Джино казался исполненным непоколебимой уверенности в себе, той уверенности, что приходит с годами, совершенно естественной для добившегося успеха сорока — или пятидесятилетнего мужчины, но уж никак не вяжущейся с двадцативосьмилетним Джино. И все же теперь его друг ничем не напоминал уличного мальчишку. Ухоженность и лоск во всем: от кончиков пальцев до носков ботинок.Джино давно уже забыл, что когда-то не жалел бриолина для своих волос. Густые и волнистые, теперь они аккуратно уложены в короткой стрижке. А потом, он стал выше ростом.Коста не знал, что вырасти Джино помогли специальные прокладки в обуви.Одежда — только лучшего качества. Темной ткани, шитые на заказ костюмы-тройки, шелковые итальянские рубашки, свитера из тончайшего кашемира, свободного кроя пальто из викуньи. В прошлом остались костюмы в полоску и яркие безвкусные галстуки.Солидных мужских украшений тоже было в меру: бриллиантовая булавка для галстука, массивные золотые запонки, выполненные в одном стиле с дорогими часами от Картье. На мизинце — очень простой работы перстень с одним-единственным великолепным розовым бриллиантом.И только шрам на щеке мог подсказать наблюдателю, с чего Джино начинал. Шрам и холодный блеск черных зрачков, таивших в своей глубине неукротимую первобытную дикость.Коста бросил взгляд на часы.— Осталось ровно тридцать минут, — несколько нервно заметил он. — Как у тебя настроение?— Отлично, малыш.— Не волнуешься?— Из-за чего? Я живу с ней уже шесть лет. Коста кивнул. Ну да, конечно. С того самого времени, как Леонора вышла замуж…Как бы прочитав его мысли, Джино невозмутимым голосом спросил:— Что там Леонора?Левое веко Косты чуть заметно дрогнуло.— У нее все в порядке.Ему не хотелось говорить правду. Леонора пристрастилась к спиртному, спала с каждым встречным, почти не ночуя дома и совершенно забыв про свою дочь.— А девочка? Сколько ей уже?— Почти шесть. Хорошенькая куколка. В горле у Джино стоял комок, однако голос звучал по-прежнему ровно.— Да. Так я и думал. Как ее зовут?— Мария.Он затушил окурок сигары.— Славное имя.На мгновение мелькнула мысль — а ведь он в любой день может зачать в Синди своего ребенка.— Может, ты закончишь свой туалет? Джино поднялся.— Ты прав.Он окинул взглядом Косту. Парень смотрелся неплохо. Приятные черты лица, вылитый образцовый студент юридического колледжа, с блеском завершивший трехлетний курс обучения. Джино знал, что сейчас Коста работает в фирме своего отца.— Девушку ты себе так и не завел? Постоянную? Коста усмехнулся.— Ты что, не читаешь мои письма?— Как это не читаю! Зачитываюсь ими.— Тогда что же ты задаешь мне такие вопросы? Еще полгода назад я написал тебе, что обручился с Дженнифер Бриэрли.— Видимо, это письмо почта потеряла. Как она выглядит?— Дженнифер? Да ты же видел ее. Подружка Леоноры, помнишь, когда ты приезжал к нам?— Ах да… ну конечно… очень неплоха. — Он абсолютно не помнил, что эта Дженнифер из себя представляет. — И когда же ты решишься?Коста посерьезнел.— Не знаю. Нужно подождать, пока я окончательно стану на ноги. Год, может, два.— Эй, — Джино подтолкнул друга локтем, — а помнишь кискин дом, куда мы с тобой ходили? Твое крещение, а? — Он захохотал. — Никогда не забуду выражения твоего лица, когда ты от нее вышел! Как будто ты только что впервые попробовал мороженое. Готов поклясться, что к ней ты больше не приходил!— Приходил, — ухмыльнулся Коста.— Господи помилуй!Стук в дверь прервал их воспоминания. Коста поднялся.На пороге стояла Клементина, изящная, в элегантном платье розового шелка с черной отделкой.— Вы позволите мне войти? Коста учтиво склонил голову.— Прошу вас, миссис Дьюк.— Зовите меня Клементина. — Она плавно проскользнула мимо него к Джино. — Привет, — мягко проговорила она, беря его руку в свои. — Жених уже готов?— К чему?Клементина провела языком по тонким губам.— К церемонии, конечно.— Сколько у меня в запасе времени?— Еще двадцать пять минут.— Послушай, Коста, — как ни в чем не бывало сказал Джино, — будь добр, зайди за мной через двадцать минут. Мне нужно сказать Клемми пару слов наедине.— Как прикажете.
Бросив на Клементину восхищенный взгляд, Коста вышел.— Малыш влюбился в тебя, — констатировал Джино, когда дверь закрылась.Клементина подошла к туалетному столику, чтобы внимательно рассмотреть свое отражение в зеркале.— Неужели? — равнодушным голосом спросила она.— Готов держать пари. — Джино подошел к ней сзади, обнял. — Так же, впрочем, как и я, но я — на свой лад.Крепко прижав Клементину к себе, Джино стоял и раскачивался из стороны в сторону.— Ах вот как?Он продолжал раскачиваться.Она почувствовала, как напрягся его член.— Джино!Но он уже расстегивал брюки.— Хочу трахнуть тебя еще раз — пока холост.— Не говори глупостей! У нас нет времени. Я уже совсем одета. И в любом случае — не здесь. Это невозможно.— Невозможного не бывает. — Пальцы его проворно бегали по пуговицам ее блузки. — Ты сама меня этому учила.Клементина поняла, что Джино не шутит.— Но это же просто смешно, — слабо сопротивлялась она.— Да. Ну и что?Справившись с блузкой, он отбросил ее на кровать. Через мгновение туда же полетели и кружевные трусики.— Осторожнее! Моя косметика… прическа…— Обопрись о стол. Все останется как есть. Она склонилась над столиком, упершись в него руками, уже изнывая от нетерпения. Он вошел в нее сзади мягко, медленно, так, будто в их распоряжении была целая вечность.— О-о… — У Клементины перехватило дыхание. — Ты оказался способным учеником…— С такой учительницей…Он стоял и раскачивался, и мысли его были заняты предстоящим бракосочетанием, Синди, будущим ребенком.И впервые за много-много месяцев он подумал о Леоноре.Кончая, он дрожал, как дикий зверь. Обрушившаяся лавина оргазма стерла из памяти все воспоминания.Сегодня он станет законным мужем законной жены. Жизнь начнется заново. КЭРРИ. 1928 — 1934 Все вокруг терялось в пустоте: доктора, сиделки, стены палаты. Лица. Голоса.Кому они все нужны? Да пусть горят в аду.— Как твое имя, милочка?— Кто ты?— Сколько тебе лет?— Кто это с тобой сделал?— Как тебя зовут?— Где ты живешь?— Где твоя мать?— Кто твой отец?— Сколько тебе лет?Вопросы. Вопросы. Вопросы. До тех пор, пока вырвавшийся из ее горла вопль не погрузил их всех — безликих — в Тишину.И каждый следующий день все повторялось сначала.Ее истерзанное тело не находило покоя, криком чудовищной боли кричала каждая клеточка.Крик. Конвульсии. Еще крик, и еще, и еще — до того момента, когда ее, завернув во что-то белое и плотное, не понесли куда-то.Она очнулась в другом мире. В комнате, где никто не обращал на нее внимания, когда она кричала, рвала на себе волосы, царапала ногтями лицо.Никаких вопросов.И то же ощущение жуткой боли, те же конвульсии, та же агония.Она жила жизнью зверя, бросаясь на еду, которую приносил ей охранник в форме, давясь кусками хлеба, лакая, как собака, воду из чашки, стоявшей на полу.В течение двух лет даже проблеска мысли ни разу не мелькнуло у нее в голове. Разум оставил ее, мозг был абсолютно чист.Но как-то ночью, проснувшись часа в три, она вдруг с удивительной ясностью поняла, что она — Кэрри. Так почему же она не дома, не вместе со своей семьей? Она рванулась к запертой двери, стала призывать помощь, однако никто не пришел. Это ее озадачило и напугало. Что с ней такое приключилось?Утром Кэрри набросилась с расспросами на человека, принесшего ей пищу.— Что я здесь делаю? Где я?Охранник отпрянул в сторону. От этих помешанных всего ожидать можно. Никогда не знаешь, что они сейчас выкинут.— Ешь! — грубо скомандовал человек, ставя чашку с едой на пол.— Я не хочу есть! — что было сил закричала Кэрри. — Я хочу домой!Через несколько часов к ней в палату вошел врач.— Я вижу, ты заговорила.Глаза Кэрри от удивления расширились.— А как же мне не говорить!— Кто ты такая? Как твое имя?— Меня зовут Кэрри. Я живу в Филадельфии, вместе со своей семьей. Мне тринадцать лет.— Тринадцать? — Брови врача поползли вверх.— Да, тринадцать. — На ее щеках появились слезы. — Я хочу домой. Я хочу к маме Сонни… Я хочу к маме…Никуда ее не отпустили. Ее оставили там, где она была. А поскольку теперь она уже более не походила на маленького зверька, ей дали работу. Она убирала палаты, мыла полы, готовила пищу, и в конце дня, изнуренная, без сил валилась на свою койку, стоявшую в переполненной комнате.Так шли годы.Раз в месяц ее осматривал доктор.— Сколько тебе лет?— Тринадцать.— Где ты живешь?— В Филадельфии, с родителями.Они не могли ее никуда отпустить.Кэрри была не в состоянии понять, что вокруг нее происходит. По ночам она плакала. Она скучала по школе, по своим братикам и сестричкам, по подругам. Почему, ну почему ее держат в этом ужасном месте?В этом месте жили люди, лишившиеся разума. Буйнопомешанные. Постепенно Кэрри научилась держаться подальше от них.Ведь ей всего тринадцать лет, она должна быть осторожнее в общении с окружающими. ДЖИНО. 1937 - Эй! — воскликнул Джино. — А знаешь, у тебя это неплохо получается! , Рыжеволосая хозяйка, ее звали Би, или Пчелка, в шутливом негодовании откинула голову назад.— Мистер Сантанджело! Вы, наверное, говорите это всем девушкам!Стараясь оградить себя от чудовищного обвинения, Джино поднял вверх руки.— Кто? Я? Да ты шутишь!Пчелка улыбнулась и резким движением головы забросила назад тяжелую массу золотисто-медных волос.— У вас сложилась… определенная репутация.— Положительная, надеюсь?— Ода.— Рад слышать, рад слышать это.Поднявшись из-за огромного, орехового дерева, письменного стола, Джино выпрямился и потянулся. Девчонка ему очень нравилась, но он вовсе не собирался ради нее превращаться в дрессированную собачку.— И давно ты у меня работаешь, Пчелка? Ее пробрала дрожь. То ли от того, что в воздухе разливалась прохлада, то ли от мысли, неожиданной и ужасной, что ее готовы уволить?— Три месяца, мистер Сантанджело.— Тебе у меня нравится?— У вас отличный клуб.— А повышение ты уже получила?— Еще нет.Вот оно. Или — повышение, или — ее выставят вон.— Хочешь, я отвезу тебя сегодня вечером домой, а по дороге мы обсудим это?— Да.Он улыбнулся.— Значит, да? — Глаза его лениво скользнули по ее телу. — А как насчет «да, пожалуйста»?— Да, пожалуйста, мистер Сантанджело. Улыбка его сделалась шире. Джино уже предвкушал наслаждение. Наслаждение ею. Ее волосами. Молочко-белой кожей. Агрессивно-вздернутыми грудями.— Вот что я тебе скажу. Придешь в мой кабинет к двенадцати.Она повернулась к двери.— Да, и… Подбери волосы. Уложи их повыше на своей аккуратной головке. Ну, беги, — разрешил он ей наконец, — мне нужно еще сделать пару звонков.Пчелка направилась к двери; взгляд Джино не мог оторваться от ее соблазнительно покачивающихся ягодиц. Он любил, чтобы женщины сзади было много, чтобы было за что ухватиться рукой. Клементина этим похвастать не могла, у Синди попка высокая, круглая и маленькая, как у мальчика.Синди. Уже три года он живет с этой шлюхой, три долгих года — и никакого намека на то, что она в состоянии, подобно всем женщинам, забеременеть. Это сводило Джино с ума. Синди клялась, что не применяет никаких штучек, но в таком случае почему же она никак не родит?В кабинет ввалился Алдо. Тридцать один год, а он уже округлился, как хороший пудинг.— Когда ты растрясешь наконец свой жир? — грубовато спросил его Джино, не сочтя нужным обменяться приветствиями.— Люблю поесть. Ужасное дело.— Если в тебя как-нибудь попадет пуля, то ты просто вытечешь весь, как снеговик.— Что же мне делать, если Барбара так вкусно готовит?— Так в чем дело? — оставив шутки в стороне, перешел к сути Джино.Алдо начал рассказывать.Джино слушал и зевал. Не для того он создан, чтобы сидеть за столом и считать деньги. Ему требовалось действовать, ему нужны острые ощущения. А в последнее время эти ощущения он испытывал только в обществе подцепленных где попало шлюх. Однако, несмотря на все это, он считал себя везучим. Такой партнер, как сенатор Дьюк, давал стопроцентную гарантию его личной безопасности. Плюс друзья в самых высоких сферах, друзья, с которыми он поддерживал весьма тесные отношения. И все же, и все же… Важные и влиятельные друзья тоже не всегда могли помочь. Лаки Лючиано, глава их комитета, в прошлом году вынужден был отправиться за решетку — по дутому обвинению в сутенерстве. Дутому, потому что на самом деле Лаки фактически никогда не занимался продажей на улице женского тела. Он возглавлял огромный преступный синдикат, одним из направлений деятельности которого была организованная проституция. Как бы там ни было, бедняге пришлось перейти на государственное содержание. Срок обещан солидный — от тридцати до пятидесяти лет. Известие об этом повергло в ужас все сообщество. Если Лаки Лючиано так загремел, то чья же очередь на подходе?Джино привык к мысли, что ему подобное не угрожает, поскольку после разрыва с Боннатти большая часть всего его бизнеса представляла собой абсолютно законные сделки. Он не имел ничего общего с наркотиками или проституцией. Пара внушительно брошенных его боевиками слов здесь, пара — там, и колесики отлично налаженного механизма продолжают крутиться ровно и без всяких сбоев.— У тебя все готово к поездке? — поинтересовался Алдо.— Полностью. Выезжаю завтра утром. Синди бегает по магазинам — закупает то, что не успела купить вчера.— Женщины! Вот кто умеет тратить деньги!— И это ты говоришь мне!Туалеты Синди и парикмахерские, ее драгоценности и меха — все это уже стоило Джино целого состояния. Дешевой женщиной его жену никак нельзя назвать. Ну так что? Ему это по карману. В одних только инвестициях он имел капитал, оцениваемый более чем в миллион долларов. Благодаря сенатору Дьюку. Благодаря Клементине.Сейчас ему уже хотелось свободы. Свободы от нее. Миссис Дьюк по-прежнему выглядела ошеломляющей дамой, и все же с него достаточно.Однако она не готова дать ему эту свободу. Джино изобретал предлоги, отказываясь от встреч. Клементина предлагала новое время. Джино отвечал, что и тогда будет занят. Она ставила вопрос в лоб:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62