— Так что придется подождать. Взгляды мужчин скрестились. Джек пожал плечами.— Ну да, ну да. Только это бесполезная трата времени. Мы хотим только посадить ее в машину и отвезти домой, к мамочке, а уж завтра утром она будет бегать, как заводная.— Вот-вот, — бросил Джино, — готовиться к новой ночи.— Как? — переспросил Белый Джек, — простите? Их перебила Долли.— А может, нам только взглянуть на нее, забрать свои вещи и приехать за крошкой завтра утром?Джино кивнул. Эта блондинка быстро соображает — нарвалась на неприятности и хочет побыстрее свалить.— Вы не можете оставить ее здесь! — в ужасе воскликнула Клементина.Джино в удивлении повернул к ней голову.— Почему? Вы собираетесь выбросить ее на улицу в таком состоянии?— Ее брат готов отвезти ее домой.— Он не брат ей, а обыкновенное дерьмо.— Не знаю, кто ты такой, — с угрозой в голосе начал Джек, — но…И вновь вмешалась Долли, вцепившись с силой в его руку.— Подождем в машине. Не нужно никаких ссор. Она потащила его вниз по лестнице, сделав знак Люсиль. Последним спускался Скотт — удостовериться, что гости благополучно отбыли восвояси. Клементина ничего не понимала.— Что происходит, Джино? — озадаченно спросила она.— Они сматываются. Со всех ног.— Но почему?— Потому что ваш доктор в любую минуту может заорать на всю улицу, что девчонку накачали наркотиками, что она несовершеннолетняя, и за такие штуки очень легко угодить за решетку.— По-твоему, это они давали ей наркотики?— Скорее всего да.— Его родной сестре?— Не будьте наивной, Клементина. Она такая же ему сестра, как я вам — брат.В воздухе повисло молчание.— Понимаю, — наконец отозвалась Клементина. До того как из двери спальни вышел доктор, они больше не проронили ни слова.— Девчонка — законченная наркоманка, — коротко информировал он Клементину и Джино. — Последняя доза оказалась для нее слишком большой. Ее немедленно нужно отправить в больницу.— О Господи! Где Освальд? Он знает, что делать!— Ничего сложного в этом нет, — попытался помочь Джино. — Вызвать «скорую»…— Это невозможно! Какая будет огласка! «Наркоманка на рауте у сенатора» — вот что будут кричать газеты! Невозможно!Джино кивнул. Она права.— Послушайте, — брюзгливо заговорил доктор Рейнолдс, — она в отвратительном состоянии. Нужна срочная госпитализация.— Я отвезу ее, — принял решение Джино.— Но если ты привезешь ее в больницу, не подумают ли там, что и ты замешан в чем-то таком? — обратилась к нему с вопросом Клементина.— Об этом я сам побеспокоюсь. Так, нужно перенести ее в мою машину.— Спасибо, — с благодарностью прошептала Клементина. — Ты не пожалеешь об этом. СРЕДА, 13 ИЮЛЯ 1977 ГОДА НЬЮ-ЙОРК И ФИЛАДЕЛЬФИЯ - По-моему, у меня начинаются галлюцинации, — простонала Лаки. — Или же я, черт возьми, начинаю сходить с ума! Я все время вижу перед собой огромную мягкую кровать и запотевший стакан апельсинового сока. — Она завозилась на полу кабины. — У меня уже мозоль на заднице! А у тебя?Стив промолчал.— Спасибо, со мной все в порядке! — она скопировала его голос. — Ну еще бы! У тебя там, наверное, сыромятная кожа. Тебе, похоже, сам Господь запрещает ныть и жаловаться. — Она смолкла, ожидая хоть слова в ответ.Ответа не было.— А вдруг я заработаю себе пролежень? Молчание.— Почему ты набрал в рот воды, сукин ты сын? Молчание.— Да ты просто дырка в заднице — ты знаешь об этом? Лаки встала и потянулась. Нельзя терять форму. О Боже! Интересно, одиночки в тюрьмах такие же? Тогда нет ничего странного в том, что заключенные бунтуют.Прогнувшись, она склонилась вниз и коснулась пальцами пола. Вновь уселась в изнеможении. Одежды на ее теле не осталось никакой: всю ее она подложила под себя, чтобы было мягче сидеть. Ха! Веселенькое зрелище представят они оба утром, когда их все-таки вытащат отсюда. Пожарным, или полицейским, или кому-то там еще, кто за ними явится, будет на что посмотреть. ОБНАЖЕННАЯ ЖЕНЩИНА В КАБИНЕ ЛИФТА НАЕДИНЕ С НЕГРОМ. Или еще лучше: ЛАКИ САНТАНДЖЕЛО, ДОЧЬ ЗНАМЕНИТОГО ДЖИНО САНТАНДЖЕЛО, ОБНАРУЖЕНА ГОЛОЙ В КАБИНЕ ЛИФТА ВМЕСТЕ С ЧЕРНОКОЖИМ.Джино. Чтоб его! И с чего это она о нем вспомнила?«Да потому что он возвращается домой, вот с чего. Но что я могу сделать, если заперта в этом трижды долбаном лифте?»Парень с воплями ворвался в кухню, выкрикивая самые грязные ругательства.— Я отыщу тебя, членосос! Я оторву тебе яйца и буду играть ими в теннис!Сжимая в руке кухонный нож, Дарио затаился в своем темном углу.— Вылезай, гомик! Я же знаю, где ты, я знаю это! — Сумасшедший смех. — Я освежую тебя, как кусок говядины! А потом поджарю твою жопу и съем ее!Кэрри не отводила взгляда от входа на мясной рынок, расположенный на Сто двадцать пятой улице. Она простояла здесь уже не меньше часа.Постепенно до ее сознания дошло, что никто и не собирается к ней приблизиться. Никто не спешит нарушить ее одиночество. Авария, видимо, смешала планы шантажиста.Вдоль улицы уже кое-где виднелись языки пламени, вдалеке слышались сирены пожарных автомобилей. Из собравшейся неуправляемой толпы в пожарников летели пустые бутылки, жестяные банки.Внезапно у Кэрри засосало в желудке. Совсем неподалеку от нее группа подростков тащила в подъезд упиравшуюся девчонку. Чуть дальше она увидела пожилого человека, тащившего, забыв о крови, сочившейся из многочисленных порезов на голове и лице, тяжелую стереосистему. Однако не успел человек сделать несколько шагов по проезжей части улицы, как двое мужчин вырвали у него громоздкую коробку и сбили с ног.Кэрри бросилась бежать.Избавившись от стюардессы, Джино потянулся к телефонной трубке.— Какой вам нужен номер? — услышал он голос телефонистки.Он начал диктовать ей нью-йоркский номер Косты Дзеннокотти, но тут же передумал. Лучше обойтись без звонков. Ни к чему давать ФБР возможность выяснить, где он находится. Ведь телефон Косты скорее всего прослушивается.— Ничего не нужно, — сказал он в трубку. Поднявшись, Джино расстегнул брюки и второй раз за вечер снял их. Не сдержавшись, улыбнулся.
Кто бы мог подумать, что Джино — Жеребец Джино — оттолкнет от себя уже готовую на все молоденькую шлюшку? Жеребец, старое, почти забытое прозвище. Давненько уже никто его так не называл.Он влез в пижаму, положил под подушку пистолет и включил телевизор.Джонни Карсон.Устроившись поудобнее, Джино не отводил глаз от экрана.Джонни Карсон. Вот теперь он почувствовал, что действительно вернулся в Америку.— Эй, — пробормотала Лаки, — как ты думаешь, а не можем мы в этой парилке задохнуться? Я уже чувствую, что воздуха почти не осталось.— Воздуха здесь достаточно, просто он горячий, этот воздух.— Ага! Заговорил наконец. Спасибо и на этом!Вздохнув, Стив переменил позу.«Да, Лаки, задница моя окаменела, спина не гнется, ноги ноют, я хочу ссать, а за глоток воды готов убить».Вслух же он сказал:— Почему вы думаете, что разговоры чему-нибудь помогут? Совершенно очевидно, что общего у нас с вами ничего нет. Комфорта здесь для меня недостаточно, и я не испытываю ни малейшей нужды во всяких дурацких беседах.— Огромное спасибо! Но, знаете ли, сэр, спорить можно только вдвоем.— Именно поэтому я и молчал.— Я вам не нравлюсь?— Послушайте, леди, ведь я вас даже не знаю, и не думаю, что захочу знать.— Почему?— Опять все сначала. Лаки зевнула.— Но ты же знаешь меня.— Что вы имеете в виду?— Я-то тебя знаю.— Каким образом?Улыбнувшись в темноте, Лаки проговорила с тягучим гарлемским акцентом:— Я чую, как пахнут твои яйца, самец. Вновь ей удалось смутить его. Вновь наступило молчание.Лаки наморщила носик. В лифте действительно пахло потом. Их потом. Собственно, не пахло даже, а воняло.— Простите, — мягко сказала она. — Я просто рехнулась. Сколько мы уже здесь сидим? Он не ответил.Дарио боялся сделать выдох. Парень стоял где-то совсем рядом, рукой можно дотронуться. Пальцы, стискивавшие нож, стали мокрыми от пота.Теперь его противник двигался медленно и настороженно, чувствуя, видимо, что жертва уже недалеко. Вопли прекратились, парень только вполголоса ласково призывал:— Эй, выблядок… членосос… жополиз…Кэрри вбежала прямо в широко расставленные руки полисмена, грубо схватившего ее.— Куда торопишься, чернушка?Кэрри давно уже забыла, когда ее в последний раз так называли. Увидев перед собой его широкое лицо, она отвела назад руку и со всего размаху отвесила полицейскому пощечину.Тот удивился.— Ну не сукин ли я сын?!Вырвавшись, она бросилась прочь. Однако прожитые годы взяли свое, он нагнал ее без труда.— Ты арестована, сука! — Он щелкнул наручниками. — Оскорбление полицейского при исполнении!— Вы не поняли, — выдохнула Кэрри. Я — миссис Эллиот Беркли!— Так что же? А я — Долли Партон. И это вовсе не значит, что я — дерьмо!Пихая Кэрри в спину, он повел ее к стоявшему у тротуара полицейскому фургону и резким движением руки затолкал внутрь. Фургон был полон причитающих чернокожих, Кэрри не смогла даже присесть. Ее плечи и бедра вжимались в тела других задержанных.— Какая несправедливость! — застонал рядом с ней очень высокий негр. — Я взял всего пару тапочек! Рядом хватали кроссовки по шестьдесят долларов, а я-то — только тапочки!Молодая привлекательная пуэрториканка стояла, раскачиваясь, губы ее почти беззвучно повторяли:— За что? За что?То же самое хотела бы знать и Кэрри.Ровно в половине третьего ночи в дверь номера Джино постучали. Проснулся Джино не сразу, не в состоянии понять, где он находится. Бросив взгляд на часы, он влез в свой шелковый халат, сунул в карман пистолет и подошел к двери.— Кто?В голове пронеслась мысль: «Какого дьявола я торчу в одиночестве здесь, во вшивой филадельфийской ночлежке?»Да, вот он и в самом деле вернулся в Америку. А в Америке так, запросто, в свое удовольствие не потрахаешься. Нет, и особенно теперь, когда ты — Джино Сантанджело. ДЖИНО. 1934 Клементина Дьюк оказалась права. Джино и вправду не пришлось жалеть о том решении, что он принял октябрьским вечером шесть лет назад у ворот дома мистера и миссис Дьюк. Тот момент стал поворотным в его жизни.Джино лежал на постели в голубой спальне, предназначавшейся гостям дома в Уэстчестерс. Внезапно на него нахлынули воспоминания.На полной скорости он пригнал машину к больнице, высадил девчонку на ступенях, нажал кнопку звонка и тут асе бросился к машине, исчезнув еще до того, как кто-либо успел задать ему хоть вопрос. Что там было с девчонкой потом — ее собственные проблемы. Неудачников на своем веку Джино повидал немало.Клементина Дьюк была исполнена самой искренней признательности. В начале следующей недели она пригласила Джино в свой городской особняк, чтобы обсудить случившееся. К ужину, как она сказала. Но с приходом Джино мысль об ужине отошла на второй план.Тот вечер запомнился Джино навсегда. В доме только они вдвоем — ни слуг, ни сенатора. Горящие свечи, курильницы, дымящиеся благовониями.На Клементине халат из блестящего белого шелка. Проклятые соски упрямо лезут Джино в глаза. Крепко сжав его руку, Клементина низким голосом проговорила:— Полагаю, ты знаешь, что мой муж — гомосексуалист.— Кто?— Гомосексуалист. То есть мужчина, которого нисколько не возбуждает то, что я закидываю ему ляжки за спину. Наоборот, он любит других мужчин. Ему нравятся их плоские мускулистые ягодицы. Желательно молодые. Желательно черные.— Ты хочешь сказать, что он педик?— У тебя отвратительный уличный язык.— Фью! — Джино присвистнул сквозь стиснутые зубы. — Ты, должно быть, шутишь. Педики не женятся.— Вот как? Скажи об этом моему мужу. Думаю, он захотел бы поспорить с тобой по этому вопросу.— Для чего ты мне все это говоришь?— А как ты сам считаешь? — Ее сузившиеся глаза стали похожи на кошачьи, она взяла его руку и положила себе на грудь.Иного приглашения Джино не требовалось. В конце концов, под роскошными одеяниями Клементина представляла собой всего-навсего еще одну классическую потаскушку.Ублажил Джино ее от души, там же, при свете свечей.Грудь Клементины вздымалась, она шептала сквозь стоны его имя; наконец тело ее расслабилось в оргазме. Улыбнувшись, она удовлетворенно произнесла:— Я знала, что ты будешь великолепен. Грубоват немного, но это простительно — ты еще так молод.Джино почувствовал себя оскорбленным. До этого ему еще ни разу не приходилось выслушивать жалобы.— Эй, что значит «грубоват»?— Я покажу тебе.И Клементина показала. Шаг за шагом провела она его по только что пройденному пути, но на этот раз вынудила Джино делать все очень-очень медленно, очень-очень нежно.— Вместо того чтобы сосать мою грудь, полижи ее, — предложила она. — Дай мне ощутить, как это приятно. — Джино на деле испытал правоту ее слов. — Когда ты входишь в меня, не спеши, расслабься. Ты ведь не воду качаешь, ты должен получить чувственное наслаждение.— Как? Как?— Насытить свою похоть. Свои плотские желания.— Эй, не могла бы ты говорить попроще? Клементина тихо рассмеялась.— Мне кажется, ты настолько сосредотачиваешься на том, чтобы угодить женщине, что напрочь забываешь о собственном удовольствии.— Мне тоже приятно, — возразил он. Она положила свой пальчик ему на губы.— Конечно. Дикий оргазм. А я хочу, чтобы он длился у тебя столько же, сколько у меня.Он погладил ее мягкую белую попку.— Ни слова не понимаю из того, что ты говоришь.— Поймешь. Поймешь.И он действительно понял. Позже.Несколько месяцев спустя их занятия любовью сделались настолько изощренными, что Джино с трудом дожидался очередной встречи. Теперь до него дошло, что она имела в виду. Освоился даже с некоторыми ее словами: сладострастный, гедонический, чувственный. Но то, что они испытывали в объятиях друг друга, нельзя описать даже этими мудреными терминами. До этого Джино привык считать себя достаточно опытным любовником, а оказывается, он всего лишь играл в детские игры.Встречаясь после жарких постельных схваток лицом к лицу с сенатором, Джино начинал испытывать комплекс вины.— Не будь смешным, — издевалась над ним Клементина. — Его это ничуть не беспокоит — у него свои собственные интересы. Я же тебе говорила. К тому же ты ему нравишься, он считает тебя ловкачом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62