Листок с текстом она спрятала дома под матрасом.«Мистер Сантанджело вышел из клуба примерно в десять минут первого ночи. Его сопровождали двое мужчин, один из которых вел машину. Вместе с мистером Сантанджело вышла девушка — высокого роста, черноволосая. Они проследовали до…»— Ну? — не отступал Генри.— Хорошо, — согласилась Синди, удивляясь самой себе. — Почему бы и нет?Генри просиял. В самом деле, почему бы и нет? Его переполняло ликование. Жена Джино Сантанджело согласилась пообедать с ним. Конечно же, они отправятся в «Плазу». Цветы. Шампанское. И предусмотрительно заказанный наверху номер. Или — так, может, даже лучше — пообедать уже в номере?— В понедельник? — с волнением спросил он.— Вторник. — Синди и самой было интересно, с чего это ее так понесло, но тем не менее она решила быть последовательной до конца.— Великолепно.— Я думаю. Она хихикнула.Джино расхаживал по кабинету. На память пришла их первая встреча в этой самой комнате — Освальд показался ему тогда недалеким простачком. Да-да, наивным, как ягненок.Он взял со стола серебряный нож для бумаги, небрежно подбросил на ладони, как бы взвешивая. В этот момент вошел сенатор.— Вечер вчера был на славу, — бодро заметил Джино. Освальд кивнул. Набрякшие под глазами тяжелые мешки, казалось, тянули его лицо вниз. Он был явно не в настроении поддерживать светскую болтовню.— Джино, — начал он, переходя прямо к делу, — просьбы, с которыми я обращался к тебе раньше, были просто несущественными мелочами.Джино аккуратно положил нож на место. Начало ему не понравилось, как не понравилась и манера речи Освальда — тот говорил, склонив голову на плечо, избегая смотреть в глаза собеседнику.— Согласен, — осторожно признал он.— Я неоднократно напоминал тебе, что может наступить такой момент, когда потребуется действительно серьезная услуга…Джино тут же насторожился.— Насколько серьезная?— Весьма… серьезная. Наступило молчание.— Продолжайте, — выдавил наконец из себя Джино. Сенатор прочистил горло.— Мне необходимо устранить одного человека, — медленно проговорил он, — и я хочу, чтобы ты лично проследил за этим. КЭРРИ. 1937 Бернард Даймс сидел в кожаном кресле в своем кабинете — том самом, где Кэрри когда-то наводила порядок. Глазами она быстро обвела помещение, заметив только незначительные перемены. Те же серебряные рамки с фотографиями знаменитостей. Афиши на стенах. Огромный письменный стол по-прежнему завален кучей бумаг, к которым никому не позволялось прикасаться.На звук открываемой двери Бернард повернулся вместе с креслом.— Мне остаться, сэр? — сдержанно осведомился Роджер.— Нет-нет. Все в порядке. Я позвоню, когда ты понадобишься. — Он махнул рукой, отсылая швейцара прочь. — Садись, Кэрри.Сев на стул, Кэрри уставилась взглядом на свои сложенные на коленях руки.— Мы ведь знакомы, не правда ли? — мягко спросил он.Она с удивлением посмотрела на него.— Да.— У меня очень хорошая память на лица. Встретив человека, я уже никогда не забуду его. Меня только сводит с ума то, что иногда я не в состоянии вспомнить, при каких обстоятельствах мы виделись. Ну, так где же мы познакомились с тобой?— П-простите? — Она запнулась от волнения.— Где?— Здесь. — Кэрри чувствовала себя озадаченной.— Здесь?— Да, сэр. Я работала у вас.— Вот как? — Теперь уже удивился он. — Когда?— О, это было несколько лет назад, — едва слышно пробормотала она. — Тогда я была совсем молоденькой.Он смотрел на нее, в недоумении подняв брови домиком.— Нет, не может быть… Наверное, где-то в другом месте.— Я работала у вас.Но Бернарда это не убедило.— Мистер Даймс, я работала у вас, в этом самом доме в двадцать шестом году. Мне пришлось внезапно уйти от вас по… семейным причинам.Недоумение на его лице сменилось недоверием.— Правда, — взволнованно продолжала Кэрри, — это правда. Неужели вы не помните? Я встретила вас в итальянском ресторанчике. Меня подвел к вам хозяин, и вы согласились дать мне работу. Вы должны это помнить.Перед глазами Бернарда появилась маленькая худенькая девочка, ничуть не похожая на эту сидевшую напротив молодую женщину. Волосы заплетены в косички, одета кое-как, на лице ни намека на косметику, но Бернард Даймс не смог бы в течение двадцати трех лет быть весьма процветающим продюсером, если бы оказался неспособным все-таки узнать красивую женщину, которую видел пусть даже многие годы назад.— Так значит, — спросил он, — в течение всего этого времени ты так и довольствовалась ролью прислуги? И тебя это устраивает?Кэрри изучала узоры ковра.
— Думаю, да, сэр.— Что с тобой, Кэрри? У тебя нет никакого честолюбия?Кэрри была поражена. С нею разговаривали, как с личностью.— У меня есть честолюбие, сэр, — она едва заметно вздрогнула, — но не так-то просто найти другую работу. Он смотрел на нее какое-то время, а потом сказал:— По-видимому, ты права. Но ведь ты очень красива. Тебе следовало бы больше интересоваться собственной жизнью.Кэрри пожала плечами.— Я знаю…В задумчивости он не спускал с нее глаз; внезапно, поддавшись какому-то импульсу, поднялся из кресла, подошел к ней, протянул карточку.— Придешь в театр Шуберта. Завтра, в десять утра. Может, найдется место в хоре. — Суровый взгляд. — Не хочешь же ты на всю жизнь остаться прислугой, а?Она покачала головой.— С Бекерами я улажу все сам. Не беспокойся, — Бернард позвонил в колокольчик, и швейцар вошел немедленно. — Роджер, проводите Кэрри вниз.Она не помнила, как выходила из кабинета.Бернард смотрел ей вслед. Происшедшее удивило его не меньше, чем ее. Ему захотелось увидеть девушку лишь для того, чтобы отделаться от торчащей в памяти занозы. Но позже, когда она уже сидела напротив него в кабинете, какое-то странное чувство охватило его. Кэрри излучала такую чувственность, что требовалось усилие воли, чтобы не поддаться ей. Почему бы не дать ей шанс в жизни?Закурив сигарету, Бернард пустил в потолок несколько колец. Что-то внутри него не давало покоя… Где-то он уже видел ее, и не тогда, когда она здесь работала.Он попытался заставить себя вспомнить, но ничего не вышло. Ладно, со временем всплывет само. Нужно только не спешить, и все встанет на свои места.Режиссер ковырял в зубах картонной спичкой.— Где ты нашел ее?— Она работает в доме моих друзей, — уклончиво ответил Бернард.— Выглядит она очень неплохо.Они обменивались репликами, сидя в полумраке оркестровой ямы. Кэрри стояла на сцене, ослепленная светом прожекторов, взволнованная, мокрая от пота, одетая во взятое напрокат трико.— Что ты хочешь, чтобы я сыграл, милочка? — обратился к ней с вопросом пианист.— Не знаю, — выдавила она из себя.— Хочешь сначала станцевать или будешь петь?— Э-э… танцевать…— Как насчет «Пенни сыплются с неба»?— Как насчет чего-нибудь повеселее?— Ну наконец-то ты заговорила по-человечески! Он энергично ударил по клавишам, и по залу поплыла ритмичная музыка, настоящий нью-орлеанский джаз, «Жестокая Ханна». Кэрри начала танец.— Боже мой! — воскликнул режиссер. — Да это же настоящий стриптиз!Бернард, сидевший рядом, выпрямился и застыл от удивления.Это и в самом деле был стриптиз.Раут у Клементины Дьюк.Уэстчестер, 1928 год.Он так и знал, что вспомнит — со временем. ДЖИНО. 1937 Сидя за рулем своего черного «кадиллака», Джино нервничал. Синди на соседнем сиденье, подобрав под себя ноги, повернула к нему голову.— Что с тобой? Ты выпил, что ли?— Какого черта?— Ты ведешь машину, как сумасшедший.— Долбаный сенатор. Думает, что он большая шишка. Меня еще никто не заставлял плясать под свою дудку.— А кто говорит, что ты пляшешь?Бросив быстрый взгляд на жену, Джино подумал о том, стоит ли ей рассказать все. Нет. С чего это он будет откровенничать о том, как его унизили, о том, как сенатор обошелся с ним — как с каким-то дешевым наемным убийцей? Будучи в полной уверенности, что Джино ответит: конечно, с радостью, только скажите кого, где и когда. Какая насмешка!— Ладно, ничего.— Конечно, ничего. Поэтому-то мы и рвем оттуда когти, как двое преступников. Твоей бы девушке это наверняка не понравилось.— Она не моя девушка. Я говорил тебе об этом сотни раз.— Ну да. — Синди зевнула. — И прическу ей делает вовсе не Джин Харлоу.Остаток пути они проделали в молчании. На себя Джино был зол не меньше, чем на всех остальных. Ведь он так и не сказал «нет». Выслушав Освальда, он пообещал:— Я могу устроить так, чтобы это было сделано. На что сенатор ответил:— Ты сам должен сделать это. Об этом никто не будет знать. Дерьмо. Он сидел перед ним, как мальчик, он позволил этому педику обращаться с собой, как с ничтожеством. В конце концов Джино — бизнесмен, а не громила, зарабатывающий на жизнь пистолетом. И все же он сидел там и слушал, как Освальд излагает детали. Шантаж, естественно. На почве его сексуальных привязанностей. Долгая история.Собственно говоря, сенатор Дьюк не сказал, что если Джино откажется, то будет уничтожен, но и непроизнесенные, эти слова, казалось, висели в воздухе.Мог ли Джино выполнить просьбу сенатора? По-видимому. Возможности у него были. Конечно, подумав, решил Джино, глупо было с его стороны давать Освальду излишнюю информацию об этих своих возможностях. Но с другой стороны, как можно не давать? Сенатор управлял большинством компаний, которыми владел Джино, его юристы заправляли всей документацией. Его брокеры занимались помещением капитала. Единственное, чего мистер Дьюк не знал, — это набитые деньгами сейфы чуть ли не в каждом городском банке.Так что же делать? Отправить на тот свет вздумавшего заняться шантажом одного из партнеров Освальда? Но это значит дать сенатору еще большую власть над собой.Или рискнуть и выбросить все из головы?Джино находился в тупике.Отвратительная неделя.Но положение дел стало еще хуже.Буквально на следующий день трое из его сборщиков денег подверглись нападению прямо на улице. Двое избиты, третий застрелен насмерть. Еще пятнадцать тысяч утекли в канализацию. Парнишка не терял времени даром.Джино не пришлось долго раздумывать над решением. С Джейком все ясно. Поджарить его яйца — это одно. Позволить ему делать из Джино дурака — совсем другое.В полдень ему позвонил Освальд.— Так ты согласен? — услышал Джино в трубке его шепот.— Да. Не беспокойтесь, все будет сделано.Он справится с проблемой по-своему.После того как Джино отпустил Реда и Косого Сэма по домам спать, он вывел из расположенного в подвале клуба гаража старенький «форд» и отправился по адресу, полученному от сенатора. Мотор работал безотказно. Так и должно быть — примерно раз в месяц Джино с удовольствием любил сам тряхнуть стариной.В адресе значилась Гринвич-Вилледж. Задворки. Оставив машину за квартал от нужного дома, Джино пошел дальше пешком. Внимательно изучил фамилии жильцов на доске со звонками. «З.Кинкайд, второй этаж».Было два часа ночи, однако дом сотрясался от раскатистой лавины джаза.Джино постучал. Дверь открылась немедленно, как будто молодой чернокожий ждал за нею его прихода.Распахнув ее еще шире ударом ноги, Джино вошел в квартиру.Не проронив ни звука, чернокожий испуганно забился в угол. Жесткие курчавые волосы в диком беспорядке, взгляд наркомана. На губах ярко-красная помада, одет в цветастый домашний халат.— Это ты Зефра Кинкайд?— Кому я понадобился? — задал встречный вопрос парень странно высоким голосом, почти фальцетом.— Ты? — Джино впился в него глазами.— Да, — шепотом ответил парень.— Мне нужны письма.— Какие письма?Сделав по-кошачьи мягкое движение, Джино схватил парня за горло и прижал его голову к стене, правым коленом нанес страшный удар в живот.— Мне… нужны… письма… сенатора… Немедленно.— Хорошо, — прохрипел чернокожий, корчась от ужаса и боли, — сейчас принесу.Джино отпустил его, перевел дух. Инстинкт никогда еще не подводил его: нет никакой нужды убивать эту окаменевшую от страха мразь. Достаточно будет пары-тройки серьезных угроз, а потом посадить эту дрянь в поезд и вышвырнуть вон из города.Трясущейся походкой парень подошел к стоящему в углу комнаты буфету. Джино лениво подумал о том, где Освальд нашел, вернее сказать, подцепил этого типа. Где могли скреститься пути сенатора и какого-то чернокожего мальчишки?Парень дернул на себя дверцу кухонного шкафа, и в то же мгновение из него выскочил с воплем какой-то гигант футов шести ростом, в парике, бешено размахивая сжатым в кулаке ножом для разделки туш.На какую-то долю секунды Джино парализовал страх. Но этой доли хватило маньяку на то, чтобы нанести удар.Нож глубоко вошел в плечо. ЧЕТВЕРГ, 14 ИЮЛЯ 1977 ГОДА НЬЮ-ЙОРК И ФИЛАДЕЛЬФИЯ Лаки то просыпалась, то вновь погружалась в сон. Вся се агрессивность в отношении Стивена куда-то пропала, ей просто хотелось выбраться наружу. Они были заперты в кабине лифта вот уже девять часов, за это время из нее улетучилось всякое желание бороться. Она чувствовала себя отвратительно грязной. Губы, рот, горло — все пересохло. Голова раскалывалась. В желудке урчало. Ей хотелось сунуть в рот два пальца, чтобы вытошнило, но в то же время она прямо-таки судорожно хотела есть.— ТЫ не спишь? — прошептала она.— Я не могу спать, — ответил Стивен.— Я тоже не могу.Ему становилось жаль ее и жаль самого себя. В бешенство приводила мысль, что в 1977 году в Нью-Йорке ты можешь оказаться в этой мышеловке между небом и землей, и ни одна живая душа на протяжении долгих часов не попытается хоть как-то вызволить тебя из нее.— Что ты первым делом сделаешь, когда выберешься отсюда? — спросила Лаки.В темноте он не смог сдержать улыбки. Лаки напоминала одинокого маленького ребенка, с нетерпением ожидавшего освобождения из мрачного узилища.— Заберусь в ванну.Она невесело рассмеялась.— Я тоже. В горячую и надолго, а еще я потребую туда стакан холодного белого вина. И музыку, что-нибудь из Донны Саммер или Стиви Уандера.— А как насчет Милли Джексон или Айзека Хайеса?— Ты предпочитаешь их?— Конечно.— Правда?— Что тебя удивляет?— Мне как-то в голову не приходило, что типам вроде тебя может нравиться «соул».— А что таким типам нравится?— Н-не знаю. «Мидл оф зэ роуд». Герь Алперт, Барри Манилов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62