Меньше всего Каролине хотелось бы пренебрегать английскими традициями. И она с сожалением отказалась от мысли продолжать жить в Гемптоне. Она не могла подавить в своей душе печаль, ибо понимала, что, покидая дворец, стоявший на берегу Темзы, темно-красный, кирпичный, и его роскошные апартаменты, и, главное, великолепные парки, украшенные фонтанами и клумбами, зеленью кустарников и павильонами, намеренно запущенными аллеями и лабиринтами, она прощается не просто с летней резиденцией. Это был конец целой поры, самого восхитительного периода ее жизни.
Хуже того, она чувствовала себя больной. Несколько недель назад у нее чуть не случились преждевременные роды. Она хотела иметь детей, много детей, но месяцы неудобств, пока она ждет их появления на свет, очень утомляли.
Итак, они переезжали в Лондон, в Сент-Джеймсский дворец, и она надеялась, что ребенок скоро родится.
«Тогда я буду лучше себя чувствовать, – успокаивала себя Каролина. – Я буду готова выдержать бурю, которая неизбежно грянет, когда вернется король».
* * *
Мрачным ноябрьским воскресеньем, через неделю после возвращения двора в Сент-Джеймсский дворец, у Каролины начались схватки.
Весь день во дворец прибывали официальные лица, и принц вызвал некоторых членов кабинета, чтобы они присутствовали при рождении ребенка.
У не говорившей по-английски немецкой повитухи, которой принц приказал дежурить при жене, с каждым часом нарастала тревога. Она делала все, что полагалось в таких случаях, но ребенок не показывался. Миссис Клейтон и леди Каупер беспокоились еще больше, чем немка.
– Это необычные роды, – решила миссис Клейтон.
– У принцессы всегда трудные роды, – напомнила ей леди Каупер. – Поэтому особенно глупо оставлять ее в руках этой старой немки.
– Да, старой деревенской повитухи, – согласилась миссис Клейтон. – Надо вызвать сэра Дэвида Гамильтона.
– Я поговорю с принцессой, – решительно заявила леди Каупер.
Она пошла в комнату, где принцесса от страшной боли металась от стены к стене. С ней была старая немецкая повитуха, явно обеспокоенная.
– Ваше Высочество, вы разрешите послать за сэром Дэвидом Гамильтоном? – спросила леди Каупер.
Каролина на секунду остановилась и взглянула на придворную даму.
– Зачем?
– Вашему Высочеству он может понадобиться. Он опытный акушер.
– Я не хочу, чтобы в такое время здесь был мужчина.
– Ваше Высочество…
Каролина отвернулась от нее и снова заметалась по комнате. Когда леди Каупер подошла к двери, Каролина вцепилась в спинку кровати – начались очередные схватки. Повитуха покачала головой и разразилась потоком немецких слов.
– Это причуда, – сказала леди Каупер и пошла советоваться с миссис Клейтон.
– Но если принцесса не хочет, чтобы мужчина присутствовал при родах, что мы можем сделать?
Каролина промучилась весь понедельник и вторник. Обессиленная, она лежала на кровати, но ребенок еще не продвинулся и на дюйм.
– Это безумие! – возмущалась леди Каупер. – Она не выдержит такого. Ее жизнь в опасности.
В ужасе и в слезах фрейлины принцессы сидели в своих апартаментах и ждали известий. Леди Каупер с негодованием говорила, что она никогда не слышала о такой глупости. Жизнь принцессы в опасности, а единственная, кому разрешено быть рядом с ней, глупая старая повитуха.
Выбрав одну из немецких фрейлин принцессы, графиню Бюкебург, леди Каупер отправила ее к принцу, чтобы убедить его: принцесса нуждается в помощи опытного сэра Дэвида Гамильтона и надо немедленно послать за ним.
Графиня пришла в кабинет принца, где он заседал со своим Советом.
Он выслушал ее и покраснел от гнева и… страха.
Как они смеют предполагать, что дела идут плохо? Жизнь стала такой прекрасной. К нему относятся, как к королю. Он пользуется популярностью у народа. Он проявил себя как истинный мужчина. Его жена плодовита. У него есть любовница. И очень скоро будет еще одна фаворитка, потому что Мэри Белленден долго не устоит. Все прекрасно.
– Чушь! – воскликнул он. – У принцессы всегда трудные роды. Мы всегда рассчитываем, что ребенок появится раньше… Всегда получается так. С принцессой все хорошо… хорошо… говорю вам!
Графиня поспешно ушла и когда передала слова принца леди Каупер, та вместе с миссис Клейтон, поддержавшей ее, решили, что надо спасать принцессу.
Они не сомневались, что жизнь принцессы в опасности.
Леди Каупер вошла в родовую комнату и позвала повитуху.
– Что происходит? – спросила она по-немецки.
– Трудные роды… очень трудные, – старая женщина беспомощно посмотрела на потолок.
– И вы знаете, что не в состоянии справиться с ними.
– Я делаю все, что могу.
– Признайтесь, что вы боитесь.
– Это трудные роды.
– Пойдите к принцу и скажите, что вы ничего не можете сделать… Скажите, что вам нужна помощь. Попросите, чтобы он прислал опытного акушера.
– Роды трудные. У принцессы всегда трудные роды.
– А вы неумелая повивальная бабка. И вот что я вам скажу… Если роды кончатся плохо, вас повесят, и вы будете висеть, пока не умрете.
Повитуха со стоном выбежала в приемную, где толпилось много придворных. Они с удивлением смотрели на причитавшую женщину и не понимали ни слова из того, что она выкрикивала.
Принц и Тауншенд поспешно вошли в приемную, сопровождаемые несколькими министрами, созванными, чтобы присутствовать при рождении ребенка.
– Что случилось? – спросил принц.
Повитуха разразилась криками, что она хочет уйти. Она не может продолжать работать, потому что дамы грозятся ее повесить.
– Что за чепуха? – заорал принц, побагровев от ярости.
Повитуха продолжала кричать, что она и близко не подойдет к родовой комнате, потому что, если роды кончатся плохо, ее повесят. Она никому не сделала вреда. Разве это ее вина, что у принцессы трудные роды?
– Кто сказал, что вас повесят? – гаркнул принц.
– Дамы… Фрейлины принцессы. Они говорят, что они проклянут меня, потому что я здесь, а здесь должен был бы быть сэр Дэвид Гамильтон. Они говорят, что убьют меня…
Из родовой комнаты донесся мучительный стон принцессы.
– Вы должны пойти к ней, – уже спокойнее сказал принц.
– Нет, нет… Я боюсь. Они хотят повесить меня. Я не хочу быть повешенной.
– Вы нужны принцессе, – настаивал принц. – Мы знаем, у нее всегда трудные роды. Идите и помогите ей.
Повитуха продолжала стонать и причитать, что она боится, ибо ее хотят повесить. Дамы говорят, что надо позвать сэра Дэвида… А бедную повитуху хотят повесить.
– Меня тошнит от этого вмешательства в чужие дела, – что было мочи завопил принц. – Если еще кто-нибудь сунет нос, я выброшу его вот в это окно!
В приемной наступила тишина. У принца парик съехал набок, лицо стало сине-багровым, а глаза безумными от обжигающей ярости.
Он и принцесса, вдвоем, решили, что мужчина не будет присутствовать при родах, каким бы опытным акушером он ни был. Ей будет помогать повитуха, как это принято у немцев.
Но повитуха в ужасе смотрела на него.
– Они меня повесят, – твердила она.
Тауншенд взял ее под руку. Он не говорил по-немецки, по успокаивающе улыбался и пытался подвести ее к комнате, где мучилась принцесса. Но она продолжала упираться и повторять, что ее повесят.
Все окружили ее и стали одновременно уговаривать. Немецкий и английский смешались. Каждый пытался подтолкнуть повитуху к комнате принцессы. Она упиралась и визжала, что не хочет быть повешенной.
Ее пронзительный голос перекрывал шум в комнате.
– Сейчас же идите туда. Принцесса лежит очень тихо.
Наступило мертвое молчание. Тогда повитуха забыла свои страхи и побежала в родовую комнату, за ней вошли принц и Тауншенд.
Промучившись пять дней, принцесса родила.
Ребенок, мальчик, родился мертвым, а сама она была на волосок от гибели.
Зная, как близко она смотрела в лицо смерти, можно сказать, что Каролина поправлялась быстро. Она очень горевала о погибшем ребенке, но утешала себя тем, что у нее будут другие дети.
Пришли новости из Ганновера. Король был доволен своим внуком Фридрихом и дал ему титул герцога Глочестерского.
«Все это хорошо, – подумала Каролина, – но когда сын приедет в Лондон? Может быть, дед возьмет с собой внука, когда будет возвращаться в Англию?»
Если бы это было так, она чуть ли не с нетерпением ждала бы приезда короля.
Но как ни старалась принцесса себя успокоить, ее не покидало дурное предчувствие. Развязка близка. Все, что происходило в отсутствие короля, похоже на открытое объявление войны монарху.
Принцесса еще лежала в постели, выздоравливая, когда Тауншенд пришел навестить ее.
Принц не отходил от Каролины и при появлении премьер-министра быстро отослал из спальни всех придворных. И Георг Август, и Каролина по лицу Тауншенда догадались: произошло что-то неприятное.
Тауншенд не стал терять времени и тотчас сообщил новость.
– Меня вывели из состава кабинета. До приказу короля. Теперь премьер-министр – Стенхоп.
– Вывели! – воскликнул принц.
– Ботмер послал в Ганновер донос, – кивнул Тауншенд. – Король не одобряет нашей дружбы. Последней каплей послужило мое предложение, что, поскольку он так долго отсутствует, надо наделить вас специальными полномочиями, и вы откроете сессию парламента.
Принц онемел.
Каролина лежала на подушках и думала:
«Борьба начинается».
Король возвращался в Англию. Празднование Рождества было омрачено этим известием. Ждать оставалось недолго. Дни славы близились к концу.
Принц цеплялся за власть до последней минуты. Он носился по парку и устраивал смотр войскам. Он еще чаще появлялся на публике, кланялся, улыбался, показывая англичанам, как он их любит. И его популярность достигла пика. Однажды рано утром, когда недалеко от дворца вспыхнул пожар, он выскочил из постели и помогал тушить его. Не удовлетворившись этим, он послал людям, оставшимся без крова, деньги. Все восхищались его храбростью и заботой о подданных короля. Когда пришли сообщения, что сумасшедший, пытавшийся застрелить его в Друри-Лейн, напал на тюремных надзирателей в Ньюгейте, снова вспомнили его мужественное поведение в театре.
«Принц – истинный блюститель королевства», – написала одна газета.
Георг Август по-прежнему наслаждался жизнью. В отличие от Каролины он жил только настоящим. А принцесса, полностью оправившись после неудачных родов, с возраставшей тревогой ждала возвращения короля.
И наконец в конце января Георг I прибыл в Англию.
Принц встречал его в Блэкхите. Когда экипаж подъехал к месту остановки королевского кортежа, принц вышел и направился к карете короля.
Вокруг собралась толпа, чтобы посмотреть на встречу короля с сыном, и Георгу ничего не оставалось, как тоже выйти из кареты.
Они посмотрели друг на друга и обнялись, а в это время толпа выкрикивала приветствия.
Потом они вместе сели в карету короля, будто были лучшими друзьями. Но принц уловил в глазах отца холодную неприязнь.
Так, в ледяном молчании они доехали до Сент-Джеймсского дворца.
РОКОВЫЕ КРЕСТИНЫ
И снова лето в Гемптоне. Но как же оно отличалось от прошлогоднего! Сейчас повсюду шли разговоры о партии принца и партии короля. И не только при дворе, но и во всей стране было известно о вражде короля с сыном.
Единственный способ поддержания мира многие видели в том, чтобы пути короля и принца поменьше пересекались. А так как они не горели желанием встречаться, то это оказалось совсем нетрудно. Король признавал, что никогда еще не был так недоволен сыном, а принц не делал секрета из своей ненависти к отцу.
Только Каролина соблюдала приличия: мол, все прекрасно. И как бы страстно она ни выражала в частных разговорах свою неприязнь к свекру, на публике она всегда вела себя с подчеркнутым почтением.
На лето двор переехал в Гемптон. Теперь короля не так огорчало возвращение в Англию, потому что он пообещал себе в недалеком будущем снова совершить поездку в Ганновер.
281Ему пришлось смириться с фактом, что, поскольку он король Англии, надо проводить некоторое время в этой стране.
В Гемптоне он сделал попытку завоевать хоть немного популярности, ведь в его отсутствие сын в этом смысле добился огромных успехов. Для Георга это была нелегкая задача, но он старался. Так, он разрешил беседовать за обеденным столом, и даже сам иногда принимал участие в разговоре, изъясняясь по-французски. Правда, он по-прежнему не делал ни малейших усилий, чтобы выучить хоть несколько английских фраз. Иногда он сидел в павильоне и наблюдал за играющими в кегли или принимал участие в карточный игре. Или слушал музыку. Ужинать он любил один, только с Эрменгардой, которая теперь получила титул герцогини Кендальской. Это давало ему уверенность, что он сможет рано уйти к себе в спальню.
Каролина радовалась переезду в Гемптон. Она снова была беременна и на сей раз решила лучше позаботиться о себе. Она мечтала о сыне. Ведь ее вражда к королю была обусловлена тем, что он не разрешал Фрицхену приехать в Англию.
Кабинет вигов претерпел реформы, и теперь во главе стояли Стенхоп и Сандерленд. Последний завоевал расположение короля тем, что, во-первых, терпеть не мог принца, во-вторых, подружился с герцогиней Кендальской, чувствовавшей себя после долгих лет сожительства чуть ли не супругой Георга, его главным советником. Даже Стенхоп, блестящий мастер дипломатии, не мог соперничать с Сандерлендом. Что же касается Тауншенда, который хотя и потерял свой пост, но вместе с Уолполом считался важной фигурой, то, к досаде Каролины и принца, после возвращения короля дружба между ними заметно пошла на убыль. Создавалось впечатление, что Тауншенд и Уолпол вместо обещанной поддержки, просто решили сохранять с принцем хорошие отношения, дожидаясь времени, когда он придет к власти.
Но оставались виги, не удовлетворенные правящим кабинетом, которые и образовали ядро партии принца.
Кроме того, был один человек, которого принц и Каролина не любили больше, чем всех остальных, и не доверяли ему. Герцог Ньюкастлский открыто выражал свое презрение принцу и постоянно и твердо выступал против него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53