– Мой любимый сын! Как приятно видеть тебя!
– Ты выглядишь немного усталой, мама.
– Пустяки. Здесь плохое освещение. Я с нетерпением жду приезда Кристиана.
– Как раз об этом я и пришел поговорить с тобой. Очень странно, что он не взял с собой Каролину-Матильду. В конце концов, мы ведь в первую очередь хотели бы увидеть именно Каролину-Матильду.
Принцесса улыбнулась. Георг был таким хорошим семьянином. По крайней мере, хоть это радовало ее.
– До меня дошли странные слухи из Фридрихсберга.
– Ты думаешь, что Каролина-Матильда несчастлива? – насторожился Георг.
– Возможно, нам удастся поговорить об этом с Кристианом.
– Ты думаешь, что он станет нас слушать?
– Он должен выслушать свою тещу, если у него есть хоть капля вежливости.
– Ну, в этом я весьма сомневаюсь.
Вдовствующая принцесса вздохнула. Ни одной из ее дочерей не повезло в браке. Бедная Августа стала просто герцогиней Брауншвейгской и живет в этом ненавистном городке в неприглядном деревянном доме, где прямо перед ее носом выставляет себя напоказ и хозяйничает любовница ее мужа. Какой это удар для гордой Августы! Что сталось с ее острым язычком? Помогает ли он ей справляться с этой крайне щепетильной ситуацией, в которой она оказалась благодаря своему грубияну-муженьку? Хорошо еще, что у нее родилась дочь, маленькая Каролина Амелия Элизабет, которая скрасит ее существование, хотя, конечно, она предпочла бы иметь сына. Но что получится из этого ребенка, когда он вырастет при таком дворе, этого вдовствующая принцесса не могла предугадать.
Не лучше было и положение Каролины-Матильды, так как Кристиан, совершенно очевидно, не питал к ней особой любви, иначе разве он отправился бы в путешествие без нее?
– Судя по тому, что я слышала о нем, это – слабовольный молодой человек, – заметила вдовствующая принцесса. – Я действительно хотела бы, чтобы он приехал вместе с твоей сестрой, и тогда бы я из ее уст могла узнать, что у них происходит.
– Боюсь, что это не успокоило бы тебя. Что?
– Ты имеешь в виду сводного брата Кристиана? Его мать несомненно постарается сделать все для того, чтобы ее сын унаследовал корону.
Георг мрачно кивнул головой. Он чувствовал себя ответственным за благополучие сестры и часто сожалел о том, что они поторопились с ее свадьбой. Пятнадцать лет – это еще не возраст для замужества! К тому же, ему нравилось, чтобы здесь, при дворе, оставалось как можно больше членов его семьи.
То и дело поражаясь беспутной жизни своих братьев, он особенно радовался тому, что у него есть младшая сестренка, которой можно было давать советы и любить до безумия.
Бедняжку Каролину-Матильду отправили далеко от дома к молодому мужу, слабовольному, распущенному человеку, больше интересовавшемуся своими прислужниками-мужчинами, чем молодой женой. В чужой, незнакомой стране ей пришлось столкнуться с такой мало приятной ситуацией. Кроме того, была еще мачеха мужа со своим сыном, мечтавшая посадить его на трон…
– Бедная Каролина-Матильда, – задумчиво произнес Георг. – Интересно, удастся ли мне вызвать на разговор Кристиана?
Георг слишком уж наивен, подумала вдовствующая принцесса. Неужели он действительно верит в то, что этот ничтожный извращенец станет слушать его только потому, что он – король Англии.
– Я слышала, что у Кристиана сейчас новый фаворит – граф фон Хольк.
Георг покраснел и выглядел смущенным.
– Все это так неприятно. Что? Но у Каролины-Матильды есть сын, маленький Фридрих, так что…
– Так что, наш беспутный Кристиан, по крайней мере, не лишен способности производить на свет детей, – договорила за него вдовствующая принцесса.
– Я действительно считаю все это отвратительным. Ужасно противно, – сказал Георг. – Я непременно постараюсь, чтобы Кристиан узнал о моем отношении ко всему этому.
Но когда Кристиан приехал, Георг понял, что на этого молодого человека никаким образом невозможно было повлиять. Король попросил лорда Уэймаута проконсультироваться с датским послом по поводу того, чем можно угодить гостю и как лучше принять его.
Вернувшись от посла, Уэймаут сообщил Георгу, что получил весьма откровенный ответ.
– Король Дании сочтет английский двор гостеприимным, если предложить ему разного рода развлечения, – таков был ответ. И чем беспутней и изощренней они будут, тем больше ему понравятся.
– Крайне неприятно, а? Что? – промолвил король, и Уэймаут согласился с ним.
Георг не мог заставить себя испытывать какие-либо добрые чувства к своему зятю. Один только вид молодого человека вызывал у него отвращение. Если бы он был знаком с ним перед свадьбой, то никогда бы не дал на нее согласия, но Каролина-Матильда вышла замуж по доверенности.
По поводу характера Кристиана тоже не оставалось никаких сомнений; такой развратный образ жизни, по-видимому, наложил свой отпечаток на его умственные способности.
Короля Дании окружали придворные льстецы, главная обязанность которых состояла в том, чтобы восхвалять и прославлять его. Этот визит угнетал Георга, особенно когда он узнал, что большую часть своего времени Кристиан проводит в лондонских публичных домах, где, ради того, чтобы развлечь его, устраиваются всякого рода непотребные увеселения.
Георг решил, что больше не будет тратить время на то, чтобы занимать своего зятя, и уехал в Кью к Шарлотте и детям.
– Я непрестанно думаю о том, как нам с тобой повезло, а? Как только представлю себе, как живет моя сестра в Дании… и Августе не лучше в Брауншвейге. Нам повезло, а? Что?
Шарлотта согласилась с ним. Она вновь ждала ребенка и в тот год родила девочку, которую назвали Августой Софией.
Теперь у нее было шестеро детей после семи лет замужества. Как приятно видеть детскую, полную малышей, но она начала чувствовать, что ей необходима передышка, хотя бы небольшая.
Тем временем закоренелому смутьяну Джону Уилкису изгнание начало немного надоедать, и он с ностальгией вспоминал о доме.
Прибыв в Париж, он нашел крайне занимательным то, как его встретили литературные круги этого города. В отеле де Сакс он устроил свой маленький двор, и когда позднее он переехал на улицу Сен-Никез, с ним поселилась потрясающая и столь желанная для многих куртизанка Коррадини, пожелавшая скрасить его изгнание.
Такая жизнь пришлась ему вполне по вкусу, и после непродолжительного пребывания в Париже, парочка отправилась в Рим и Неаполь. В Неаполе он повстречался со своим земляком Джеймсом Босвеллом. У них оказались общие пристрастия, особенно к женщинам и литературе, и по сему они получали огромное удовольствие от общения друг с другом.
Уилкис строил планы написать «Историю Англии», но когда Коррадини бросила его и ушла к другому любовнику, он потерял интерес к своей работе и вернулся в Париж и поселился на улице Сен-Пер.
Он еще больше начал тосковать по дому. Все было бы иначе, если бы он мог зарабатывать деньги своим литературным трудом и… если бы его не оставила Коррадини. Эти два факта заставили его прийти к выводу, что у него нет больше желания жить среди французов. Он тосковал по лондонским улицам, кофейням и закусочным, по своим друзьям в литературных кругах. Он хотел быть в гуще борьбы, жить полной опасностей жизнью, выпускать свои скандальные листки и ждать реакции общества… и, конечно же, денег. Необходимо было дать образование своей горячо любимой дочери Мэри – единственному на свете человеку, о котором он заботился. Он хотел дать ей все, что она, по его мнению, заслуживала, а это было достаточно много.
С мрачным видом Уилкис бродил по улицам Парижа и мечтал о Лондоне. Его уродливое лицо нельзя было назвать комичным; на нем лежала печать уныния, это делало его косящий взгляд еще более тревожным, и не озорным, а зловещим.
– Я должен вернуться, – говорил он себе. – Я умру здесь от тоски.
Он с жадностью ждал новостей из Лондона. Питт вернулся в правительство… теперь он стал лордом Чатемом. Боже, что он за глупец, если думает, что титул графа даст ему большее величие, чем просто фамилия Питт. А с ним к власти пришел Графтон, человек, который мог бы протянуть ему, Уилкису, руку помощи. Уилкис не доверял Чатему, ведь тот умыл руки, когда Уилкис попал в беду. Он и теперь не собирался просить благодеяния у этого человека. А вот Графтон – другое дело. Графтон мог бы что-нибудь сделать для него.
Уилкис вернулся в Лондон и написал Графтону письмо. Графтон тут же отправился к Чатему. Это случилось еще до того, как Чатем изолировался от всех и заболел той загадочной болезнью, которая лишила его умственных способностей. Чатем посоветовал Графтону не связываться с мистером Уилкисом.
Удрученный Уилкис вернулся в Париж, но в том же году вновь приехал в Лондон и арендовал дом на углу Принсез-корт в Вестминстере.
Георг разволновался, получив письмо от Джона Уилкиса. Король нередко оставался в Букингемском дворце, если ему не удавалось уехать в Кью или Ричмонд. Но спокойной жизни в Букингемском дворце пришел конец, когда там появился слуга Уилкиса с письмом от него.
– Что нужно этому человеку, а? – бормотал Георг. – Неприятностей, а? Что? Приедет, чтобы морочить нам голову… Пусть бы сидел себе во Франции. Лучше пусть убирается туда поскорей. Он еще просит прощения! А после захочет компенсации за причиненный ущерб!
Возможно, Уилкис и желал вернуться в Лондон, но Лондон не хотел его принимать, по крайней мере, король и большая часть министров.
Георг сжег письмо и попытался выбросить из головы этого смутьяна. Но Уилкис не из тех, кто мог позволить забыть о себе.
Он вел себя тихо до того, как началась кампания по выборам в парламент, и тогда он неожиданно появился на трибуне одного из предвыборных митингов и попросил лондонцев избрать его своим представителем в парламенте. В Лондоне этот маневр не удался, но зато он сумел проскочить в парламент от Миддлсекса.
Тут-то и начались все беды. Новый член парламента от Миддлсекса оказался человеком вне закона, приговоренным к ссылке. Он вернулся в Англию без разрешения, но благородно сдался королевским судьям и был заключен в тюрьму.
Когда его везли в тюрьму, на улицах собрались толпы людей, чтобы посмотреть на него. Уилкис, со своим дьявольским лицом, зловеще косящим глазом и со своими криками о свободе, снова был в центре внимания и чувствовал себя в своей стихии.
– Такие люди, как он, – негодовал король, – способны нарушить покой целых государств.
Сити бурлил. Люди разгуливали по улицам, выкрикивая: «Свободу Уилкису! Уилкис – борец за свободу!» Они вполне могли бы освободить его по пути в тюрьму, но он сам того не захотел. Уилкис стремился в тюрьму, так как понял, что пока он там, на его стороне будут симпатии народа. Он будет героем, заключенным в тюрьму за то, что откровенно высказывает свое мнение.
Тюрьма находилась в районе Сент-Джордж-Филдз. Целыми днями возле нее толпились люди, чтобы поговорить об Уилкисе и потребовать его освобождения.
Разогнать эту толпу смогли только войска, и Уилкис, узнав об этом, расхохотался от удовольствия. Ничто не могло бы его обрадовать больше.
После месяца пребывания в тюрьме, его приговорили к году и десяти месяцам лишения свободы и штрафу. Он обжаловал этот приговор и в Палате общин, и в Палате лордов.
«Уилкис! Уилкис! Уилкис!», – только и слышалось вокруг. Он завладел умами. Все дискутировали о том, что справедливо и что несправедливо в его деле. Серьезная полемика развернулась в печати. В одном журнале, поддерживаемом вигами, печатались статьи под псевдонимом «Джуниус», а доктор Сэмюел Джонсон выступил с несколькими невразумительными извинениями за действия правительства.
Победителем из этого конфликта выходил Уилкис. Он возбудил дело против лорда Галифакса, выиграл его и получил большую компенсацию за причиненный ему ущерб. Таким образом, попав в тюрьму, он не имел за душой ни гроша, а выходил оттуда вполне обеспеченным человеком.
Короля до глубины души огорчали эти события. Ему казалось, что все идет не так, как следует. Он хотел быть хорошим королем, которого окружали бы довольные им подданные. В течение всего этого томительного года возникали неприятности не только с министрами и споры вокруг Уилкиса. С каждым месяцем становились напряженнее отношения между Англией и американскими колониями.
Скрыться от Уилкиса ему не удавалось даже в Кью. Нет, он не обсуждал дело Уилкиса с Шарлоттой. Жизнь здесь текла так, как он того хотел, в полной изоляции от внешнего мира. Королева, естественно, была беременна, и следующим летом должна родить их седьмого ребенка, а поскольку ей исполнилось только двадцать с небольшим, то вряд ли можно было ожидать, что она остановится на этом.
Принцу Уэльскому исполнилось семь лет, он стал еще живее и смышленее. Он с любопытством прислушивался ко всем сплетням и разговорам, а потом пересказывал их родителям, чтобы показать им, что он в курсе всех дел. Своих младших братьев он дразнил, а в лучшем случае относился покровительственно, и действительно был маленьким королем в детской. Всякому, кто осмеливался сделать ему замечание, он никогда не упускал случая напомнить, что он все-таки принц Уэльский. Но своей привлекательной внешностью, живым умом и зачастую своей общительностью он завоевывал большую любовь окружающих, а все няни, воспитательницы и фрейлины просто обожали его.
Даже королева не могла удержаться, чтобы немного не побаловать его. Он – ее первенец. Именно этот ребенок показал всем, что хоть она и некрасивая и ничего из себя не представляющая маленькая женщина, но тем не менее, смогла произвести на свет такого очаровательного сына.
Люди не любили ее, и она это знала. Шарлотта не могла забыть того случая, когда они ехали с королем через Ричмонд, и к карете, выкрикивая проклятия, подбежала какая-то женщина. Это ужасно, узнать, что тебя так ненавидят, и, главное, трудно было понять причину подобной ненависти.
– Убирайся туда, откуда явилась, крокодилица! – верещала та женщина.
Они невзлюбили ее потому, что она была иностранкой, да к тому же дурнушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48