только фасоны, и ничего больше…
Итритра слегка улыбнулась знаменитому зеркалу. У нее сегодня новая прическа в виде лиры, символа ее рода. Ее уши гордо стояли торчком, их подрумяненные кончики не портила всякая безвкусица вроде драгоценностей. Она повернулась перед зеркалом одной стороной, потом другой. Все самоцветы, прикрепленные по бокам, были на месте. Напоследок она послала отражению в зеркале воздушный поцелуй. Неплохо.
Каждый четвертый день после легкой закуски в час высокого солнца дамы всех пяти старейших династий собирались возле Сатирданс Пула, небольшого водоема в частном парке позади многобашенного особняка дома Торнглара. Они купались в теплой воде, в которую, на всякий случай, добавлялась розовая вода с пряным ароматом, и потягивали из высоких зеленых резных бокалов вино, настоянное на летней мяте. Подносы со сластями и заслуженно известными на протяжении многих лет прекрасными винами Торнглара свободно плавали между ними. Но истинная причина, по которой дамы снова и снова возвращались на это самое место, была в другом: сплетни.
Итритра Морнмист присоединилась к щебечущей компании и, как всегда, поприветствовала ее тихой улыбкой. Она уже начала спускаться в теплую, успокаивающую воду, млея от удовольствия, когда заметила, что только ее бокал остался полным. А почему не наполнены остальные? Где, спрашивается, слуги?
Хозяйка дома заметила взгляд Итритры, прервала беседу и, наклонившись к ней, тоном заговорщицы сообщила:
– О дорогая, я их отослала прочь, мы сами будем наполнять свои бокалы… Ведь не каждый день приходится обсуждать измену короне!
– Измену короне? Какими изменами может заниматься коронель? Этот эльф такой старый, что вряд ли он может соображать, не говоря уж о жизнеспособности вообще! – воскликнула Итритра, вызвав взрыв смеха тех дам, что уже сидели в воде.
– Ах, вы же у нас вне пределов досягаемости, дорогая Итритра. Очевидно потому, что все время проводите в своих подвалах, корчуя грибы, чтобы заработать на жизнь, – съязвила Дьюла Эвендаск. От такой грубости добродетельная Алаглосса Торнглар закатила к небу глаза.
– Что ж, это, по крайней мере, доказывает моим старейшинам, что я умею работать, – отозвалась Итритра. – Кроме того, это позволяет избежать окончательного исчезновения нашего дома – вы тоже можете попробовать… или, ну, в общем, я не предлагаю…
Силиврен Дэданс, самая тихая и вежливая из присутствующих дам, что-то буркнула в бокал, который наполняла в этот момент, и решила, что благоразумнее всего остудить тон беседы. Поставив бокал на поднос, она закрыла графин и вернула его на нужное место в маленьком ручейке среди кустарника.
– Весь город говорит об этом, – спокойно объяснила она, – Коронель посвятил в арматоры королевства какого-то человека! К тому же мужчину! Вора, который украл кийру первого дома, ворвался к ним, чтобы украсть заклинания и ограбить их дам!
– Это не дом ли Старима, а? – суховато спросила Итритра. – Между старым Элтаргримом и нашими самыми благородными домами никогда не было большой любви.
– Дом Старима служит Кормантору лет на тысячу больше, чем любой другой, какой я могу назвать, – неохотно возразила Пуингара Лорил. – Корманторцы истинно благородного духа не считают их гордость чрезмерной.
– Корманторцы истинно благородного духа вообще не позволяют себе спесивости, – нежно отозвалась Итритра.
– Ох, Итритра! Вы всегда скажете, как отрежете, язык у вас что клинок! Не знаю, как ваш лорд вас терпит! – сказала Дьюла Эвендаск, раздраженная тем, что перестала быть центром внимания.
– Я слышала как, – заметила Алаглосса Торнглар, глядя вверх, на листву.
Итритра вспыхнула румянцем, потому что дамы, сидящие в воде, захихикали. Дьюла тоже расхохоталась, а потом поспешила опять перехватить всеобщее внимание. Сегодня кончики ее ушей почти свисали под тяжестью драгоценных камней, подвешенных рядами:
– Гордые Старимы или не гордые, но это не они, – оживлённо сообщила она. – Это дом Аластрарра. В Суде говорят, что оба судейских мага скорее готовы бросить вызов перед алтарем Кодлерона, чем позволить человеку разгуливать среди нас, жить в городе и уж тем более позволить хотя бы одному из них именоваться арматором! Кое-кто из молодых арматоров, не из лордов, а те, которым почти нечего терять, уже были во дворце, преломили свои клинки и швырнули их обломки к ногам коронеля! Один даже бросил их прямо в самого Элтаргрима!
– Интересно, как долго это продлится, – начала вслух размышлять Итритра, – прежде чем этот человек встретится с… несчастным случаем?
– Совсем недолго, если взгляд Суда Магов что-нибудь да значит, – выпалила Дьюла, и глаза у нее заблестели. – Если нам повезет, то они бросят ему вызов на Суде или заранее метнут заклинания поиска, так что мы сможем наблюдать, как его разорвут на части!
– Как цивилизованно, – пробормотала Силиврен, ее услышали Алаглосса и Итритра. Ушей Дьюлы, слышавшей только себя, эти слова не достигли.
– А потом, – продолжала заливаться она, – первый дом мог бы объявить охоту, впервые за много веков. Превратили бы старого Элтаргрима в животное, затравили его! А потом у нас появился бы новый коронель! Ох, как интересно! – В избытке чувств она схватила графин и, забыв про бокал, осушила его.
Зашатавшись, Дьюла просто опрокинулась назад, в водоем, зажимая рот и дрожа.
– О боги! Дорогая, только не утоните здесь, – запричитала Пуингара, поддерживая ее над водой, – иначе все наши лорды явятся сюда выяснять, почему это мы говорим здесь о соперничестве династий без их разрешения!
Итритра с большим восторгом принялась хлопать закашлявшуюся Дьюлу по спине, от ее шлепков драгоценности эльфийской интриганки разлетались по всему водоему и звякали по плавающим подносам.
Алаглосса одарила правящую леди дома Морнмист натянутой улыбкой, и Итритра поняла, что хозяйка дома хорошо видит наигранность ее сочувствия и усердия и что молчание на эту тему впоследствии может играть роль.
– Ну, полно, полно, неженка, – заботливо приговаривала Алаглосса, обнимая одной рукой дрожащую леди Эвендаск. – Теперь лучше? Наше вино только кажется слабым. Но оно покрепче тройного хереса, от которого наши лорды так оглушительно хохочут друг над другом.
– О, – промурлыкала Пуингара, – значит, вам перепадало кое-что покрепче, не так ли?
Алаглосса повернула голову и одарила леди из дома Лорила таким взглядом, будто тихо воткнула в нее кинжал, и не один. Пуингара только улыбнулась и спросила:
– Ну? И как это было?
– Хотите сказать, вас интересует, отчего это наши лорды цепляются за колонны, хихикают, как мальчишки, вопят и валятся с ног? – вдруг, засмеявшись, вмешалась Силиврен. – Ну что ж, на вкус этот херес ужасен!
– Вы пили тройной? – недоверчиво спросила Пуингара.
Силиврен с кошачьей нежностью улыбнулась леди Лорил и ответила:
– Некоторые лорды не оставляют своих леди без развлечений.
Все остальные, даже все еще фыркающая Дьюла, смотрели на леди Дэданс так, будто у нее вдруг выросло несколько лишних голов.
– Силиврен, – шокированная Дьюла наконец смогла заговорить, – я никогда не думала…
– В том и беда, – съязвила Итритра, – что вы никогда не думаете.
Все сидевшие в воде потрясение открыли рты, но прежде чем Дьюла оправилась от такого удара, леди Морнмист наклонилась и, серьезно глядя прямо ей в лицо, сказала:
– Послушайте, леди Эвендаск, почему, как вы думаете, Кормантор выбирает коронеля? Говорите, вам интересно? Вас это волнует? А вас не волнует соображение о том, что выбор нового коронеля имел бы пагубные последствия? Он означал бы дуэли на улицах, а в башнях – ночное колдовство магов, которые станут рассылать по всему городу смертоносные заклинания? Человек или не человек, безмозглый идиот Элтаргрим или нет, какая разница? Вы желаете смерти? Или видеть мертвыми своих детей? Или хотите, чтобы начавшиеся распри навсегда разнесли Кормантор на куски? Но тогда все остальные люди по нашим же костям ворвутся в прекрасное эльфийское королевство.
Она перевела дыхание и спохватилась; от накатившего страха и ярости ее кулаки были стиснуты. Итритра пристально вглядывалась в четырех эльфийских леди. Все застыли в напряженном внимании. Разве они сами не видят?
– Видят боги, – продолжала леди Морнмист, и голос у нее задрожал, – я сама нахожу идею о прогулках человека по нашему королевству отвратительной. Но, если понадобится, я взяла бы этого человека в союзники и целовала бы его, и служила бы ему и днем и ночью, лишь бы помешать растерзанию нашего королевства!
Она все еще стискивала кулаки, тяжело дышала и почти кричала:
– Вы думаете, что Кормантор стал таким великолепным и могущественным потому, что никто на него не покушается? А почему бы это? Наши лорды расхаживают с важным и презрительным видом, рассказывают истории о героических подвигах отцов своих отцов, когда мир был еще молод, о том, как эльфийские воины из луны в луну голыми руками сражались с драконами. Сейчас же наши сыновья хвастаются тем, насколько смелее были бы они в таком деле, а сами не справятся с одной бутылкой тройного хереса, чтобы не свалиться! Год от года топоры людей все глубже вгрызаются в наши леса, а их магия из года в год становится все сильнее. С каждым сезоном они затевают все более смелые приключения, и все реже наши патрули возвращаются без кровавых потерь!
Алаглосса Торнглар медленно кивнула, лицо ее побледнело. У Итритры перехватило дыхание, судорога прошла по всему телу. Она закончила почти шепотом:
– Я не уверена, что прекрасные башни нашего города будут стоять и после моей смерти. А разве кого-нибудь из вас это когда-нибудь волновало?
В наступившей тишине Итритра с вызывающим видом схватила полный графин с вином из летней мяты и нарочито медленно осушила его. Все удивленно смотрели на нее.
– На самом деле! – Дьюла невесело рассмеялась. Леди Морнмист, на которую вино явно не подействовало, взяла еще один графин, чтобы, на сей раз со всем изяществом, наполнить свой бокал.
– Я думаю, – неуверенно забормотала Дьюла, – вы чересчур увлекаетесь дикими мечтами, Итритра, как обычно. Кормантор в опасности? Да оставьте вы! Кто может нам угрожать? У нас есть такие заклинания, что мы превратим любое количество варваров в… да хоть в грибы, чтобы было из чего делать херес!
Она легко рассмеялась над собственной шуткой, но ее веселье угасло во всеобщем молчании. Тогда она повернулась за поддержкой к Пуингаре:
– Вы так не считаете?
– Я думаю, – медленно произнесла Пуингара, – мы сплетничаем и щебечем дни напролет потому, что нам не нравится говорить о таких серьезных вещах. Послушайте теперь меня, Дьюла. Я согласна не со всем, чего опасается Итритра. Но только потому, что никто еще не говорил об этом так открыто. И как бы нам ни не нравилось об этом слышать, это не значит, что она не права. Если вы не слышите правды в ее словах, я предлагаю вам поцеловать ее, очень хорошо попросить все повторить снова, и на этот раз послушать ее очень внимательно.
Леди Лорил повернулась и начала выбираться из водоема, оставив у себя за спиной мрачное молчание.
– Подождите! – Алаглосса схватила ее за мокрую руку, – Стойте.
Леди Лорил повернулась, сверкнув глазами на хозяйку дома, и мягко предупредила:
– Леди, всем, что у вас есть самого дорогого, умоляю вас подобным образом со мной не обращаться. Леди Торнглар только коротко кивнула:
– Итритра права, – горячо произнесла она, наклоняясь к остальным. – Все слишком серьезно, чтобы проходить мимо, продолжать шутить, препираться и наблюдать, как город всего лишь из-за одного человека готов перевернуться вверх дном. Мы должны повлиять на наших лордов во имя сохранения мира, снова и снова говорить им о том, что из-за простого человека не стоит смещать коронеля, вытаскивать мечи и разжигать вражду.
– Мой лорд никогда не слушает меня, – трагическим шепотом призналась Дьюла Эвендаск. – Что я могу сделать?
– Заставьте его услышать, – ответила ей Силиврен. – Заставьте его заметить и учесть ваш совет.
– Он это делает, только когда мы…
– Тогда, дорогая, – сказала ей Пуингара, словно хлыстом стеганула, – у вас это получится лучше всего именно в то время, когда лорду Эвендаску потребуется ваше желание. Алаглосса, вы была правы, удержав меня от ухода. У нас есть чем заняться прямо здесь. У вас есть еще херес?
Леди Торнглар удивленно уставилась на нее.
– Конечно есть, – ответила она. – Но зачем?
– Я думаю, что завоевать уважение лорда Эвендаска, – безапелляционно заявила леди Лорил, – можно наутро после его очередной попойки, когда он стонет и ругает сыновей за то, что они своими насмешками и буйным весельем испортили ему ночь. Именно тогда нужно взять бутылку тройного хереса и выпить прямо у него на глазах. А затем все ему выложить, решительно и без крика. Пока он будет разевать рот от того, что его нежная леди превратилась в рыкающего льва, вы сможете надлежащим образом отчитать его и объявить, что не видите в его бесчинствах никакой необходимости.
– А потом что? – спросила Дьюла, побледнев лицом от одной только мысли, что ей придется стоять лицом к лицу с лордом.
– Потом вы можете перец всем домом отказать ему в постели, – посоветовала решительная Пуингара. – И скажете ему, что еженощные возлияния непростительны и не могут оправдать пренебрежения вами, тогда как вам, да и остальным, все время приходится спотыкаться об идиота, выставляющего на осмеяние честь дома.
На мгновение воцарилась тишина, а потом раздался смех, сначала тихий, а потом переросший в хохот, как только до всех дошла вся важность слов, сказанных Пуингарой.
Первой перестала смеяться Силиврен:
– Вы хотите, чтобы мы применяли этот фокус с тройным хересом до тех пор, пока не сможем влиять на своих лордов? Пуингара, мы же умрем. – Она содрогнулась. – Я имею в виду, что эта дрянь сжигает внутренности не хуже огня.
Леди Лорил пожала плечами:
– Для того чтобы справиться с лордом, достаточно нескольких бокалов без слез и дрожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46