– Хватит, Каролина. Ты стала умной, но прибереги свой ум для старого Лейбница и всех прочих. На мне его не испытывай.
– Да, это было бы напрасной тратой времени.
– Ты боишься, что сейчас я тебя поцелую, – он приблизил губы к лицу Каролины. – Бедная Каролина, ее еще никто никогда не целовал. По правде говоря, тебе пора бы это испытать, ведь ты уже довольно старая. Ты жаждешь знаний. Так почему же отказываешься от этого?
Каролина оттолкнула его.
– Не зазнавайся, – крикнул он. – Кузина София Доротея в десять раз красивее тебя. Когда она будет рядом, я и не взгляну в твою сторону.
Она очень встревожилась, в особенности потому, что браки часто устраиваются без согласия обеих сторон.
* * *
Ничем так не наслаждалась старая герцогиня, как беседами наедине с дочерью. Она восхищалась Софией Шарлоттой больше, чем кем бы то ни было, и любила ее нежнее, чем других своих детей. София Шарлотта была не только красивой и талантливой, она была мудрой.
Герцогиня София не представляла, что она сама могла бы лучше устроить свою собственную жизнь. Она не любила Эрнеста Августа, когда выходила за него замуж, и, несомненно, предпочла бы герцога Целле, с которым была до этого обручена. (По иронии судьбы ее несчастная невестка, София Доротея, сейчас томившаяся в тюрьме Олдена, была дочерью герцога Целле). Но София приняла Эрнеста Августа, а ее происхождение и достоинство давали ей определенную власть. От нее лишь требовалось позволять мужу иметь любовниц и жить, как нравится. И она никогда не протестовала и не выражала неудовольствия. За это муж гарантировал ей положение достойное курфюрстины и принцессы королевской крови, и она могла решать по своей воле те вопросы, которые не противоречили его желаниям. Это было своего рода соглашение, и только исключительно мудрая женщина сумела бы никогда не нарушать его. Герцогиня София сумела.
София Шарлотта обладала одним даром, которым природа обделила ее мать, – красотой. И старая герцогиня первой бы подтвердила, что это очень ценный дар. Софии Шарлотте не приходилось смиряться с мужем, предпочитавшим других женщин. Она отстаивала свои жизненные принципы с такой же твердостью, как и мать, но с большим очарованием и достоинством.
Старой даме доставляло огромное удовольствие видеть дочь в этом великолепном дворце, и она искренне гордилась Софией Шарлоттой.
– Что вы думаете о моей Каролине? Скажите откровенно, – спросила маркграфиня у матери.
– Я нахожу ее приятным созданием и готова полюбить ее за то, что ее присутствие сделало тебя счастливой.
– Никто не доставил мне столько радости, как эта девочка. Я привезла ее сюда, считая это своим долгом. Конечно, она мне понравилась с первого взгляда, но я никогда не думала, что найду в ней дочь, о которой мечтала всю жизнь.
– Если бы я осталась здесь, то полюбила бы эту девочку так же, как и ты. Она очень похожа на тебя, потому что ты ее такой сделала. Когда я слышу, как она разговаривает, мне кажется, что слышу тебя.
– Я тоже замечала наше сходство, – обрадовалась София Шарлотта.
– Она даже выглядит, как ты, потому что подражает тебе. Если ты оденешь боа, то на следующий день и она накидывает боа.
– Она совершенно очаровательное существо. Иногда меня пугает мысль, что я буду делать, когда она уедет?
– Ты имеешь в виду замужество?
– Порой я со страхом гляжу на нее. Ведь она больше не ребенок. Многие в ее возрасте уже замужем. И по-моему, скоро наступит день…
– Да, – согласилась София, – день скоро наступит. Как ты считаешь, она подходит Фридриху Вильгельму?
– Отец никогда не даст на это согласия.
– Разве ты не способна переубедить его? Насколько я знаю тебя, дорогая…
– Только не в государственных делах. А брак Фридриха Вильгельма скорее всего станет государственным делом.
– К счастью, для Каролины.
– Вы не высокого мнения о своем внуке?
– Моя любимейшая дочь, некоторые из нас становятся слепыми, когда речь заходит о детях, но ты для этого слишком умна. Он невоспитанный, грубый, неуправляемый.
София Шарлотта подавленно опустила голову, и мать погладила ее по руке.
– Так бывает, дети разочаровывают нас. Могу тебе признаться, что мой собственный сын, Георг Людвиг, вызывает у меня презрение. Разве мы с тобой из тех, кто рад обманываться? Если мы готовы обманываться и делать глупости, то зачем же тогда слушаем умные разговоры в садах и беседках? Нет, мы видим правду. В этом наша сила. Мой старший сын – жестокий и невежественный мужлан. У твоего пока еще нет черт, столь же отвратительных, но те, что есть, явно неприятны. Посмотри в лицо правде, дочь.
– У вас, мама, много детей, а у меня единственный сын. Ведь вы не во всех разочаровались?
– У меня лучшая в мире дочь… и, как мне представляется, у тебя тоже.
– Каролина не моя плоть и кровь.
– Сейчас ты противоречишь сама себе. Каролина для тебе все, чем может быть любая дочь. Ты считаешь, что меньше ее любишь потому, что не мучилась в схватках, рожая ее? Будь рациональной. Разве не об этом ты говоришь со своими философами.
– Вы правы, мама. Мне не на что жаловаться, пока Каролина рядом! Но дочери оставляют матерей, когда вступают в брак. Этого я и боюсь, если не…
Старая дама улыбнулась, рассеянно глядя на живописный фонтан, журчавший в глубине парка – величественного шедевра Ленотра.
«Мою дорогую дочь ждет трудно разрешимая проблема, – подумала она. – Удержать свою ненаглядную Каролину, выдав ее замуж за человека, которого можно считать одним из самых перспективных принцев Германии и в тоже время худшим из возможных мужей. Или же позволить ей выйти замуж за кого-то другого и уехать».
София легко представила, как дочь мучается, перебирая тысячи возможностей, не в силах выбрать одну. Удержать и сохранить при себе или позволить уехать? Брак на стороне может оказаться еще более несчастливым, чем дома. Это реальная проблема. Но брак – всегда игра. И нельзя же всю жизнь защищать Каролину от огорчений. Она должна выйти в мир и встретиться с ним лицом к лицу без покровителей и помощников. И София не сомневалась, что Каролина сумеет правильно вести себя в этом мире.
«Как жаль, – в свою очередь размышляла София Шарлотта, – что нельзя остановить время. Ах, почему очаровательные дочери не могут всегда оставаться юными и преданными компаньонками любящих матерей!»
Между тем мысль старой герцогини шла дальше. В Ганновере есть еще один внук, которому нужна невеста, Георг Август, сын Георга Людвига.
Допустим, Каролина станет его невестой. Допустим, она приедет в Ганновер. Тогда София Шарлотта тоже будет чаще приезжать в Ганновер, а юная невеста часто посещать Берлин. При этом она сама получила бы дочь, которую могла бы любить и уважать.
Очень приятная перспектива для женщины, которая, старея, начала мечтать о молодом обществе и нежной привязанности детей.
София не стала делиться с дочерью своей идеей. И они сидели вдвоем, погрузившись в ласковое, без неловкости, молчание, которым могут наслаждаться только люди, живущие в согласии друг с другом. София Шарлотта думала о возможном браке Каролины со своим сыном, а ее мать мечтала о переезде Каролины в Ганновер в качестве невесты Георга Августа.
«Через некоторое время Фридрих Вильгельм станет королем Пруссии, – размышляла София Шарлотта. – Моя Каролина могла бы быть королевой. Она достаточно умна, чтобы справиться с ним. Вряд ли есть другая девушка, способная совладать с моим сыном».
«Через некоторое время, – думала герцогиня София, – Георг Август может стать королем Англии, и тогда Каролина будет королевой. Королевой Англии! Есть ли цель выше этой в Германии… да и во всем мире?!»
– Дорогая, ты говоришь по-английски? – спросила курфюрстина София у Каролины.
– Нет, – ответила девушка.
– О, какое шокирующее упущение! Тебе надо бы учиться.
– Мне казалось, что в этом нет нужды.
– Казалось, нет нужды! Но это же самый важный в мире язык! Что если ты когда-нибудь поедешь в Англию? Какой смешной дурехой ты будешь выглядеть, не понимая, что тебе говорят.
– Сомневаюсь, что я когда-нибудь поеду в Англию.
– Сейчас же выброси из головы такие мысли! Иногда мне кажется, что ваши разговоры с философами, «почему это», да «почему то», и «куда мы идем», и «прыжок в темноту», и «что будет после смерти» делают человека глупее в будничных жизненных делах.
– Но, пожалуйста, объясните, почему вы думаете, что я должна поехать в Англию?
– Предположим, я бы переехала в Англию и попросила тебя навестить меня.
– Вы собираетесь переехать в Англию?
– Разве тебе моя дочь не рассказывала о своей семье?
– Рассказывала, но…
– Тогда, по-видимому, ты не знаешь наших самых важных родственных связей.
– Не будете ли вы добры просветить меня?
– Моя мать Елизавета – королева Богемии. А ее отец Яков Шестой – король Шотландии. Он стал королем Англии под именем Якова Первого.
– Да, это я знаю.
– Позволь мне освежить твою память. Его сын, Карл Первый, тоже стал королем Англии. Ты знаешь его трагическую судьбу?
– Да. Его по приказу парламента обезглавили, и Оливер Кромвель основал республику.
– Но она долго не просуществовала. Англичане слишком умные. Республика! Вскоре они позвали сына Карла Первого, и Карл Второй показал народу, насколько лучше, когда управляет король, а не парламент.
– Англичане любят удовольствия, поэтому они выступили против пуританской жизни. Так я слышала.
– Да, все правильно. Брат Карла, Яков, поехал следом за ним в Англию, но он был дурак и стал католиком. За это англичане лишили его престола в пользу Марии и ее мужа Уильяма. Но у этой пары не было детей, поэтому на трон взошла Анна, сестра Марии. Она сидит на нем и сейчас, но, понимаешь ли, ей трудно родить здорового ребенка. Если она так и не сумеет обзавестись сыном, кто будет следующим королем Англии?
Каролина постаралась скрыть от старой герцогини невольную улыбку. Как и предупреждала София Шарлотта, старая дама села на своего любимого конька.
– Моя мать, – рассказывала маркграфиня Бранденбургская, – самая проницательная и рассудительная женщина в мире во всех отношениях, кроме одного. Тут она становится неудержимой. Англия – и ее собственные шансы стать королевой этой страны! Шансы очень невелики, но, Бог свидетель, возможность всегда остается. И эта возможность – самая сильная страсть матери.
– У свергнутого короля есть сын, – мягко заметила Каролина, – и он мог бы стать Яковом Третьим.
– Народ его не потерпит. Он католик, именно из-за этого англичане прогнали отца. Зачем же им католик сын, какой в этом смысл? Англичане самые здравомыслящие на свете люди. Где они смогут найти монарха протестанта? Я скажу тебе, Каролина. Они найдут его в Ганновере. Потому что я следующая в линии престолонаследия. Если у Анны не будет сына… А разве эта несчастная женщина сможет родить? У нее водянка, подагра… Им придется обратиться ко мне, если они хотят сохранить протестантскую религию, а они хотят. Я могу стать королевой Англии. А если я буду королевой, то приглашу тебя к своему двору. Хорошенький у тебя будет вид, если ты не сумеешь сказать ни а ни бе. Обещай мне, что ты выучишь язык.
– Обещаю, – сказала Каролина.
* * *
Герцогиня София печально прощалась с Люценбургом.
– До свидания, моя любимейшая дочь. Пиши мне чаще. Ты же знаешь, что значат для меня твои письма.
– И ваши для меня, мама. Позвольте мне знать все, что происходит в Ганновере.
– До свидания, Каролина, дорогая моя девочка. Я буду скучать без тебя. Думаю, мне, наверно, придется послать кого-нибудь из Ганновера, чтобы украсть тебя и привезти ко мне.
Каролина просияла от удовольствия. Она никогда полностью не забывала ужаса Саксонии, хотя сейчас трудно было бы даже сравнивать ее положение с судьбой никому не нужного ребенка, вынужденного прятаться из страха, что его заметят.
София Шарлотта тоже пришла в восторг.
– Ты произвела на маму прекрасное впечатление! – воскликнула она, когда они смотрели вслед удалявшейся кавалькаде. – А это бывает крайне редко. – София Шарлотта положила руку на руку Каролины. – Но не надейся, что я позволю ей украсть тебя. Никому не удастся этого сделать.
Взгляд Софии Шарлотты с беспокойством остановился на сыне, который вместе со всеми пришел попрощаться с уезжавшими гостями. Он выглядел почти дружелюбно. Но мать знала причину его хорошего настроения: он радовался отъезду бабушки.
Фридрих Вильгельм вернулся из Ганновера таким же отталкивающим, каким и уезжал туда.
«Может быть, брак исправит его?» – думала София Шарлотта, обманывая себя.
* * *
После отъезда курфюрстины Софии жизнь в Люценбурге потекла как и прежде, и София Шарлотта пыталась забыть неприятную тему, касавшуюся брака Каролины.
К этому времени курфюрст стал королем Пруссии и благодаря этому важному титулу мог потворствовать своей любви к церемониям еще больше, чем раньше. Втайне Каролина тоже любила участвовать в парадных торжествах и находила огромное удовольствие в том, чтобы одеваться в сверкающие туалеты и появляться на государственных банкетах. Она никогда не говорила об этом, потому что боялась разочаровать Софию Шарлотту такими пристрастиями.
Дни проходили очень приятно, и время летело незаметно. Каролине скоро должно было исполниться двадцать лет. Предполагалось, что если сейчас не найти ей жениха, то она уже никогда не выйдет замуж. Но с другой стороны, разве она не ждала, когда кронпринц Пруссии достигнет нужного для брака возраста?
Каролину очень тревожили подобные разговоры, и она выслушивала их с тяжелым сердцем. Всякий раз, думая о браке, она вспоминала несчастное замужество матери и определенно не хотела менять свое нынешнее положение. Оставить Люценбург! Разве она сможет быть счастлива в другом месте?
Но допустим, она вступит в брак с Фридрихом Вильгельмом… Трудно решить, какая перспектива хуже: оставить Люценбург и уехать с неизвестным мужем или остаться и выйти замуж за человека, которого она не любила.
Кронпринца тоже тревожили слухи, но он выслушивал их с хохотом и спасался в распутстве, еще более шокирующем, чем его недавние мальчишеские выходки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53