Придворные и дворяне, среди которых он проводит время, благоговеют перед ним. С ним должны жестко обращаться равные. Почему бы вам не послать его в Ганновер, где он будет среди своих кузенов?
– Вы думаете, Ганновер… в это время… подходящее для него место?
– Лучшее из возможных. Там он, вероятно, подружится со своим кузеном Георгом Августом и обнаружит, что не всегда можно делать, что хочешь.
– Я часто думаю о бедных детях. Они сильно скучают по матери?
– Прошло много времени с тех пор, как они видели ее.
– Но они же знают, что ее держат в тюрьме в Олдене! Они никогда не спрашивают о ней? Не хотят ее видеть?
– О да, Георг Август часто говорит о ней. Я слышал, что он всегда вспоминает ее добрыми словами и клянется спасти.
– А мой брат?
– Принц ведет себя так, будто у него никогда не было жены. Он вполне доволен нынешним положением. У него есть наследник, Георг Август, и дочь София Доротея.
– Но ведь она названа в честь матери, и ее имя должно напоминать ему жену.
– Он не показывает вида и… продолжает развлекаться…
– С Эрменгардой Шулемберг?
– Она остается его фавориткой. София Шарлотта вздрогнула.
– И вы думаете, что моему сыну будет лучше в Ганновере!
– Там ваша мать, она позаботится о нем.
– Да, – вздохнула София Шарлотта, – там моя мать.
В результате Фридрих Вильгельм был отправлен в Ганновер.
* * *
Когда Готфрид Лейбниц не обсуждал с Каролиной серьезных проблем, он любил посплетничать. Он восхищался герцогиней Софией, матерью Софии Шарлотты, и охотно болтал о Ганноверском дворе. А так как Ганновер был когда-то домом обожаемой Софии Шарлотты, то Каролина с живым интересом слушала рассказы Лейбница.
Как отличалось детство Софии Шарлотты от детства Каролины! И все равно вокруг нее бушевали такие же бури и страсти, как и те, о которых Каролина узнала в Дрездене. Судьба ганноверской принцессы Софии Доротеи казалась девушке трагичнее, чем судьба матери. В последнем случае вмешался случай и спас Элеонору от рук убийц. Несчастной Софии Доротее не помог никто.
Лейбниц часто вспоминал это трагическое событие. Он говорил о Георге Людвиге, старшем брате Софии Шарлотты, как о полном невежде, которого философ презирал.
– Если вы способны вообразить полную противоположность нашей очаровательной Софии Шарлотте, так это будет ее брат.
– Похоже, что он совершенно отвратителен, – решила Каролина.
– По-моему, так считают почти все, кроме Эрменгарды Шулемберг и еще одной-двух его фавориток.
– Расскажите мне о его детях.
– Георг Август примерно вашего возраста… возможно, на несколько месяцев младше. Он во многом похож на своего отца, но, думаю, способен стать лучше. Он любит музыку. Единственный признак культуры у ганноверских правителей – любовь к музыке. Литература… искусство… философия… для них не существуют.
– Как могло случиться, что у Софии Шарлотты такой брат?
– Она похожа на мать. Герцогиня София одна из самых умных женщин, каких я знаю.
– Но, конечно, не такая умная, как ее дочь?
– Когда маркграфиня Бранденбургская достигнет возраста своей матери, она будет такой же мудрой. Я не могу дать оценку выше, чем эта.
– Мне бы так хотелось увидеть курфюрстину Софию.
– Вы ее обязательно увидите. Она часто говорит о том, что хочет навестить дочь. Наша курфюрстина – ее любимое дитя.
– Я ее хорошо понимаю.
– Уверен, что вы с герцогиней Софией станете друзьями.
– Расскажите мне о ней побольше. Расскажите о детстве Софии Шарлотты.
– Ох… эти братья! Они постоянно воевали друг с другом. Это началось еще в детской. Георг Людвиг был такой тупой… такой грубый, такой жестокий. Я знаю, герцогиня всегда сожалела, что он старший. Она предпочла бы любого сына в качестве наследника.
– И Георг Людвиг знает об этом?
– Если и знает, то ему наплевать. Он вполне доволен, если его оставляют в покое, чтобы он мог предаваться двум своим главным увлечениям.
– Каким?
– Войнам и женщинам. Поочередно и одновременно.
– А его отец и мать? Они были счастливы вдвоем?
Лейбниц пожал плечами.
– Герцогиня София – очень мудрая женщина. Ее муж, Эрнест Август, тоже не обходился без любовниц. София смотрела на это сквозь пальцы. Фактически, она не давала себе труда даже заметить похождения мужа. Не проявляла абсолютно никакого интереса к его внебрачным связям.
– Но почему?
– Она говорила, это ее не касается. Жене до тех пор не следует выражать неудовольствия мужу, если он проводит с ней столько времени, сколько надо, чтобы дать ей детей.
– По-моему, это странная философия брака.
– Герцогиня София – необычная женщина. Благодаря тому, что она оставалась верной своей доктрине, ей удалось поддерживать гармонию и достоинство и обладать властью при дворе мужа. К тому же она мать многих детей.
– И ее не волновало, что муж ей изменяет? Не могу в это поверить.
– Она благородная дама, более высокого происхождения, чем муж. Ведь она дочь королевы и внучка короля Англии. Она никогда не забывает об этом, – Лейбниц суховато улыбнулся. – И никому не позволяет забывать.
– И поэтому она не замечала неверности мужа?
– Королевское происхождение – главное в ее жизни. Но это еще и возможность получить корону. Все остальное кажется ей незначительным. У нее есть рожденные ею наследники. Она может стать королевой Англии, и тогда после нее королем будет Георг Людвиг.
– Королевой! Но это же так далеко!
– Для герцогини Софии это дом. Она никогда не была там, но всегда называет Англию своим домом. Она надеется, что в один прекрасный день ее позовут, она отправится в Лондон и взойдет на трон. Вы же знаете, что у нее есть шансы.
– Да. Но за морем есть и другой претендент. Вы не думаете, что он приплывет раньше, чем герцогиня София?
Лейбниц ехидно засмеялся.
– Когда она пригласила меня работать в Ганновер, одной из моих обязанностей было попытаться сплавить воедино католическое и протестантское вероисповедание. Но потом в Англии был принят закон о престолонаследии, и в нем есть статья, что только исповедующий реформатскую, то есть протестантскую, веру, может носить английскую корону. После этого курфюрстина потеряла интерес к объединению католичества и протестантства. Она была протестанткой и решила оставаться ею.
– Герцогиню не назовешь женщиной глубокой веры.
– Ее вера – английская корона. Она убеждена, что это самая ценная в мире диадема, а Англия – самый желанный дом. Религия для нее нечто весьма полезное правителям. София всегда подчеркивает, что только правители низкого происхождения позволяют религии управлять собой. Теперь с каждым днем английская корона все ближе, а протестантизм ее все сильнее.
– Вы находите это достойным восхищения?
– Я нахожу это… мудрым.
– Разве это не циничный взгляд на религию?
– Это не имеет отношения к цинизму. Вы слушали – и даже участвовали – в наших дискуссиях. Мы все бродим в темноте. Что такое вера? Само слово предполагает, что в нем есть основание для неопределенности. Кем бы вы, молодая женщина с живым умом, восхищались больше: человеком, убеждающим себя, что он слепо верит и поэтому закрывает глаза на сомнения, или тем, кто говорит: «Я не уверен, но страстно хочу знать и готов прислушаться к любому аргументу»?
– Естественно, я считаю, что мудрее жить с открытым разумом.
– То есть как герцогиня София. У нее открытый разум. И поэтому если у нее есть шанс получить трон Англии, будучи протестанткой, и вовсе нет шансов стать английской королевой, будучи католичкой, то мудрость предписывает ей быть протестанткой.
– О, конечно, это мудро, но…
– Вы слишком эмоциональны, дорогая юная принцесса. В вас говорит голос молодости. Когда начинается буря, надо правильно ставить паруса. Разве мудро ради принципа потерпеть крушение? Столь многое зависит от того, как вы поступите при приближении бури. В жизни человек редко приходит к ясному решению. Вероятно, его и нет. Это и делает наши дискуссии здесь такими интересными и такими ценными.
– А вы сами? Я слышала, что вы ради принципа отклонили предложение стать хранителем Ватиканской библиотеки.
– Вы не правы.
– Но я слышала, что сам Папа предложил вам этот пост, и вы отказались, потому что принятие его влекло за собой переход в католичество.
– Это только часть правды. У меня не было намерения стать приверженцем какой-нибудь одной религии. Что бы это мне дало? Свобода моя была бы ограничена, и все дороги, кроме одной, закрыты. Мне пришлось бы соглашаться с тем или другим, потому что это закон, предписанный Папой.
– Но разве это не значит, что вы отклонили предложение ради принципа?
– По правде говоря, нет. В основе моего отказа лежало знание, что я могу вести более полную жизнь при таких дворах, как этот или ганноверский. Могу стать богаче и знаменитее в мире.
– А вы честолюбивы.
– Я не буду знать, что я за человек, пока не дойду до конца своего пути.
В этот момент к ним подошла София Шарлотта.
– Вижу, вы, как обычно, даете Каролине пищу для размышлений, – с улыбкой проговорила она.
* * *
Герцогиня София посетила Люценбург в сопровождении внука Фридриха Вильгельма.
Перед ее прибытием шли грандиозные приготовления. София Шарлотта радовалась не только приезду сына, но и перспективе, что мать останется с ней.
Каролину точила легкая ревность, и София Шарлотта тотчас это заметила.
– Дорогая, – сказала она, – ты полюбишь мою мать, а она полюбит тебя. Нас было двое, а теперь будет трое. Мы станем троицей.
Каролина сомневалась, что она понравится герцогине Софии. После всего, что она слышала о матери Софии Шарлотты, ей рисовалась очень грозная женщина. Девушка приятно удивилась, что, хотя старая герцогиня выглядела и вправду очень грозно, но, увидев Каролину, не выказала ничего, кроме удовольствия.
– Дочь столько рассказывала о тебе, – сказала она при первой встрече, – что мне не терпелось тебя увидеть. Ну что же, у тебя очаровательная мордашка, и я благодарна тебе, что ты сделала мою дочь счастливой.
Совсем неплохо для начала. Каролина поняла, что София человек, который говорит то, что думает. Видимо, София Шарлотта объяснила матери, как много значит для нее Каролина, и та заранее была готова принять девушку.
Нервозность Каролины улетучилась, и она чувствовала себя в присутствии старой дамы так же естественно, как и при Софии Шарлотте, и под одобрительные взгляды своей богини она нашла путь к доброму расположению ее матери.
Развлечения в Люценбурге привели в восторг герцогиню, и она неизменно участвовала в продолжавшихся дискуссиях. Ее порадовала встреча со старым другом, Готфридом Лейбницем, и она с удовлетворением убедилась, что он при дворе дочери прекрасно устроен.
Большое удовольствие старой даме доставляли прогулки с Каролиной по садам Люценбурга. И девушка не сомневалась, что София, побуждая ее к беседам, хочет понять, такая ли она на самом деле, как писала матери София Шарлотта. Каролина поймала себя на том, что играет роль юного философа, страстно ищущего истину, и решила, что, продолжая вести себя таким образом, найдет лучший подход к старой даме.
«Нет ли в этом фальши?» – спросила она себя. Не научили ли ее уроки Лейбница никогда не терять контроль над собой и, словно стоя за сценой, смотреть на собственное исполнение роли? Не лучше ли перестать наблюдать за собой, вести себя естественно и говорить первое, что пришло на ум? Так было бы честнее. Но, конечно, гораздо легче делать или говорить глупости. Ведь бывает, что одно слово или незначительный поступок могут изменить всю жизнь.
Иногда ей казалось, что невозможно понять, правильно или неправильно ты живешь. Порой она позволяла себе поверить, что жизнь навсегда останется такой, как теперь. Она компаньонка, служанка, преданная дочь особы, которую любила и всегда будет любить больше всех на свете. Но здравый смысл подсказывал ей, что нынешняя жизнь не может продолжаться вечно. София Шарлотта и сама не допустит этого. Она захочет видеть ее женой, матерью милых детей, хозяйкой собственного дома. У Каролины было только две возможности не расставаться с Софией Шарлоттой, пока смерть не разлучит их. Никогда не выходить замуж. Или выйти замуж за сына маркграфини Бранденбургской.
Мысль о втором варианте заставила ее вздрогнуть.
Фридрих Вильгельм вернулся домой из Ганновера, не став ни на йоту лучше. Он слонялся по дворцу с напыщенным видом и грубил всем встречным. Ни придворные, ни слуги не рисковали дать ему отпор, опасаясь мести – он уже давно предупредил всех, что рано или поздно станет их хозяином и ничего не забудет.
Воспоминания Каролины обратились к далеким дням в Саксонии.
«Никогда! – пообещала она себе. – Никогда не выйду замуж. Я останусь здесь с любимой Софией Шарлоттой до конца своих дней».
Фридрих Вильгельм явно не улучшил в Ганновере своих манер, чего, правда, никто и не ожидал. И к тому же еще воспылал злобной ненавистью к своему кузену Георгу Августу. Встретив Каролину в саду, он, как обычно, начал дразнить ее.
– Мадам Каролина, ты стала выше за то время, что меня здесь не было, – сказал он.
– Полагаю, ты тоже вырос, но я не заметила.
Злые огоньки засверкали у него в глазах, и она удивилась тому, как быстро он приходит в ярость.
– Так заметь сейчас! – приказал он.
– Меня это не интересует.
– Я приказываю!
– У тебя такое высокое положение, что ты можешь приказывать мне?
– Принц-наследник имеет право приказывать всем, зависящим от него.
Каролина засмеялась. Он схватил ее за плечо; нижняя губа у него безобразно отвисла, и на мгновение ей показалось, что он сейчас ее ударит.
– Несомненно, – проговорила Каролина, – но принцу-наследнику не подобает делать ошибку и приказывать тем, кто не зависит от него.
– Ах, ты… сирота без гроша в кармане…
– Я здесь по желанию правителей Бранденбурга, которые, позволь напомнить тебе, имеют власть приказывать принцу-наследнику.
– А ты отважная для особы, у которой ничего нет за душой, – внезапно рассмеялся он.
– Разве можно сказать, что у человека ничего нет, если у него есть отвага?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53