огонь... прицел... навскидку...
Но это и так было понятно.
Тэйки чуть тронула правую руку Немо. Тот, не поворачивая головы, покосился вправо.
– Защитники?.. – едва слышно произнесла девушка.
– Скорее всего, – так же отшепнул ей Немо. Она его прекрасно поняла. Да и самой было ясно: будь это Подземные или еще кто-либо, разве стали бы они так наглеть на гоблинской территории?..
В куче стрелков вдруг раздался грубый хохот. Худой резко скомандовал – прочие припустили бегом, разворачиваясь в цепь.
«Залповый огонь!» – догадался Немо.
И был прав. Шесть человек, не считая главного, застыли наизготовку. Тот махнул рукой. Началось!
Фронтальный огонь. Фронтальный со смещением. Перекрестный в точку. Косоприцельный. Даже огневой вал – с поражением целей от фронта в глубину.
Выглядело это куда как эффектно. Густое хлопанье, дым, маневры стрелков. При перекрестном огне мишень – деревянный ящик – разнесло в щепки, буквально! Там, где он стоял, осталось днище с обломком боковухи.
«Неплохо», – спокойно подумал Немо.
Теперь он тронул Тэйки за рукав. Когда она повернулась к нему, кивком показал: обратно. Она закрыла и открыла глаза: поняла.
Благополучно вернулись. Когда отползли на исходные позиции и сняли отражающие маски, Немо сказал:
– Ну вот и не без пользы наш поход. Обнаружили базу. Будем знать.
Тэйки сгребла чистый снег в маленький комочек, откусила чуть-чуть, оставшимся осторожно вытерла разгоряченное лицо. Сглотнула и сказала:
– Я поняла. Второй подъезд вон того дома... От подъезда натоптано.
Немо одобрительно кивнул: все верно. Сечет девка! Молодец.
– Я всегда думал так, – произнес он. – Искать надо! Не это найдешь, так другое. Главное, без дела не сидеть.
Тэйки была с этим полностью согласна. Она бережно стянула с рук амулеты, спрятала в нагрудный карман.
– Что делать будем? – спросила она. Ясно, что в их группе Немо все же старший.
Он прислушался. Хлопки стихли.
– Отстрелялись, – сказал Немо, посмотрел на солнце, посмотрел вокруг. – Время еще есть, – вывел он. – Пойдем-ка вон туда, южнее, разузнаем, что там делается.
Глава 13
ДРУГАЯ СТОРОНА ДУШИ

1
Взявшись за дело, Даня не любил растягивать его, откладывать, разводить сомнения... Собственно, сомнение – вещь хорошая, но до принятия решения. А принял – тут же философию долой. Одна логика.
Хотя надо сказать, что, уже все решив, Даня пропустил одну мыслишку. Такую: а не связаться ли с Подземными? Но тут же ее и отбросил. Ничего худого он против союзников не имел, но все же не нравилась ему их слишком уж въедливая, пронырливая манера. Не то чтобы Даня ревновал: мол, займутся поисками... Да на здоровье! – лишь бы всем на пользу шло. Но ведь начнут темнить, туманить... а в итоге только друг другу и помешаем – известно, у семи нянек дитя без глазу.
Словом, Даня быстро соединился с монастырем и получил аудиенцию в четырнадцать ноль-ноль у ворот. Встретить его должен был отец Никифор – человек, Дане прежде не знакомый.
Ну и отлично! Даня пришел в распрекрасное настроение. Позвонил Немо, потом Гвоздю, потом уфимцам... Потом перекусил, позволил себе отдохнуть, а в нужный час отправился в путь.
Переходя Москву-реку по руинам метромоста, он задержался на мгновение, посмотрел вниз. Бр-р!.. Ну и водица. Плюхнись в такую – все, сразу кранты.
У него даже озноб пошел по спине. Плечи невольно дернулись. Он заспешил на берег.
Явился он вовремя, но, несмотря на это, уже издалека заметил стоявшую у ворот невысокую коренастую фигуру в черном монашеском балахоне и в клобуке.
День был безветренный, снегопад прекратился еще к полудню, но Даня все равно подивился тому, что монах ждет его в одном балахоне, который на вид кажется совсем тонким. Сам Даня оделся потеплее, а поверх всего на нем была зимняя куртка спасателя, некогда раздобытая на бывшем складе МЧС.
Завидев идущего к нему человека, монах повернулся к приближающемуся, сложил руки на животе. Даня заметил, что выражение лица священнослужителя изменилось: было просто спокойным, созерцательным, а стало выжидающим, в нем появился интерес. Молодое, располагающее к себе лицо, обрамленное пышной черной бородой.
Даня улыбнулся, помахал рукой. И монах не остался в долгу, заулыбался приветственно, а когда гость приблизился, первым протянул руку:
– Здравствуй, сын мой. Даня Уваров – ты и есть?
– Я самый, – засмеялся Даня. – А вы, значит, отец Никифор?
– Аз есмь, – ответствовал обитатель монастыря. Рука у него была твердая, сильная, явно привычная к физической работе.
Улыбнулись оба.
Вам не холодно так? – вырвалось у Дани.
– Отнюдь. Даже напротив. Приятная прохлада. Даня так не считал, но спорить не стал, конечно.
Он привычно огляделся.
Здесь, на Вольной земле, опасаться было нечего. Однако предосторожность въелась в Данины плоть и кровь на всю жизнь...
И хорошо, что так было.
– Меня к вам, отец Никифор, привело одно любопытное обстоятельство... – начал Даня очень уж пышно, отчего запнулся слегка.
– Излагай, сын мой, излагай, – ободрил его монах. Почему-то Дане показалось, что отец Никифор уже все знает: с чем пришел к нему гость, чем озабочен... знает и ответ на этот вопрос.
Но лишь показалось. Не стал Даня тужиться на эту тему, а просто постарался в точности передать все то, что слышал от Гондураса плюс свои собственные и Бабаевы соображения. Ни к чему, наверное, и говорить, что сделал это он кратко, четко и внятно.
Отец Никифор слушал, кивал понимающе. Никаких эмоций на его лице не явилось. Темные глаза смотрели на Даню доброжелательно, спокойно. Когда рассказ завершился, монах мягким движением коснулся пальцами наперсного креста – точь-в-точь как Даня.
– Что ж... – молвил он. – Интересно.
Ну, это Даня и без него знал. Ему хотелось поскорее услышать мнение самого святого отца – и тот его томить не стал.
– Да, это нам знакомо, – сказал Никифор. – Правда, это другая религия... ислам – слышал о такой?
Даня отрицательно покачал головой. Монах вздохнул. Ну, об этом в двух словах не скажешь. Другая религия, да, и мечети к нам отношения не имеют. Но от них может исходить нечто, чувствительное для гоблинов. Чужое. Точнее сказать затрудняюсь... Даня все мигом просчитал:
– Ну, тогда где-то должна быть мечеть...
Но и отец Никифор соображал не хуже:
– ... которая источает сильнее прочих. Возможно.
В первый миг Даня ушам своим не поверил. Но затем сам себя ругнул: а не за тем ли сюда шел!
– И вы располагаете?..
– Располагает, юноша, Господь, – наставительно сказал отец Никифор. – Мы же, грешные, всего лишь предполагаем... Однако предполагаем мы в данном случае не на пустом месте.
– Я понял, – нетерпеливо перебил Даня. – Где?
Монах едва заметно улыбнулся в бороду.
– Я знаю еще одну мечеть. На севере. У спорткомплекса «Олимпийский». Знаешь, где это?
– Слышал. Но не был никогда.
– Не близко. Весьма не близко...
– Ничего. Примерную схему можете дать?
– Отчего же. Карта Москвы у вас есть?
– Есть.
– Прекрасно. Тогда следи по памяти...
И отец Никифор чрезвычайно толково разъяснил, где на карте должен быть «Олимпийский». Дане оставалось лишь кивать согласно, что он и делал.
– Спасибо, все ясно, – искренне сказал он. Подумал и добавил: – Вы мне... нам, вернее, вы нам очень помогли.
Отец Никифор вновь спрятал улыбку в бороде:
– Не стоит благодарности.
Собственно, на этом можно было прощаться. В самом начале Даню исподтишка глодала мысль что его собеседник помянул «приятную прохладу» как фигуру вежливости... однако по ходу беседы с некоторым удивлением пришлось реально убедиться в том, что отцу Никифору ничуть не холодно. Он был весел, румян, не ежился и не дрожал – и потому Даня решился задержать его еще на пять минут.
– Послушайте, отец Никифор. Можно еще один вопрос?
– Охотно, охотно.
– Только он к делу отношения не имеет...
Священнослужитель сделал неопределенно-дружеское движение глазами и бровями: ты, мол, излагай, юноша, свой вопрос, а там посмотрим.
Даня изложил:
– Вот вы сказали о разных религиях. Если я правильно понял, так было раньше в мире?..
– Именно.
– То есть кто-то ходил в один храм, кто-то в другой, а друг друга не очень жаловали?
– Увы. Не без того.
Даня покивал с видом врача, убедившегося в правильности своего диагноза.
– Так, может быть, из-за того все и случилось? Что недружелюбно жили?
– Причин много. Увлечение оккультными знаниями. Неверие. Гордыня. Пресыщение. Разврат. Все вместе... Вот и попустил Господь свершиться наказанию.
– Сурово, – горько усмехнулся Даня.
– Бесспорно. Но что ж делать? Вот, – Никифор обвел рукой панораму разрухи. – Факты. С ними не поспоришь.
– Так что же все-таки делать? – Даня прищурился.
– Жить, – неожиданно жестко сказал монах. – Не сдаваться. Побеждать!
– Знаете как?
– Нет. Знаю что. Что победим. Да и ты знаешь. А как... Пути Господни неисповедимы. Кто знает, может, этот путь рядом? Надо вглядеться – и найдешь.
– Надо, – подтвердил Даня.

2
Если бы разговор юного «генерала» с духовным лицом слышал разбойник по кличке Пистон, то он бы двумя руками проголосовал за последние слова этой беседы. И даже подписался бы – если б умел писать.
Правда, своим разумом он не додумался бы: слишком неразвит был. Он лишь почувствовал, что делает он что-то не то в этой жизни, куда-то не туда загибается путь его судьбы...
А как разогнуть – не знал.
Он остро ощутил это после трагических событий в отряде. То, что Жженый взбунтовался, потрясло его. Больше того! Пистон уловил в бунте главаря какую-то правду. Какую, он не мог постичь, но стал думать. Он ни на палец не поверил Тощему, что Жженый перебил бы их всех. Но промолчал, конечно.
Мышление потребовало от него огромных усилий. Он помрачнел, насупился. Хорошо, что никто не заметил перемены! Тощему было не до того, Ботва увлекся шпионским делом, Мыло – идиот. Трое же новеньких и знать не знали, каков был Пистон прежде.
Тем паче, что претензий к нему не было. Дело он делал: на посту стоял, физподготовкой занимался, стрелял отлично, – наверное, лучше всех. А мысли оставались в тайне. Тощий опасался зря: гоблинские маги не в состоянии были так уж явно проникнуть в человеческое сознание.
В этот последний перед акцией день, когда выпал снег, Тощему особенно пришлось потрудиться. Пожалуй, он избыточно гонял свою ораву, он и сам это почувствовал, почему после обеда приказал отдыхать. Сам же он сходил в пункт, куда должен быть доставлен пленник: подсобку расположенного неподалеку гастронома.
Там он дотошно проверил прочность стен, крепления дверей, замки. Стараясь не топтать снег, обошел кругом. Все было тихо. Успокоенный, он вернулся на базу.
После подъема и ужина он велел гопникам чистить оружие, готовить снаряжение. Чистка – это, конечно, да, а вот со снаряжением опять переусердствовали: в конце концов, ведь семерым здоровым парням предстояло захватить одного маленького пацаненка, так куда ж такие усилия?.. Но Тощий всегда считал, что лучше перестараться, чем недостараться. Да к тому же этот чертов Муха маг, или кто он там... Нет уж, тяжело в учении, легко в бою!
Суворовский принцип Тощий исповедовал свято, сам о том не догадываясь.

3
«Маг и волшебник» Муха тоже ровным счетом ни о чем не догадывался. Он считал, что живет припеваючи, а однажды утром проснувшись и увидя в окне, как в белесой мути рассвета тихо летают, кружатся крупные снежинки, он и вовсе пришел в восторг.
В месяцах, днях недели он, мы знаем, разбирался слабо. Но во временах года – это уж извините! Природу Федя чувствовал нутром. Можно сказать, у него был талант. Он умел бескорыстно радоваться приходу весны, или ранним июньским рассветам, или золотой тишине сентября... Обрадовался он и первому снегу. Живо вскочил, протер глаза и пустился вниз, не забыв, разумеется, свой верный карабин. По пути проверил знаменитую сигнализацию – на месте! Порядок.
Во дворе он всласть натер снегом лицо и руки до локтей. Кожа раскраснелась, стала приятно гореть. Федор вытер руки, глянул в небо: оттуда, из неведомой, немыслимой высоты, валился на землю ворох снежинок, и совершенно невозможно было понять, где же начинается их тихое падение.
Муха вернулся к себе, поел. Потом связался с Гвоздем, сообщил, что все нормально.
– Ничего подозрительного не замечено, – щегольнул он словом. – Какие будут указания?..
Очень Федор остался доволен своим докладом. Пока ничего, – прохрипел искаженный атмосферными помехами Гвоздев голос. – Ты только на связи будь!
– А то! – самоуверенно сказал Муха. – Слышь, Гвоздь! Мне бы «пули Шена» еще, хотя бы с десяток. Мало осталось.
Гвоздь подумал.
– Чего дашь? – наконец спросил он.
Муха был парень запасливый, даже прижимистый. Родись он лет на полтораста пораньше, наверняка стал бы «крепким хозяином», а то и кулаком.
– Ну, сахар есть, – сказал он, – сухой спирт. В таблетках.
Гвоздь молчал.
– Спички, – торопливо добавил Муха.
– Табак есть?
Муха не курил, но табак для обмена держал.
– А то! – воспрянул он: может, сахар и спирт останутся в целости. – Отличный, сухой!
– Годится, – решил Гвоздь. – Тогда так: три пригоршни табаку и две коробки спичек. Идет?
Федя попытался было сторговаться на две пригоршни, но Гвоздь был неумолим. Муха сдался. Сошлись на трех.
– Завтра приходи, – сказал Гвоздь. – К полудню где-нибудь. Тут и сменяемся.
Договорились. Потом Муха поднялся на крышу, поглазел на окрестности. Смотрел старательно, однако ж ничего не обнаружил. Ну и отлично! Он спустился к себе.
А ближе к вечеру его навестили Немо и Тэйки.
Усталые, замерзшие, они возвращались из своего рейда. Муха им ужасно обрадовался.
– О, давайте!.. – захлопотал он. – Проходите!.. Чай будете?
И чай у хозяйственного паренька имелся в наличии. Гости ни от чего не отказывались: рейд был трудным. Зима есть зима.
– Сигнализация у тебя плоховата, – сразу заметил Немо. – Мы прошли шутя.
– Ну, это вы ее знаете, – легкомысленно отмахнулся Федя. – А если кто не знает, то ему такой концерт будет, куда тебе!
Немо покачал головой – без одобрения, ежу понятно.
– Ты несколько веревок натяни, – посоветовала Тэйки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41