– воскликнул Всеволод, вскидывая руки в воздух. – Разве я – узник, что ты задаешь мне так много вопросов?
– Вы же сказали мне, что расскажете все, что знаете, – заметил Ланиус.
– О, боги, не все сразу!
– О-о! – Ланиус произнес это так, как будто властитель Нишеватца бросил камень в его любимого котозьяна. – Извините, ваше высочество. Я хочу, чтобы вы были счастливы здесь.
Всеволод тяжело кивнул. Ланиус издал тихий вздох облегчения – так или иначе, в этом он был прав. Принц в изгнании мрачно уставился на него:
– Как я могу быть счастлив, запертый все время во дворце?
– А я счастлив, – с искренним удивлением проговорил Ланиус. – А что бы вы хотели делать?
– Охотиться, – сразу же ответил Всеволод. – Все равно на кого. Охотиться на кабана, гусей, даже кроликов. Вы – охотник, ваше величество?
– Ну… нет, – признался Ланиус.
Всеволод презрительно скривил губы. Ланиус поспешил заметить:
– Архипастырь Ансер – отличный охотник. – И после небольшого колебания он добавил: – Принц Орталис тоже иногда охотится.
– Это хорошо, – сказал Всеволод, что только доказывало: он совсем не знает Орталиса. – И мне говорили, что король Грас тоже охотник. Может быть, здесь не так уж плохо.
– Я надеюсь, вы будете счастливы здесь, – повторил Ланиус, словно желая убедить в этом принца. – А теперь, ваше высочество, не могли бы вы рассказать мне еще немного о богах, которым поклонялись ваши народы до того, как узнали короля Олора, королеву Квилу и других обитателей небес?
Широкие плечи Всеволода непроизвольно дернулись.
– Я не знаю. Мне все равно. – Он поднялся на ноги. – Ты задал слишком много вопросов. Я иду искать охоту.
Он тяжело пошагал прочь.
Ланиус догадывался, что рассердил принца, но не понимал, почему. Черногорец же сказал, что ответит на все вопросы. Пожав плечами, король пошел искать утешения к своим обезьянам. Если бы они могли ответить на вопросы, он бы задал их даже больше, чем Всеволоду. Но сейчас он мог только наблюдать, как они резво скачут по комнате. Здесь всегда горел огонь в очаге, что Ланиус переносил с трудом, в отличие от обезьян, которым это нравилось. Черногорец, который привез их, предупреждал, что они не выносят холода.
Расположившись на ветках и шестах, которые почти достигали потолка, звери внимательно смотрели на короля. И у самца, и у самки были белые брови и длинные белые усы на черных мордах, похожих на человеческие лица. Они выглядели как пухлые маленькие старички. Ланиус, окинув взглядом самку, кивнул самому себе. За последние две недели она заметно пополнела. Черногорец сказал, что они никогда не размножаются в неволе, но похоже, что он ошибся.
За его спиной заскрипела дверь. Он обернулся с раздражением. Но это был не Бубулкус или кто-то еще из слуг, на кого он мог безнаказанно обрушиться с руганью. Король Грас подчеркнуто быстро закрыл дверь, тем самым не дав Ланиусу возможности поворчать хотя бы по этому поводу.
– Добрый день, ваше величество, – сказал он. – Как твои питомцы?
– Я думаю, самка беременна, – ответил Ланиус. Грас посмотрел на нее и потом кивнул.
– Не удивлюсь, если ты окажешься прав. Ты обрадуешься малышам, не так ли?
– О да, но дело не только в этом, – сказал Ланиус. – Если животное дает потомство, это означает, что ты обращаешься с ним так, как следует. Насколько я могу судить, черногорцы не умеют заставить обезьян размножаться. Я бы хотел сделать хоть что-то, чего они не могут. Король Грас понимающе улыбнулся:
– Хм, да, это я могу понять. – Его правая рука сжалась в кулак. – Это не то, что я хотел бы сделать – и с черногорцами тоже, но я тебя понимаю. – Он тихонько засмеялся. – Нисколько не сомневался – ты задашь Всеволоду столько вопросов, что ему из-под них не выбраться. Он пытался уговорить меня отправиться на охоту. Я отослал его к Ансеру. У него на это больше времени, чем у меня.
– Но я же предупредил Всеволода, что хочу с ним поговорить о многом, – сказал Ланиус. – Он что, не поверил мне?
– Любой, кто до этого с тобой не встречался, не поверит, сколько вопросов ты можешь задать, – ответил Грас. – Но я хотел поговорить с тобой о другом. У меня у самого есть вопросы.
– Пожалуйста. – Ланиус сознавал, что Грас не пришел бы сюда ради разговора об обезьянах. Его тесть выказывал кое-какой интерес к животным Ланиуса, но недостаточный для того, чтобы явиться только из-за них. – Что ты хочешь знать?
Грас издал длинный вздох.
– Что с моим сыном?
Ланиус предполагал, что ему придется держать ответ. Но что это произойдет так скоро…
– А что с ним?
– Не морочь мне голову.
Старший король редко демонстрировал Ланиусу, насколько суров и опасен он может быть. Нетерпеливо брошенные слова намекали на возможные неприятности, если он не получит прямого ответа.
– Ты уже разговаривал со служанкой по имени Кристата? – уточнил Ланиус.
– Кристата? Нет! – И снова голос Граса звучал угрожающе. – Что она говорит? Насколько все плохо на этот раз?
Ланиус потянулся, чтобы коснуться своей лопатки.
– Я не думаю, что шрамы исчезнут. Я не знаю, какие еще отметины у нее есть, – она показала именно эти.
– О! – отозвался Грас и затем замолчал. Он молчал довольно долго, настолько, что Ланиус вынужден был спросить:
– Это все?
– Это все, что я собирался сказать именно тебе, – ответил король Грас. Потом он покачал головой. – Нет. У меня есть вопрос, на который ты, как я думаю, сможешь ответить. Это Кристата – та самая девушка, о которой я слышал, когда был в стране черногорцев?
– Я… не знаю, – осторожно проговорил Ланиус.
К сожалению, тесть расслышал его осторожность, чего Ланиус не предполагал. Нахмурившись, Грас спросил:
– А как ты думаешь?
– Я думаю, что поскольку я не знаю точно, то мои догадки безосновательны.
По тому, как Грас склонил голову набок, Ланиус решил, что его настоящее мнение слишком очевидно – и испугался. Но старший король не стал давить на него.
– Достаточно честно, ваше величество. Я осмелюсь сказать, ты прав. Мир был бы замечательным местом, если бы люди не строили догадки и так много не сплетничали. Жить, возможно, было бы скучнее, но, уверен, гораздо лучше, чем сейчас.
И снова он замолчал – возможно, ему больше нечего было сказать. И снова Ланиус ошибся. Грас продолжал:
– Ладно. Так или иначе, я все выясню.
Ланиусу не понравился тон голоса старшего короля. Он подозревал, что это понравилось бы ему еще меньше, будь он Орталисом.
Король Грас повернулся, чтобы уйти. И на пороге произнес, обернувшись через плечо:
– Развлекайся со своими животными. Поверь мне, они редко приносят столько проблем, сколько люди.
Прежде чем младший король смог ответить, Грас покинул комнату. Оставшись один, Ланиус, естественно, обратился к обезьянам:
– Вы думаете, он прав?
Обезьяны не ответили. Они, без сомнения, приносили меньше хлопот, чем люди, которые могли бы дать Ланиусу такой ответ, которого он не хотел услышать. Засмеявшись, король продолжал:
– Клянусь, вы тоже хотели бы приносить больше беспокойства. И вы доставляете множество проблем, когда получаете возможность это сделать.
Обезьяны снова остались безразличны к его словам. Ланиус достал из-за пояса маленький тонкий нож. Его действия привлекли внимание обезьян. Возбужденно зашумев, они слезли с веток и устремились к нему. И теперь протягивали сморщенные ладони, как попрошайки на базарной площади.
Он засмеялся:
– Думаете, у меня есть что-нибудь для вас, не так ли? Ну… вы правы.
На кухне он захватил для обезьян пару очищенных, сваренных вкрутую яиц. Его подопечные любили яйца. И знахари уверяли Ланиуса, что они полезны для них. Впрочем, знахари уверяли Ланиуса во всем, что он считал маловероятным. Некоторым вещам он верил, другие игнорировал. В данном случае обезьяны не только наслаждались яйцами, но явно хорошо развивались благодаря такой пище, и он предпочитал верить знахарям.
Король отрезал кусочек от яйца и дал его самцу, который запихнул его в рот. В одном древнем свитке говорилось об обучении обезьян хорошим манерам, но Ланиус не очень в это верил. Он дал самке немного яйца. Она съела его даже быстрее, чем самец, – если бы она промедлила, ее приятель, возможно, потребовал бы поделиться. Ланиус пытался отнимать еду у самца, когда он так поступал со своей подругой, но это приводило животное в ярость.
Сегодня обезьяны, казалось, пребывали в хорошем настроении. Один из самцов обхватил своей маленькой лапкой большой палец Ланиуса, когда тот чесал другой рукой обезьянку за ухом. Выражение мордочки обезьяны очень напоминало то, что было бы на лице у Ланиуса, почеши ему кто-нибудь спину. Конечно, не следует так понимать обезьяньи гримасы. Однако иногда он не мог от этого удержаться.

Орталис, переминаясь с ноги на ногу, уставился в мозаичный пол. Он напоминал школьника, которого поймали, когда он отрывал крылья у мухи. Во времена своей молодости он как раз и был таким школьником, любителем отрывать крылья – и не только у мух.
– Ну? – прорычал Грас с отвращением. – Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Я не знаю, – угрюмо ответил Орталис. – Я на самом деле не хочу делать такие вещи. Иногда я просто не могу сдержаться.
Грас верил ему. Но хотя это и объясняло поведение сына, оправдания ему все равно не было.
– Я предупреждал тебя, что случится, если ты еще когда-нибудь сделаешь что-нибудь подобное, – со злостью сказал Грас.
Орталис насмешливо смотрел на отца. Грас боялся, что слишком хорошо понимает эту насмешку. Он много раз предупреждал своего законного сына о многих вещах. Он предупреждал его и затем не мог исполнить своих угроз. Ничего удивительного, что Орталис не верил, что он когда-нибудь выполнит их.
– Как я должен вбить в твою тупую, отвратительную голову, что я серьезен как никогда? – настойчиво вопрошал Грас – Клянусь богами, я знаю только один путь.
– Какой именно? – Орталис все еще ухмылялся. – Что ты намерен сделать?
Ухмылка перешла в изумление, когда отец ударил его по лицу.
– Вот что мне давно следовало бы сделать. – Грас тяжело дышал.
– Ты не можешь… – Молодой человек все еще не верил в происходящее.
– Могу! – Грас снова ударил его. – Это еще малая доля того, что ты позволял себе с этими девушками. Как тебе нравится получать это самому?
Глаза Орталиса широко распахнулись, а затем, грязно ругаясь, как какой-то моряк с речной галеры, он набросился на своего отца.
– Я убью тебя, ты, вонючий сын вонючей шлюхи! – орал он.
– Давай, попробуй!
Грас быстро отклонился от удара кулаком, который мог бы расплющить его нос, и ударил сына под ложечку. Орталис согнулся, с трудом переводя дух. А затем – снова ринулся в бой.
В смелости ему нельзя было отказать. Чего ему не хватало, так это – умения. Грас прошел хорошую школу на галере. Орталис, у которого жизнь была значительно легче, никогда ничему подобному не учился. Так что отец задал ему основательную трепку.
Наконец молодой человек поднял руки и завопил:
– Достаточно, отец! Во имя всех богов, достаточно! Пожалуйста!
Грас стоял над ним, тяжело дыша, кулаки все еще были сжаты. Он заставил себя разжать их. «Если ты сейчас не остановишься, ты забьешь его до смерти», – сказал он себе. Какая-то часть его существа действительно хотела покончить с ним раз и навсегда. Осознав это, он заставил себя отойти от сына.
– Хорошо, – он говорил так, словно в горле его застряла кость. – Хорошо. Вставай.
– Я… я не думаю, что смогу.
– Ты можешь, – с трудом произнес Грас. – Я знаю, что я сделал тебе. И знаю, что должен был бы сделать с тобой – чего ты действительно заслуживаешь. И ты это знаешь.
Орталис не пытался спорить с ним. Начни он отрицать, Грас мог бы снова начать бить его и, возможно, не сумел бы остановиться. Размазывая слезы, кровь и сопли по лицу, Орталис с усилием поднялся.
– Они… – Принц остановился.
Наверное, он намеревался сказать что-то вроде: «Они были просто служанки». Но у него хватило сообразительности смолчать и не разжечь с новой силой гнев Граса. Спустя мгновение Орталис пробормотал:
– Прости.
Вот так-то лучше. Этого было недостаточно даже для начала, но это было лучше. Грас сказал:
– Если ты еще когда-нибудь сделаешь нечто подобное, ты получишь вдвое больше затрещин, чем сейчас. Ты понимаешь меня, Орталис? Я не шучу. Тебе лучше не думать, что я шучу.
– Я понимаю тебя.
Голос молодого человека звучал нечетко: его разбитые губы распухли и кровоточили. Он старался пристально смотреть на отца, но это плохо у него получалось, так как один глаз у него заплыл, под вторым был синяк. Грас холодно ответил на его взгляд. Руки у него болели. И так же болели ребра, по которым Орталис все же ударил несколько раз. А еще болело сердце, стучащееся в ребра. Больше всего болело его сердце.
Но если бы он дать понять, как ему больно, все, что он сделал с Орталисом, потеряло бы смысл. Заставив свой голос звучать по-прежнему твердо, он сказал:
– Убирайся с моих глаз. И пойди умойся. Несколько дней тебе не следует попадаться кому-нибудь на глаза, поверь мне.
Орталис вдохнул и открыл рот, наверное, чтобы сообщить: «Я расскажу людям, что мой отец избил меня». Но разве это было бы правильно – бросать такие обвинения в лицо королю? И он, в очередной раз осознав это, сохранил молчание. Прижав левый кулак к ребрам, сын Граса и его наследник отвернулся от него и медленно, болезненно морщась, вышел вон.
Слуги с жаром обсуждали случившееся между старшим королем и его сыном. Через какое-то время их разговоры достигли ушей писцов, чиновников, придворных, и, наконец, ушей короля Ланиуса. К тому времени, когда Ланиус узнал о ссоре Граса и Орталиса, единственным свидетельством этого была внешность шурина. Синяк под глазом медленно проходил, но синяк под глазом бывает следствием разного рода случайностей. Ланиус не задавал вопросов. А сам Орталис не желал говорить на эту тему.
Может, спросить Граса о том, что случилось? Его тесть, однако, ходил с непроницаемым лицом, всем своим видом демонстрируя недоступность – что было, во всяком случае, странным. В конце концов Ланиус отказался от желания узнать, что произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64