Волшебник опять кивнул.
– В этом случае, да.
– Хорошо. Не всегда же должно быть трудно. Есть ли успехи с излечиванием рабов?
Лицо Птероклса вытянулось. Он явно надеялся, что Грас, ограничась колким замечанием, не станет распространяться по этому поводу.
– Не так хорошо, как хотелось бы, ваше величество, – сказал он неохотно, добавив: – Вы знаете, с тех пор, как колдуны ментеше впервые начали превращать наших людей в рабов, в Аворнисе никто пока не выяснил, как они это делают.
– Это так, – признал Грас – тоже с неохотой.
Он не хотел вспоминать о предыдущих неудачах. Только таким образом он мог убедить себя, что Птероклс начал с чистого листа. А поскольку дела обстояли именно так, он спросил:
– Тебе уже удалось найти какие-нибудь возможные подходы?
– Возможные? Нет. Обнадеживающие? Пожалуй, – ответил Птероклс. – В конце концов, как я уже не раз говорил, я был… сам выпотрошен. Так же как рабы. Я знаю об этом больше, чем любой другой ныне здравствующий волшебник Аворниса. – В его смехе звучала отчетливо неискренняя нотка. – Я бы хотел, чтобы этого не было, но это есть.
– А что насчет предложений, которые колдунья Алса прислала мне?
Волшебник пожал плечами:
– Мы уже обсуждали это раньше, ваше величество. Я не отрицаю, что колдунья умна, но то, что она предлагает, не верно. Она не понимает, что значит быть рабом.
– А ты понимаешь? – спросил Грас, не скрывая сарказма.
– Так же хорошо, как может понимать любой человек, не являющийся рабом, – ответил Птероклс. – Я уже говорил вам об этом. Хотите послушать еще?
– Неважно, как хорошо, по твоим словам, ты понимаешь, но ты не приблизился ни на шаг к их лечению. – Грас с трудом сдерживался. – Если ты не убедишь меня, что у тебя есть свои идеи, я намерен приказать тебе использовать идеи Алсы, чтобы хоть что-то делать.
– Даже если это неправильно? – со злой язвительностью спросил Птероклс.
– Даже если так, – упрямо кивнул Грас. – Лучше хоть что-то делать, чем вообще ничего. Из ничего и получается ничего.
– Ваше величество, если вы думаете, что я ничего не делаю, вам лучше найти себе другого волшебника, – проговорил Птероклс – Тогда я уйду и действительно ничего не буду делать. И совесть моя будет спокойна. А вы сможете увидеть, что из этого выйдет.
Если бы он говорил угрожающим тоном, Грас тут же выгнал бы его. Но… Птероклс, как и Алса, видел сны о Низвергнутом – единственное свидетельство, что Низвергнутый принимает смертного оппонента всерьез. Где Грас найдет такого волшебника, которому знаком этот холодно-величественный образ?
– Если ты считаешь, что ты сообразительнее, чем Алса, лучше бы ты оказался прав, – мрачно произнес он.
– Ничего подобного я не думаю, – колдун покачал головой. – Я говорил вам, что она умная. И я действительно так считаю. Но я пережил то, что ей незнакомо. Глупец, который уронил на палец кирпич, лучше знает, почему он больше так не сделает, чем умник, который этого не испытал.
Это звучало логично. И было бы еще более логично, если бы волшебник как-нибудь применил свои знания.
– Ну хорошо. Будем считать, что ты, так сказать, на сносях. – Грас улыбнулся. – Надеюсь, не придется долго ждать родов.
– Вы ведь не хотите, чтобы ребенок появился слишком быстро, не так ли? Недоношенные дети редко бывают здоровыми.
«Все-таки я придумал неудачное сравнение». Вслух же Грас сказал:
– Если ты потерпишь неудачу, несмотря на все, что ты сейчас думаешь, я хочу, чтобы ты попробовал заклинания Алсы.
Птероклс нахмурился. Очевидно, он искал какую-нибудь колкую фразу, чтобы ответить. Когда глаза волшебника вспыхнули, Грас понял, что Птероклс ее нашел.
– Очень хорошо, ваше величество, хотя это будет первый случай, когда женщина сделает мужчину беременным.
После затянувшейся паузы Грас простонал:
– Настолько ли ты сильный волшебник, чтобы моментально исчезнуть?
– Да, ваше величество, – ответил Птероклс и… исчез. Его упрямство все еще раздражало Граса. Но в глазах колдуна снова зажегся огонек, и он вернул себе способность шутить. Грас думал – и надеялся, – это значило, что он приходит в себя после удара, который получил у стен Нишеватца. Может быть, ребенок – если он когда-нибудь появится – будет достоин его надежды.

11

Ланиус только что закончил рассказывать Сосии историю о котозьяне и украденном серебряном черпаке. Это была забавная история, и он знал, что хорошо рассказал ее. Жена слушала довольно вежливо, но когда он закончил, даже не улыбнулась.
– Почему ты рассказал мне это? – спросила она.
– Я думал, что это смешно, – ответил Ланиус. – Я надеялся, тебя это тоже позабавит. Очевидно, я ошибался.
– Очевидно, да! – Голос Сосии срывался. – Ты можешь рассказывать мне смешные истории, но не можешь сказать мне, что ты раскаиваешься. – Она повернулась к нему спиной. – Ты хуже, чем мой отец. По крайней мере, моя мать не была рядом, когда он встречался с другой женщиной.
– А-а… – Более медленно, чем следовало бы, в мозгах у Ланиуса прояснилось. – Ты все еще сердишься из-за Кристаты.
Он тоже сердился из-за Кристаты – Грас, заплатив ей, отправил девушку неизвестно куда. У Сосии были свои причины.
– Да, я все еще сержусь из-за Кристаты! – взорвалась его жена.
Ланиус зажмурился; он и не представлял, насколько все плохо.
– Я любила тебя. Я думала, ты любишь меня. А потом ты пошел и сделал это. Зачем? Почему?
– Я никогда не переставал любить тебя. Я все так же люблю тебя. – Это была правда – но ее следовало сказать раньше и говорить чаще. – Просто… Она там была, и потом…
– Она там была, и потом ты там…
Сосия изобразила жест, которым пользуются уличные мальчишки, и, надо отметить, он не давал простора воображению.
Ланиус вздохнул. С точки зрения Сосии, то, что он делал с Кристатой, не казалось таким уж правильным. С его точки зрения… Он опять вздохнул, так как все еще скучал по служанке.
– Королям Аворниса позволено иметь больше одной жены, – угрюмо сообщил он.
– Да – если они могут уговорить свою первую жену на это, – напомнила Сосия. – Ты не сделал этого. Ты даже не пытался. Ты хорошо проводил время, поэтому решил жениться на ней.
– Ну а для чего же, кроме развлечения, нужны другие жены? – Ланиус решил, что он задал вполне разумный вопрос. – Иногда король так пытается найти женщину, которая может выносить для него сына, – то, что сделал мой отец. Но в большинстве случаев эти другие жены служат для забавы и развлечений.
– Может быть, это ты приятно проводил время, а я – нет, – резко бросила Сосия. – И я думала, что ты приятно проводишь время со мной. Я ошибалась?
Ланиус, который не всегда слышал подтекст в том, что говорили другие люди, наконец понял, в чем дело.
– Нет, – торопливо произнес он. – Нет конечно. Сосия внимательно смотрела на него.
– Это ты сейчас так говоришь. Почему я должна тебе верить?
Он начал объяснять, почему не видит большого смысла лгать ей, особенно теперь, когда Кристаты нет поблизости, нет в его жизни. Это был не тот ответ, которого она ждала.
Ему понадобилась не одна секунда, чтобы понять, какого сорта ответ она хочет от него.
Спустя какое-то время он сказал:
– Вот. Теперь ты видишь?
Они лежали рядом, обнаженные, потные, хотя снег покрывал подоконники. Иногда ответы не требуют слов.
– Может быть, – неохотно сказала жена.
– Ну, тогда я еще раз покажу тебе это!
После второго показа Ланиус сразу уснул. Когда он проснулся, было светло. Он зевнул и с удовольствием потянулся. Сосия уже встала. Она кивнула ему, не говоря ни слова.
– Доброе утро, – обратился он к ней.
– Оно и вправду доброе?
– Да, я так думаю.
– Конечно, ты так думаешь. Ты получил, что хотел, прошлой ночью.
Испытывая некоторое раздражение, Ланиус ответил:
– Не только я один.
– Вот как? – Но Сосия понимала, что так не годится. Она пожала плечами. – Одной ночи недостаточно, чтобы я простила тебя.
Ланиус вздохнул:
– И что я теперь должен делать?
– Ты ничего не должен, – ответила Сосия. – Тебе надо показать мне, что есть и другие вещи, которые ты хочешь для меня делать. Люди, небезразличные друг к другу, делают их не задумываясь.
Поскольку Ланиус едва ли делал что-либо не задумываясь, он уже открыл рот, чтобы спросить жену, о чем это она говорит. Но он быстро передумал спрашивать. «Докажи мне, что любишь меня, – вот что это значило. – Продолжай доказывать мне это, пока я не поверю тебе».
Требовалось какое-то реальное действие. Она хотела от него чего-нибудь необычного, чтобы убедить его и заодно – себя. «А может быть, нет», – упрямо подумал он. Но попытку следовало сделать.
И Ланиус попытался. Он вышел в коридор и поговорил со служанкой, которая торопилась в кухню. Она вернулась с подносом, на котором были яйца-пашот и маринованные бараньи языки – любимый завтрак Сосии. Ланиус предпочитал что-нибудь попроще – хлеб и мед.
Сосия улыбнулась мужу. В любом случае, это было уже кое-что.

Снежная буря закончилась, и воздух наполнился мягким белым безмолвием. И среди этого безмолвия король Грас и Гирундо пытались решить, что им делать, когда солнечный свет и зеленая листва сменят снег и холод.
– Сколько солдат вы хотите оставить, чтобы быть уверенным, что черногорцы не станут снова грабить побережье? – спросил Гирундо. – И какова будет численность армии, которая отправиться в Черногорию и сделает там что-то полезное?
Оба вопроса были одного свойства. Грас нахмурился и сказал:
– Ответ зависит от того, сколько кораблей сможет построить Плегадис, и от того, сможем ли мы побить пиратов прежде, чем они высадятся на берег.
– Вам следует знать об этом лучше, чем мне, – заметил генерал. – Все, что я знаю о корабле, это как быстрее добраться до поручней. – Он ухмыльнулся и поцокал языком. – В любом случае, дайте мне лошадь.
– Можешь воспользоваться моей, – сказал Грас. Генерал засмеялся. Грас произнес серьезным тоном:
– Я не так много знаю об этих кораблях, как мне бы хотелось. И в этом я не одинок. Я даже не знаю, сможем ли мы на них обнаружить пиратов и не дать им сойти на берег. Однако это мы выясним.
Гирундо кивнул.
– О да. Следующий вопрос, конечно, когда мы выясним это. Собираются ли пираты удерживать нас от проникновения на их территорию?
– Нет, клянусь бородой Олора. Я поручу гарнизонам и кораблям заниматься черногорцами на юге. Вопрос не в том, чтобы вышвырнуть Васи л ко вон. Если бы дело было только в нем, я бы не беспокоился так сильно. Мы должны попытаться выгнать Низвергнутого из страны черногорцев.
– Когда мы начали эту войну, я все думал – кто же, Василко или Всеволод, являются орудием в руках Низвергнутого, – сказал Гирундо.
– Я тоже много времени потратил на подобные размышления, хотя если бы Всеволод узнал об этом, то, возможно, захотел бы задушить меня своими руками-крючьями, – ответил Грас. – Но теперь сомнений почти не осталось.
– Да, пожалуй.
Грас разослал приказы конникам и пехотинцам собраться у Аворниса. Благодаря другим приказам были укреплены гарнизоны в городах около Азанийского моря, а флот двинулся к устью реки Наин. Это значило, что весной, когда он двинется на Нишеватц, можно будет взять с собой меньше солдат. Но это также означало – во всяком случае, он надеялся, – что черногорцы будут не в состоянии справиться с теми, кто останется здесь.
Не успели курьеры отъехать от столицы, как с севера налетела пурга и навалила полтора фута снега на город и окрестности. Грас пытался убедить себя, что это только совпадение. Низвергнутый не имеет к этому ни малейшего отношения… или имеет?
Король уже хотел спросить об этом Птероклса, но потом передумал. Он уже однажды задавал точно такой же вопрос Алее – тогда зима была более ранней и суровой. Да, тогда выяснилось, что Низвергнутый использовал погоду как оружие против Аворниса, и свергнутый бог едва не расправился с ними при помощи колдовского обряда.
Снежная буря наконец-то закончилась, установилась обычная для того времени погода. Это заставило Граса усомниться, что за разбушевавшейся стихией стоял Низвергнутый. Когда он ударял по Аворнису, то вьюги почти не прекращались. Он был очень силен и получал удовольствие от своей силы. Он не оставлял своим врагам сомнений относительно того, что он делает, и не давал им надеяться, что они могут остановить его.
Милваго – бесконечно могущественный на земле, был ли он таким же на небесах? Возможно, не совсем, иначе богам, которых он породил, никогда бы не удалось изгнать его, низвергнуть в материальный мир. Может быть, он был слишком уверен в своих возможностях, думая, что они не смогут бросить ему вызов.
Но Грас не хотел больше об этом думать.
Зима уходила. Даже Низвергнутый был ограничен в своей власти над погодой… если это было вообще его рук дело. Он не мог остановить солнце, чтобы оно не поднималось с каждым днем все выше на небе, не мог заставить дни не становиться длиннее и теплее, не мог остановить таяние снега.
Даже после того как снег исчез, пришлось еще некоторое время подождать, чтобы дать дорогам просохнуть – иначе армия увязла бы в грязи. А затем Грас оседлал лошадь – оседлал с такой же неохотой, какую Гирундо выказывал, поднимаясь на борт речной галеры, – и выступил на север.
Время от времени он оглядывался через плечо – не скачет ли гонец за армией с новостями о каком-нибудь новом несчастье в Аворнисе, которое заставит его повернуть назад. Каждый раз, не обнаружив такого гонца, он чувствовал себя одержавшим победу. И армия продолжала двигаться вперед, в Черногорию.

Всегда, когда Грас отправлялся в военный поход, Ланиус махал ему вслед и желал удачи, а улыбка на его лице становилась с каждой минутой шире. Когда старший король был у границы или за границей, власть, по крайней мере в столице, сосредоточивалась в руках младшего короля.
Ланиус думал, что мог бы восстать против Граса, если бы имел хоть какую-то надежду на успех. С одной стороны, он не был человеком, способным рискнуть всем. С другой – успехом могла бы быть только победа в гражданской войне. Но разве такое возможно – победа в гражданской войне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64