А если Джино это придется не по вкусу, ему же хуже.Сон уходил от него медленно, оставляя вместо себя тупую, пульсирующую боль в плече. Когда он поднес руку к лицу, ему показалось, что пальцы коснулись грубой наждачной бумаги. Старый шрам раскрылся. Простыня под плечом промокла от крови. Утром, при ярком свете, ему стало отчетливо ясно, что к врачу обращаться придется, что раны нужно зашивать.Джино сделал попытку сесть, но приступ чудовищной боли заставил его отказаться от своего намерения. Ему вообще представлялось сейчас чудом, что он смог живым выбраться из крошечной квартирки Зефры Кинкайда. Для этого ему пришлось совершить убийство. Но в противном случае убитым оказался бы он сам.К черту. Все к черту. Пусть даже не убийство, а два. Просьба Освальда выполнена.Письма, о которых он говорил, штук десять или двенадцать, лежали под подушкой, все до последнего написанные разборчивым почерком сенатора. Перед тем как выбраться из квартиры, Джино все же нашел их и сунул себе в карман. Из-за закрытых дверей все так же, на полную мощность, продолжали нестись звуки джаза. Никто ничего не слышал.Джино доковылял до машины и, только усевшись за руль, понял, что на всю дорогу до дома у него просто не хватит сил. К счастью, он вспомнил, что Пчелка, та, с трипперком, живет где-то неподалеку. Кварталах в двух, что ли.С трудом он доехал до ее дома.— Доброе утро. — Голос у нее звучал довольно мрачно, когда она вошла в комнату и села рядом с постелью. — Как вы себя чувствуете?Ему запомнилась ее доброта. Доброта, пришедшая с обещанием пяти тысяч.— Так, будто меня переехал товарный поезд.— Гм….Если бы в этот момент Джино мог себя видеть, он сам удивился бы точности своего сравнения. Оба заплывших глаза — в сплошных синяках. Лицо в порезах и царапинах, старый шрам разошелся, скрытый коростой запекшейся крови. Губы потрескались и опухли.Думать о его ране на плече ей не хотелось. Когда ночью ей пришлось разрезать его пиджак и рубашку, чтобы снять их, кровь хлынула таким потоком, что, не удержавшись, Пчелка громко вскрикнула. На крик прибежал испугавшийся Марко.— Мама! Мамочка! Что случилось? Кто этот дядя? Джино посмотрел на мальчика, затем на нее. Не было сказано ни слова.— Это мамин хороший знакомый, дорогой, — успокоила она ребенка. — Иди спать.Мальчик с неохотой повиновался. Она устроила его на кушетке, а Джино положила в кровать, на которой до его прихода сама спала с сыном. В ее же распоряжении на ночь оставалось только кресло.Утром Пчелка поспешила проводить Марко в школу еще до того, как он начнет задавать ей вопросы. Она надеялась, что до его возвращения Джино в квартире уже не будет.— Хочу попросить тебя сделать несколько телефонных звонков, — едва шевеля губами, обратился к ней Джино.— Да, я слушаю вас.— Но лишнего ничего не говори.— Понимаю.— Позвони Алдо. Скажи, что мне срочно нужно его увидеть, дай ему свой адрес.— Хорошо.— Пусть приведет с собой доктора Харрисона.На листочке бумаги Пчелка записала номер телефона.— Можете положиться на меня.Другого ему и не оставалось. Последующие десять дней он полностью зависел от нее. Она купала его в ванной, кормила, дежурила у постели по ночам, наблюдая за тем, как он поправляется.Сил у Джино было, как у хорошего коня. Через десять дней он уже мог самостоятельно добраться до дому. Врач говорил, что другому на это потребовались бы недели.— Вы потеряли большое количество крови. Честно говоря, вам просто чудом удалось остаться в живых.Да, повезло, это правда. О том, что в действительности произошло ночью, никто, кроме него, не знал. Даже Алдо.— Я ехал к Пчелке, — объяснил ему Джино, — но на улице на меня набросились двое. Видимо, просто не знали, кто я такой. Забрали деньги и смылись.Пчелке он вообще не стал ничего рассказывать, а сама она не задавала никаких вопросов. Ему это понравилось. За десять дней, что он у нее прожил, они стали друзьями. Она прекрасно готовила и знала множество различных карточных игр. С мальчиком тоже все оказалось в порядке — он веселил Джино рассказами о своих школьных проделках.— А где его отец? — как-то поинтересовался Джино. Она смутилась.— Его никогда и не было.— Да ладно тебе. Ну не были вы женаты. Что в этом такого? Но ведь без парня в этом деле не обошлось.— Парень-то был. Ему — пятьдесят два, мне — пятнадцать. Старая история. Он овладел мною силой. А поскольку он был другом моего отца, мне никто не поверил. И меня вышвырнули из дому. Я приехала в Нью-Йорк и с тех пор живу здесь.— У тебя это неплохо получается.— Скажем, мне просто удалось выжить. Зато я сохранила сына. Трогательно, правда?— Правда всегда трогательна.В их отношениях не было ничего чувственного, хотя когда дела Джино пошли на поправку, он не раз испытывал искушение.— У тебя действительно был триппер? — спросил он однажды.Она улыбнулась.— Нет. Просто мне захотелось осадить тебя.— Вот как? Почему?— Кому же интересно стать одной из многих?Ему вдруг захотелось схватить ее, затащить к себе в постель, но он быстро одумался. Ведь они друзья, зачем же все портить?Через день после того как Джино покинул квартиру Пчелки, он послал ей конверт. В нем лежали пятнадцать тысяч и записка. «Яз тебя выйдет прекрасная сиделка, — говорилось в ней. — Пять тысяч — как и было обещано, а десять положишь в банк на имя Марко».Пчелка была поражена. Джино Сантанджело не причинил ей ни малейшего вреда. Память ее почему-то вернулась к убийству двух мужчин неподалеку от ее дома. Обнаружено оно было утром, а ночью, за несколько часов до этого, на пороге ее квартиры рухнул Джино — весь залитый кровью.Первый обед с Генри Маффлином-младшим. Интересно.Второй. Волнующе.Третий. Ошеломляюще.Четвертый. Немыслимое по своей интенсивности занятие любовью.М-м! Какой экстаз! Генри Маффлин-младший влюбился, и Синди наслаждалась теперь каждой минутой, проведенной в его обществе.Он оказался просто марионеткой, сработанной в кругах высшего света, и с радостью выделывал различные коленца, стоило ей лишь подергать за ниточки.Ему доставляло удовольствие завалить ее драгоценностями, мехами и подарками попроще.Ему нравилось угощать ее шампанским и черной икрой.Ему хотелось, чтобы она развелась с Джино и вышла замуж за него, Генри.Она взвешивала все «за» и «против».Джино не обращал на нее ни малейшего внимания.Генри боготворил ее.Джино не брезговал ни одной юбкой.Генри будет ей навсегда предан.Джино разговаривал с ней, как с потаскухой.Генри вознес ее на пьедестал.В Джино не было никакого шика.Генри представлял собой высший класс.Само собой, Джино силен, решителен, у него привлекательная внешность.Генри — все-таки немножко тряпка.У Джино — власть и деньги.У Генри — только деньги.Джино — когда хотел — мог быть изумительным любовником.Генри предстояло еще многому научиться.Она могла бы ему в этом помочь. Почему бы и нет? Как это будет восхитительно — учить его пользоваться своими пальцами, языком, объяснять, что нужно делать с довольно-таки неуверенной эрекцией.Она приняла решение — значительную роль сыграло в этом то, что, по словам Алдо, Джино пришлось неожиданно отправиться в тайную деловую поездку. Однако, согласно докладам нанятого ею детектива, Джино и носа не показывал из квартиры какой-то сучки в Гринвич-Вилледж.Синди еще раз пробежала глазами строки доклада. Там утверждалось, что той ночью Джино посетил в Гринвич-Вилледж одну за другой двух шлюх. От первой он ушел покачиваясь, очевидно, пьяный, зато дыра меж ног у второй оказалась настолько засасывающей, что он до сих пор не в состоянии из нее выбраться. Выродок.Ну ладно. Теперь ему уже не удастся делать из нее какую-то дурочку. Она даст ему развод и выйдет замуж за Генри.И чем раньше, тем лучше.Дома Джино ожидали несколько посланий с настоятельными просьбами сенатора срочно связаться с ним.За рулем сидел Алдо. Когда в пять часов дня Джино переступил порог своего дома, то встретила его только горничная.— Где Синди?Алдо пожал плечами и отвел взгляд. Уж он-то никак не хотел оказаться первым, кто должен сообщить Джино, что его жена разъезжает по городу с другим. Денно и сам скоро об этом узнает. Очень скоро.— Эй, — повернулся Джино к горничной, — а где миссис Сантанджело?От испуга та подпрыгнула. На лице хозяина она видела такое выражение, которое наполняло ее душу жутким страхом.— Я… Я не знаю, сэр. Она не оставила никакой записки. Он нахмурился.— Ты сказал ей, что я вернусь сегодня? — спросился Алдо.— Да, я ей говорил. Может, если бы ты сам позвонил… ей не очень-то понравился твой… отъезд…— Плевать мне, что там ей понравилось, а что — нет. Она моя жена, и должна быть здесь, черт бы ее побрал.Алдо водил носком ботинка по полу. Видимо, все-таки стоило предупредить Джино о том, что происходит.— Послушай, — начал он.— Пойду-ка я лучше прилягу, — не дал ему закончить Джино. — Цифры у тебя с собой?Алдо кивнул, сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил пачку бумаг.— О Парнишке что-нибудь новое слышно?— Ничего. Он лег на дно. Но когда-то ему все же придется подняться к поверхности. Не беспокойся, мы разыщем его.— Это кто же беспокоится?Обед был изысканным. В номер принесли холодного омара, шампанское, клубнику со сливками.Генри Маффлин-младший снял в гостинице номер-люкс, приказал украсить его красными розами, принести проигрыватель и набор пластинок с соответствовавшей моменту музыкой. После того как обед был закончен, он извлек из кармана небольшую коробочку, покрытую черным бархатом, но не торопился открыть ее.— О Генри! — вскричала Синди. — Ты столько для меня значишь'.На лице его расплылась довольная улыбка.— Ты т-т-так добра ко мне, дорогая.Она торопливо запихала в себя остатки омара, залпом прикончила бокал с шампанским, одну за другой проглотила лежавшие еще на тарелке ягоды.— Ну, милый, — в волнении шептала Синди, — ну, давай же откроем ее!— Д-д-да, конечно.Глаза ее жадно сверкнули, пальцами Синди мертвой хваткой вцепилась в коробочку — так, наверное, голодный щенок бросается на первую в своей жизни кость. Драгоценностей у нее хватало, но какая женщина скажет: все, достаточно?Раскрыв коробочку, она обмерла, забыв закрыть рот. На строгом черном бархате гордо лежало удивительной работы кольцо. Огромный рубин в старинной оправе, украшенной бриллиантами и изумрудами. Своим великолепием кольцо затмевало все побрякушки, что были на сегодняшний день у Синди.— О Боже, Генри, — выдохнула она. — О Боже мой'.— Т-т-тебе нравится? — он с тревогой смотрел на нее.— Нравится? Нравится это? Да я сейчас сойду с ума'.Подскочив от восторга, она принялась осыпать его щедрыми поцелуями.Синди тут же сунула свой пальчик в кольцо, начала крутить рукой в воздухе, любуясь игрой граней.Это зрелище привело Генри в такое возбуждение, что он со всей доступной ему скоростью принялся освобождать от одежды свое тщедушное безволосое тело. Не прошло и минуты, как он стоял перед Синди абсолютно голым, причем и на этот раз его мужской признак был далеко не на высоте.Синди, увлеченная блеском камней и подсчетом их стоимости, ничего не замечала.— Синди, — жалобно позвал он.Она совсем забыла о его присутствии.— О-о! Детка Генри уже готов немножко позабавиться и поиграть?— да! — в голосе его слышалась неподдельная страсть.— Ну, в таком случае, моему мальчику нужно будет сесть на свое место и посмотреть представление. — Она толкнула его назад, в кресло, и поставила на проигрыватель пластинку.Под звуки «Я хочу, чтобы твоя любовь согрела меня» Синди начала медленно раздеваться.Грудь Генри высоко поднималась.Сидя в своих роскошных апартаментах, Джино в полном одиночестве вновь прочел письма сенатора Дьюка. Может, этот человек и вправду финансовый гений, но и идиот он тоже первостатейный.Двенадцать писем, написанных на протяжении двенадцати недель.Двенадцать полных угроз и проклятий компрометирующих писем к Зефре Кинкайду, посланных из Южной Франции, где сенатор в длительном отпуске после перелома ноги восстанавливал силы на яхте.Эти письма позволили Джино по кусочкам сложить всю картину целиком. Зефра Кинкайд оказался молодым человеком, с которым сенатор познакомился во время своих ночных прогулок по довольно-таки темному миру гомосексуального сообщества. Итак, Зефра — очень молод. Сенатор — очень богат.Между ними установились стабильные отношения: раз в неделю они встречались в маленьком отельчике на Вест-Сайде, где посетителям не задают лишних вопросов. Знакомство их длилось три года, а на момент их первой встречи Зефре едва исполнилось пятнадцать.Абсолютно ясно, что сенатор привык к мальчику. Но когда этот мальчик начал расти и превращаться в мужчину, Освальд почувствовал, что уже устал от него.Остальное Джино мог себе представить. Шантаж. Сенатору приходится обратиться к нему, Джино, с просьбой об услуге. И услуга эта была ему оказана.В газетах почти ничего не говорилось о двойном убийстве. Жертвы — чернокожие, так что сенсации на этом все равно не сделать. «ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО НА ПОЧВЕ НАРКОТИКОВ» — гласил заголовок над небольшой заметкой. Джино легонько вздохнул. С их смертью общество не понесло особо тяжкой потери.Он посмотрел на часы и почувствовал, как внутри начинает нарастать гнев. Скоро девять часов, а Синди по-прежнему нет. Звонок в клуб тоже оказался бесполезным — ее там и не видели. К тому же к телефону подошла Вера и снова принялась упрашивать дать Паоло хоть какую-нибудь работу после того, как он выйдет из тюрьмы.— Ведь ему так понадобится поддержка! — ныла Вера.Хорошо. Он получит поддержку, так и быть. Ту самую, что Джино сам получал от него в детстве.Он вылез из постели и направился в ванную, чтобы изучить в зеркале отражение своего лица. Да, приятного мало. Харрисон почистил старый шрам и аккуратно зашил его вновь. Когда шов снимут, выглядеть это будет получше, но, по словам доктора, незаметным он уже никогда не станет.Царапины и порезы на лице постепенно заживали, хотя по-прежнему придавали ему зловещий вид. Джино провел рукой по волнистым черным волосам, прищурил глаза. Господи! Вот это да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62