Разлад тянется слишком долго – с того времени, как Георг Август узнал, что его мать брошена в темницу.
Ей необходимо сделать выбор: поддерживать мужа или потерять его любовь. Быть в дружеских отношениях и со свекром и с мужем невозможно. И тут Каролина получила первый урок: у нее нет выбора. Она должна принять в конфликте сторону мужа.
Вскоре Каролина сделала и другое неприятное открытие. Лейбниц очень обрадовался, что она теперь живет при Ганноверском дворе. Когда она гуляла с ним в парках Герренхаузена, он объяснил ей, как необходимо здесь присутствие культурного человека.
– В Ганновере совершенно другая обстановка, чем в нашем любимом Люценбурге, – сказал он. – Местные люди совершенно не интересуются миром идей. Возможно, теперь, когда здесь живет Ваше Высочество, положение изменится.
– Но ведь тут курфюрстина София.
– Да, это так. Иначе бы я не приехал сюда. Просто не смог бы существовать в такой трясине невежества. Но курфюрстина стареет, недавно она занемогла, и я очень тревожился за нее. Кроме того, задавать тон в обществе – дело молодых. Вы введете в Ганновере новую моду – моду на знания и культуру.
– Это было бы очень мило.
Курфюрстина София любила проводить часть дня в парке, она присоединилась к ним, и все трое сели на одной из террас.
Они вспоминали Софию Шарлотту и ее взгляды на смерть. Георг Август с другом увидел их и тоже устроился рядом.
– Я знаю, – заметила Каролина, – что она всегда отличалась широтой взглядов. Она обычно говорила, что для обретения веры нужно сперва сделать прыжок в темноту.
– О чем это вы? – спросил Георг Август.
– Мы, Ваше Высочество, говорим о преимуществах веры, – объяснил Лейбниц.
– Что это с вами? – грубо фыркнул Георг Август.
– Это интересная тема, – поддержала Лейбница Каролина. – Королева Пруссии любила обсуждать такие вопросы. Мы постоянно говорили о них в Люценбурге.
– Да, но сейчас ты не в Люценбурге.
– Но мы можем и в Ганновере вести умные беседы.
– Меня не интересуют умные беседы.
– Они бы скоро заинтересовали тебя, если бы ты прочел некоторых философов…
Каролина замолчала, потому что Георг Август бросил на нее странный взгляд, а курфюрстина София быстро вмешалась в разговор.
– О, философы никогда не были во вкусе моего внука, не правда ли, Георг Август?
– Если бы я захотел, они пришлись бы мне по вкусу, но я не хочу. Каролина, ты готова?
Она уже открыла рот, собираясь сказать, что предпочла бы остаться с Лейбницем и курфюрстиной, но встретила предупреждающий взгляд старой дамы.
Каролина моментально поднялась и пошла с Георгом Августом во дворец.
Когда они остались одни, он, не сдерживая раздражения, почти рявкнул:
– Ты долго будешь умничать?
– Умничать?..
– О да… Я должен читать книги, которые ты дашь мне. Я должен учиться, чтобы стать таким умным, как ты.
– Но я не говорила этого.
– Выставляешь меня в таком свете перед этим старым ослом Лейбницем!
– Он не осел. Он один из умнейших людей на свете.
– Умный! Умный! Книги, только разговоров, что о книгах! Вот что: я никому не позволю выставлять меня дураком!
– Но… у меня и намерения не было…
– Намерения не было! – не помня себя, завопил он. Каролина первый раз увидела, каким может быть в ярости муж. Он сорвал свой парик и швырнул его на пол. – Послушай, я женился на тебе. Ты ничего не могла предложить… не говоря уже о приданом… ничего… Но я женился на тебе.
Она чуть не сказала: «Ты женился, потому что король Испании просил моей руки». Но вовремя сдержалась.
И очень правильно сделала, потому что ее молчание чуть усмирило его гнев.
– Мне это не нравится. Жена не должна быть умнее мужа. Не должна! Как ты считаешь?
«Но если она умнее, что поделать?» – подумала Каролина.
– Как ты считаешь? – снова закричал он, ударом ноги посылая парик в другой конец комнаты.
В наступившей тишине будто явился печальный призрак Софии Доротеи и предупредил невестку: «Не иди моим путем».
Нет, тот путь неправильный. Перед мысленным взглядом Каролины пронесся несчастный брак собственной матери.
Умные женщины в браке берут бразды правления в свои руки, но часто делают это, выглядя покорными.
– Конечно, – сказала Каролина, – жена не должна быть умнее мужа.
Улыбка медленно расплывалась на его покрасневшем лице.
Он подошел к парику, поднял его и снова натянул на голову.
Потом приблизился к жене, улыбаясь ласково и очень нежно.
Георг Август начал осыпать страстными поцелуями сначала ее губы, потом плечи и все тело.
– Ты лучшая на свете жена, – проговорил он вдруг охрипшим голосом и напомнил ей своего отца.
Каролине хотелось закричать: «Нет, убирайся вон!»
Но она хорошо усвоила первый урок. Она не может любить этого юнца, его самоуверенность выглядит жалкой. Но если дать ему понять, что она начинает его презирать, ничего хорошего из этого не выйдет.
* * *
Вернувшись в спальню, Георг Людвиг застал там графиню фон Платен. Он, правда, не говорил, что нынче ночью будет нуждаться в ее услугах, но не удивился, увидев ее. Графиня была единственной из его трех официальных любовниц, которая время от времени сама проявляла инициативу.
Георг Людвиг не выразил неудовольствия. Хотя ему нравилось разнообразие, он ограничивался избранным кругом. Он был верным любовником, и если любовница занимала твердое положение, то обычно навсегда сохраняла его. Георг Людвиг принадлежал к тем мужчинам, которые не терпят романтических ухаживаний. Он считал это напрасной тратой времени. Поэтому любовница, которая знала, чего он от нее ждет, будь она даже старой и безобразной, какими, несомненно, стали две его фаворитки, Шулемберг и Кильманзегге, была больше в его вкусе, чем скромная, испуганная девственница.
Графиня фон Платен существенно отличалась от двух других: она была красивая и довольно молодая. Но он ее не выбирал. Она сама обратила на себя его внимание. Когда графиня впервые появилась при Ганноверском дворе в качестве супруги сына премьер-министра, курфюрст ее не заметил. А потом вдруг однажды ночью обнаружил ее в своей спальне. Она бросилась к его ногам, умоляя объяснить, за что он ее обижает.
Он, привыкнув говорить правду в глаза, заявил, что не может ее обижать, поскольку даже не замечает ее существования. Но она продолжала умолять смилостивиться над ней. Неужели ему не нравится ее внешность?
Рассмотрев молодую женщину, Георг Людвиг признал, что вообще-то она красивая. А про себя подумал, что графиня, должно быть, самая красивая женщина при его дворе.
– Если вы так считаете, – воскликнула она, – то почему проводите все время с мадам Шулемберг и моей золовкой, мадам Кильманзегге?
Георг Людвиг, немного подумав, ответил, что он слишком занят государственными делами и почти не имеет досуга, чтобы обращать внимание на женщин. Но если она так любезна, что сама привлекла к себе его взгляд, то он не видит причины, почему бы ему не распространить и на нее свое покровительство. При этих словах молодая графиня вытерла слезы, поднялась с колен и сказала, что он самый милосердный правитель в мире. С того момента у Георга Людвига стало вместо двух три официальные любовницы.
Довольно апатичные Шулемберг и Кильманзегге занимали вполне надежное положение, чтобы встревожиться. Кроме искренней преданности Георгу Людвигу, у Шулемберг в жизни была только одна страсть – приумножение своего богатства. А Кильманзегге любила приключения в спальне, и они доставляли ей огромное наслаждение. Но в отличие от своего высокого покровителя ей нравилось разнообразие. И поскольку ни одна из этих дам не боялась молодости и красоты соперницы, молодая графиня фон Платен стала желанным членом триумвирата. К тому же она немного облегчала исполнение долга.
Графиня фон Платен не собиралась тотчас же объяснять цель своего незваного появления в спальне. Она заставила Георга Людвига поверить – во всяком случае не позволила закрасться сомнению, – что пришла только ради того, чтобы насладиться его обществом.
Лишь утром она вроде бы между прочим заметила:
– Ее Высочество еще не пригласила меня на свое суаре. По-моему, она считает меня неподходящей гостьей.
– Почему? – буркнул Георг Людвиг.
– Мадам Шулемберг и мадам Кильманзегге тоже не приглашены. И поскольку мы единственные три дамы, к которым так отнеслись, причина очевидна. Мы не приглашены из-за вашего расположения к нам. Я уверена, что вы не позволите этой тупоголовой девочке выкидывать подобные глупости.
– Приходи без приглашения, – сказал он.
– Чтобы вызвать гнев Ее Высочества, будущей курфюрстины? – графиня фон Платен притворно вздрогнула.
– Приходи… и скажи двум другим.
– Это ваш приказ?
Он утвердительно хрюкнул.
– Вы тоже будете там?
Он кивнул.
Графиня фон Платен была очень довольна. Принцессе Каролине надо без промедления дать урок этикета Ганноверского двора.
* * *
София Доротея решила, что ей невестка нравится. И она очень ее жалела. Какой ужас – провести всю жизнь в Ганновере! Конечно, это ее родной дом, но с таким отцом здесь невозможно быть счастливой. Он никогда не выражал любви к детям, хотя она догадывалась, что ее он ненавидит меньше, чем брата. Наверно, если бы он умел проявлять нежность, она бы иногда прорывалась у него по отношению к дочери. София Доротея была красивая, веселая и, должно быть, сильно походила на мать.
Мама! Эта тень с детства омрачала их жизнь. О чем бы София Доротея ни думала, она тотчас же вспоминала мать. Поэтому она рада возможности покинуть Ганноверский двор и скоро уедет, потому что переговоры о браке уже начались. Фридрих Вильгельм сдержал слово. София Доротея знала, что его отец, король Пруссии, не хотел союза с Ганновером. Он очень сердился на Ганновер за то, что Каролину увели прямо у него из-под носа. И раздражение его вполне понятно, ведь он был опекуном принцессы Ансбахской. Ему нужна была Каролина или для короля Испании, или для себя. Бедная Каролина, на нее был такой спрос, а она досталась Георгу Августу!
София Доротея скорчила гримаску. Конечно, он ее брат, и она по-своему даже его любит. Но он такой тщеславный, и его отношение к Каролине напоминает отношение отца к их матери: дескать, я хозяин, а ты моя рабыня.
«Мне бы это совсем не понравилось, – подумала София Доротея. – А Каролине? Как она посмотрит на положение рабыни?»
Но выведать у Каролины ее истинное отношение совсем нелегко. Это делало ее особенно интересной. Всем окружающим она казалась покорной женой и чем покорнее выглядела, тем преданнее относился к ней Георг Август. Но стоит ей однажды проявить неповиновение – и конец любви. Георг Август может так же безжалостно поступить с женой, как и их отец.
София Доротея не сомневалась, что жизнь с Фридрихом Вильгельмом будет совершенно иной. Во время нескольких предыдущих встреч она многое узнала о нем, а он о ней, потому что обоих неудержимо тянуло друг к другу. Он был буйный и неуправляемый. Но и она не из тех, кто согласен на роль терпеливой Гризельды. Нет, у них будут ссоры и примирения. Но жизнь никогда не покажется им скучной.
В порыве жалости к несчастной невестке София Доротея направилась в апартаменты Каролины, где та одевалась к своему суаре.
София Доротея наблюдала, как фрейлины хлопочут вокруг госпожи.
– У тебя роскошные волосы, сестра, – сказала София Доротея.
Каролина улыбнулась, довольная комплиментом.
– И голубое платье тебе к лицу.
– Ты очень добра ко мне.
Как она может быть такой невозмутимой, такой сдержанной, такой внешне довольной! Ведь она слишком умна, чтобы не понимать, куда попала. Это же логово… София Доротея задумалась, подбирая правильное слово… Может быть, львиное логово? Нет, Георг Август не такой сильный, и ему не хватает достоинства. Лисье? Тоже нет, он совсем не хитрый. Волчье? Да, волчье – это неплохо.
– Тебя что-то тревожит? – спросила Каролина.
– Вы закончили? – обратилась София Доротея к женщине, делавшей Каролине прическу. – Я хочу поговорить с Ее Высочеством.
– Да, еще одну минутку, Ваше Высочество.
София Доротея села в кресло с высокой спинкой и задумчиво наблюдала, как камеристка заканчивала туалет Каролины.
«По-моему, Георг Август может быть не менее жестоким, чем наш отец, – размышляла она. – Не дай Бог задеть его тщеславие! Да, в этом все дело. Его тщеславие! С того самого момента, как он понял, что не будет высоким мужчиной, ему хочется постоянно напоминать людям, какой он выдающийся, сильный, важный – ничем не хуже и даже лучше, чем высокие люди. Как жестока жизнь! Не отними она у Георга Августа эти несколько дюймов, он был бы таким же добрым, как мама. И бедной Каролине не пришлось бы страдать.
Служанка ушла, и Каролина сказала:
– Ты так добра, что пришла навестить меня.
– Теперь ты моя сестра, и у меня скоро не будет возможности часто видеться с тобой.
– Тебя тревожит приближение свадьбы?
– Нет. Я с нетерпением жду, когда уеду из Ганновера в Пруссию.
– Тогда я за тебя рада.
– Мне повезло. Если бы я любила свой дом, мне было бы тяжело оставить его. А я не дождусь, когда же наконец уеду, и поэтому счастлива. Такова жизнь. Одной рукой отнимает, другой дает. Надеюсь, ты будешь здесь счастлива, Каролина.
– Я тоже надеюсь.
– По-моему, у тебя великий талант быть счастливой. Как тебе это удается? Мне это тоже не помешает, когда я начну ссориться с моим буйным Фридрихом Вильгельмом.
– Значит, тебя все еще немного тревожит переезд в Берлин?
София Доротея покачала головой.
– Я справлюсь с Фридрихом Вильгельмом. А нам с тобой есть чем поделиться друг с другом, потому что ты приехала в мой дом, а я собираюсь отправиться в твой бывший дом.
– Берлин сильно изменился с тех пор, когда я жила там. Ничто не могло остаться неизменным после смерти Софии Шарлотты.
– Да, полагаю, это так. Ведь ты нежно любила мою тетю? Каролина кивнула, и глаза ее затуманились.
– Я перестала горевать в эти счастливые дни и пытаюсь смотреть вперед. Так посоветовала бы и София Шарлотта. Всегда трудно приспособиться к новой жизни… к новому дому. Женщины такого знатного происхождения, как мы, неизбежно сталкиваются с этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53