Он выслал вперед эскадрон с целью разведать обстановку, и в то время как основная армия Аворниса продвигалась вперед, король ожидал появления гонца с сообщением, что кочевники атаковали его солдат. Но, к удивлению Граса, ничего подобного не происходило. Армия спешно двигалась по разоренной местности, не встречая ни одного ментеше. Может быть, люди Улаша удирали назад к Стуре. Грасу хотелось в это верить. Он очень хотел, но не мог.
Было уже за полдень, когда король понял, что с раннего утра не получал никаких вестей от эскадрона.
– Неужели там все в порядке? Как ты полагаешь? – спросил он у Гирундо, указывая на запад, куда он отправил своих людей.
– Может, и так, – ответил генерал. – У нас был довольно спокойный день. – Но он нервно дернулся, когда Грас внимательно посмотрел на него. – Ну хорошо, ваше величество. Не похоже, чтобы было так.
– Пошли другой эскадрон, – сказал Грас. – Если с первым все в порядке, можешь назвать меня беспокойной старухой. Но если нет…
«Если нет, то, очевидно, уже слишком поздно, чтобы помочь людям. Почему я не начал беспокоиться раньше? »
Напряжение Граса росло. Оно напоминало ему чувство, которое испытываешь, когда кто-то пристально наблюдает за тобой. Это заставляло его то и дело оглядываться. Естественно, никто не смотрел в его сторону.
В конце концов король вызвал своего колдуна.
– Ты можешь мне что-нибудь сказать об эскадроне? – требовательно спросил он.
– Я не знаю, ваше величество. Дайте посмотреть, что я могу угадать.
Птероклс принялся шептать заклинание. Грас узнал монотонный напев; это был род наговора, который волшебники используют, чтобы найти пропавшие монеты или отбившуюся от стада овцу. Король предполагал, что Птероклс станет использовать что-то более необычное, но если простое заклинание подействует…
Птероклс не закончил заклинания, просто оборвал его вздохом ужаса. Его длинное, худое лицо стало белым, как полотно, и теперь напоминало череп. Прежде чем Грас успел спросить, что случилось, колдун согнулся пополам, и его стало шумно рвать.
Грас подумал, не съел ли он чего-то несвежего. В это мгновение топот копыт отвлек его.
– Ваше величество! – закричал командир эскадрона, которого Гирундо послал на поиски пропавших разведчиков. – О, ваше величество! Ради богов, ваше величество!
– Я здесь, – отозвался Грас, чувствуя нарастающее беспокойство. – Что случилось, капитан? Вы нашли их?
Капитан кивнул. Он был так же бледен, как Птероклс, и казалось, с трудом сдерживает тошноту.
– Да, ваше величество, – он судорожно вздохнул и стал еще бледнее. – Мы нашли их.
– Ментеше схватили их? – спросил он.
– Да. – Капитан попытался изобразить кивок. – Ментеше схватили их, ваше величество.
– И?
– Я не стану говорить об этом, – ответил капитан. – Ни за что. Если вы мне прикажете, я отведу вас к ним. Если не прикажете, я никогда не приближусь снова к этому месту. Никогда!
Последнее слово прозвучало почти как визг. Офицер задрожал.
– Что бы там ни было, мне надо посмотреть, – сказал Грас. – Сейчас же проводи меня туда, капитан. Сейчас же, ты слышишь меня?
– Я слышу вас, ваше величество, – офицера снова передернуло. – Я подчиняюсь приказу. Поехали!
– Охрана, – прохрипел Птероклс. – Возьмите охрану. Это не пришло Грасу в голову. Однако совет стоил того, чтобы к нему прислушаться. И телохранители окружили его.
Их небольшой отряд сначала поднялся на возвышенность, откуда король не мог как следует рассмотреть подробности… истребления его людей.
Когда Грас подъехал ближе, он понял, как расправились с разведчиками и их лошадьми и что сделали с их телами после того, как они умерли… или пока они умирали.
– Нет, – произнес он. – Никто не мог совершить такого.
Но его глаза, вероломные, говорящие правду глаза, настаивали на том, что кто-то все это совершил. То, что они были изуродованы, было само по себе плохо. Но то, что мертвецы были еще и изнасилованы…
– Вы видите, ваше величество? – Капитан тяжело дышал. – И я уже видел, но лучше бы мне не видеть.
Грас не ответил. Он ехал сквозь эту картину ужаса и мучений и чувствовал, что ему нужно увидеть все. Он узнал о жестокой изобретательности в эти несколько минут больше, чем когда-либо знал или даже хотел знать.
Наконец он нашел слова:
– Я не думал, что ментеше на такое способны.
– Они обычно… нет, – ответил офицер. – Я давно служу на юге. Это… – Он отвернулся. – Для этого нет слов.
– Низвергнутый, – в голосе короля звенела сталь. – Это его рук дело. Он пытается запугать нас.
– Он знает, как добиться того, что он хочет, не так ли? – Капитан зашелся в истерическом смехе.
Но Грас покачал головой:
– Нет. Это – потрясает, но не заставит меня бояться. Это делает меня злым. Я хочу мести.
Он помолчал. Значит ли это отплатить ментеше их же монетой? Смог ли он решиться приказать своим людям сделать что-то подобное? Тогда… не пригласить ли Низвергнутого занять резиденцию в Аворнисе?
– Лучшая месть, какую я знаю, это плетью выгнать их вон из нашего королевства.
– А что нам делать с… этим, ваше величество?
– Мы устроим погребальный костер. Мы сожжем мертвых. Мы все равны в огне. – Грас снова помолчал, затем добавил: – На этот раз мы сожжем и лошадей. Они заслужили надругательств ментеше еще меньше, чем наши солдаты. Они были животными, просто животными.
Как он приказал, так и сделали. Дым от огромного погребального костра смешивался с дымом горящих полей. К его облегчению, люди, которые клали мертвых в костер, испытывали те же чувства, что и он. Изувеченные тела вызывали ужас и ярость, но не страх.
– Мы выгоним плетью сукиных сынов, сделавших это, – сказал один солдат, – мы должны сделать это ради мертвых.
– Мы отдадим ментеше все, что должны им, – пообещал Грас. – Все.

15

К своему удивлению, Ланиус обнаружил, что скучает по тестю. Да, он сердился, когда Грас, восседая на алмазном троне, держал королевство в своих руках. Когда Грас был на юге, воюя с ментеше, Ланиус тоже держал в руках много ниточек власти – но это были большей частью неинтересные нити.
Да, он хотел править Аворнисом… пока не стал делать это. И тогда Ланиус понял, что Грас более приспособлен выполнять ежедневную скучную королевскую работу.
Но Грас был на войне, а это значило, что Ланиус должен продолжать усердно выполнять эту самую рутинную работу. Только вот усердия ему не хватало. Его смущало, мало того, ему становилось стыдно, когда он получал напоминания из провинций о чем-то, что ему давно следовало бы сделать – или сразу, или хотя бы через неделю. Но похоже, он не способен был совладать с собой.
Впрочем, причина была ему хорошо известна. Если бы он уделял управлению Аворнисом все время, которое для этого требовалось, он не имел бы возможности перебирать манускрипты в архивах, или наблюдать за обезьянами, или пытаться выяснить, каким образом Когтистый выбирается из комнаты, где содержатся котозьяны, и попадает в кухню. Это было более приятное времяпрепровождение, и он затруднялся думать о своих любимых занятиях как о чем-то менее важном.
Он также имел бы меньше времени, чтобы развлекаться со служанками. Управлять королевством было более важным делом, чем это, но отнюдь не таким приятным. До сих пор Сосия не обнаружила – или, скорее, не выяснила, – что он продолжает заниматься этим после того, как Грас отослал Кристату. То, что жена оставалась в неведении, помогало развлечению оставаться приятным.
И разумеется, у него оставалось бы меньше времени для бесед с принцем Всеволодом… Однако это обстоятельство не разбило бы его сердце. К тому же он узнавал меньше о черногорцах, чем хотел, а больше о том, что думает Всеволод.
– Когда война на юге будет закончена? – спросил принц со своим характерным гортанным акцентом.
Он вовсе не хотел участвовать в войне на юге, но беспокоился о том, как это повлияет на обстановку на севере – именно это имело для него значение.
– Я не знаю, ваше высочество, – ответил Ланиус. – Хотелось бы мне знать. Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь знал.
Всеволод нахмурился. Ланиусу казалось, что он больше, чем обычно, похож на тощего, старого грифа.
– Он выиграет войну?
– Клянусь богами, я надеюсь на это! – воскликнул Ланиус.
– Он выиграет войну к зиме?
– Ваше высочество, я сказал вам – не знаю. И не думаю, что кто-нибудь знает. Если боги на небесах позволят ему сделать это, он сделает.
Как всегда, упоминая богов, Ланиус ничего не сказал о Низвергнутом, бывшем когда-то Милваго. Хотя этот не совсем бог, который больше не обитал на небесах, никогда не выходил у него из головы.
– Если Грас не выиграет войну этой зимой, будет ли он снова воевать на юге, когда придет весна? – настойчиво поинтересовался Всеволод.
– Я не знаю, – ответил Ланиус, чье терпение начало подходить к концу. – Хотя я бы не удивился. А вы?
– Нет. Не удивился, – угрюмо сказал принц. – Он не заботится о Нишеватце. Все ложь.
Он отвернулся.
Ланиус испытал острое желание двинуть ему ногой под зад. Он не сделал этого, но соблазн остался. Если Всеволод не был самым эгоцентричным человеком на свете, кто тогда мог претендовать на этот титул? Все, о чем он беспокоился, был Нишеватц, не важно, что требуется Аворнису. С трудом сдерживая себя, король сказал:
– На нас напали, вы знаете.
– Да, на вас напали. Да, я знаю. А что же я? Я ограблен. Я изгнан, – проговорил Всеволод. – Я живу в чужом месте, ему чужую еду, говорю на чужом, уродском языке, и всем безразлично, жив я или умер.
– Нам это не безразлично, – настаивал Ланиус, хотя лично он особого интереса к судьбе собеседника не испытывал. – Но мы должны сперва выгнать захватчиков из наших владений а уже потом беспокоиться о других.
Всеволод, казалось, даже не слышал его.
– Я умру в изгнании. Мой город придет в упадок, разрушенный преступным Василко, моим собственным сыном. Я не могу спасти его. Жизнь горька. Жизнь тяжела.
«Он лишен власти, – подумал Ланиус. – Он лишен власти и ненавидит это так же, как я – из-за того, что вынужден подчиняться Грасу. А он стар. Он привык властвовать и теперь, когда у него это отняли, не может поменять образ жизни. У меня никогда и не было власти. Я продолжаю размышлять, каково это – обладать властью, как мальчик мечтает о своей первой женщине».
– Мы сделаем все, что сможем для вас, ваше высочество. – Голос Ланиуса звучал со всей мягкостью, на которую был способен. – Не беспокойтесь. Мы вернем вам Нишеватц. Во имя богов на небесах, я клянусь в этом.
– Боги на небесах… – Всеволод яростно затряс головой. – Нет. Если я так скажу, если я так подумаю, я уподоблюсь Василко. Таким я не буду.
Он встал и затопал прочь, явно рассердившись на Ланиуса.

Грас отдыхал в придорожной таверне. Служанка за стойкой, которая приходилась кузиной владельцу заведения, поставила очередную кружку вина перед ним.
Его люди недавно заставили ментеше отступить, когда те уже подъезжали с горящими факелами в руках, чтобы поджечь таверну и всех, кто в ней находился.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарил Грас служанку.
– На здоровье, ваше величество, – ответила она. – Там еще много осталось. Не стесняйтесь.
Сама она не стеснялась. Ее звали, как он выяснил, Элода. Она была вдовой: ее муж повредил ногу, когда молотил зерно, и умер от загноившейся раны.
Элода отказалась брать серебро за вино, хотя Грас предлагал.
Нет, – сказала она, качая головой. – Вы спасли нас. Это самое малое, что мы можем для вас сделать.
Гирундо сидел на другом трехногом стуле за шатким столиком рядом с Грасом.
– А она ничего себе, – сказал генерал, провожая Элоду взглядом, когда та пошла к стойке, чтобы принести еще вина.
– Да, вполне, – согласился Грас.
Элода обладала грубоватой привлекательностью девушки за стойкой, чуть шире в бедрах и чуть полнее в груди, чем это было модно в столице. Ее светло-каштановые волосы не отличались особой густотой. А веселые голубые глаза были, возможно, самой ее привлекательной чертой – они сверкали неиссякаемым жизнелюбием.
Гирундо также пил вино, за которое не нужно было платить.
– Как вы полагаете, ваше величество, насколько простирается ее благодарность? – прошептал он.
– Интересный вопрос. – Грас бросил взгляд на Гирундо. – Кажется, ты первый ее заметил. И, наверное, хочешь быть единственным, кто попробует это выяснить?
– И обездолить вас, ваше величество? Боги не позволяют.
По театральной позе, в которой генерал замер, его можно было бы принять за солдата осажденного города, предлагающего своему властелину последний кусок хлеба. Но щедрый жест был не столь благородным, как казался, потому что он продолжал:
– Я обнаружил здесь пару ее подружек. Думаю, что у вас, ваше величество, есть шанс.
– Согласен, есть, – признал Грас. Неприятности, которые он имел из-за колдуньи Алсы, заставляли его быть осмотрительным, чтобы снова не рассердить Эстрилду. Но Эстрилда была далеко на севере, и вряд ли узнает, что он покувыркался с девушкой из таверны.
– Тогда действуйте, если вы не прочь – и если она не прочь.
Гирундо говорил это так же напористо, как если бы находился на поле битвы. Он, может быть, говорил бы по-другому, если бы в столице его ждала жена. Но он жил один. Те, кто знал его, понимали, что он вряд ли когда-нибудь женится.
Он допил вино и медленно пошел к выходу, по пути дружески похлопав Граса по спине. Король прикончил кружку вина. Когда Элода принесла ему новую, он сказал:
– Выпей со мной, если имеешь желание.
– Конечно, – ответила она, улыбаясь. Ее рот был широким и щедрым. – Когда у меня будет еще такая возможность? Я могу утомить людей этой историей, которую буду рассказывать до самой старости.
Она согнула спину и захромала, когда пошла, чтобы принести себе вина. Грас засмеялся. Она тоже. Что ж, уложить ее в постель не составит труда.
Когда она вернулась с кружкой, Грас усадил ее к себе на колени. Она обвила рукой его шею, как будто ничего другого и не ожидала. Лишь одно беспокоило короля: указывая на хозяина таверны, он спросил:
– Твой кузен не рассердится?
Ему не хотелось иметь дело с разъяренным родственником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64