торговец прекрасно знал здешние места. Когда они достигли плато Амами, беседа их текла непринужденно.
Неожиданно появился еще один человек.
— Эй, Сугидзо! — окликнул он торговца. — Почему не подождал меня? Я неотлучно был в деревне Амано. Ты ведь обещал взять меня с собой.
— Прости, Гэнскэ! — ответил торговец. — Мы так разговорились, что я совсем забыл про тебя.
Гэнскэ оказался тоже торговцем веревками.
Когда путники подошли к узкому оврагу глубиной метров в шесть, Сугидзо остановился перед громадным бревном на опорах, заменявшим мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145