– Ты останешься в постели, пока не будешь чувствовать себя совсем хорошо, – сказала она с милой настойчивостью.
– Я встану завтра, – спокойно и решительно повторил он.
И он сделал это. Шарлотта протестовала, но Георг отмел все ее протесты.
Никто не смеет ему диктовать, как ему поступить. Он – король, и сам будет принимать решения.
Говорили, что король слишком быстро поднялся после своей тяжелой болезни, и порой Георг чувствовал, что это действительно так, но он не собирался позволять Шарлотте решать за него.
Наступил август, и приблизилось время, когда королева должна была рожать. Однажды утром, за завтраком, Георг сказал ей:
– Наследник трона должен появиться на свет в Лондоне.
– О, но здесь в Ричмонде гораздо спокойнее, – воскликнула Шарлотта.
– Возможно и так, но это одна из наших традиций. Шарлотта опечалилась. Последние недели были такими приятными. Она полюбила Ричмонд и всегда будет вспоминать о нем, как о месте, где познала величайшее счастье в своей жизни.
Однако вернуться в Букингемский дворец было бы не так уж плохо. Конечно, слишком близко к Сент-Джеймсу, но гораздо приятнее, чем этот старый, мрачный дворец, который ей всегда напоминал тюрьму.
– Мы возвращаемся в новый дом? – спросила она. Но Георг покачал головой.
– Он не будет готов. Ты должна сказать своим фрейлинам, чтобы они подготовились к возвращению в Сент-Джеймс. Думаю, нам не стоит затягивать с переездом.
Шарлотта начала было возражать, но Георг пресек все ее попытки.
Георг становился чересчур упрямым, и хотя лорд Бьют и его мать еще могли убедить его изменить свое мнение по некоторым вопросам, у Шарлотты этого не получалось.
Он дал ей возможность высказать все, что она думает, пока потягивал свой чай, а затем сказал так, словно она и не упоминала о том, что ей не нравится Сент-Джеймс:
– Моя дорогая, прошу тебя, передай своим фрейлинам, что мы должны уехать… на этой неделе, я полагаю.
Ей ничего не оставалось делать, как подчиниться. Все это неважно, успокаивала она себя. Скоро у нее появится ребенок, и она привезет его в Ричмонд.
Шарлотта с нетерпением ждала своего первенца. Она хотела написать домой, рассказать им, что испытываешь, когда готовишься стать матерью. Но это было бы слишком жестоко… для бедной Кристины.
Поэтому Шарлотта смиренно дала указание своим фрейлинам готовиться к отъезду, а через некоторое время ее водворили в этот мрачный старый Сент-Джеймс дворец, где ей предстояло ожидать желаемого события.
Утро одиннадцатого августа выдалось светлым и теплым. Всем в окружении королевы, было ясно, что она вот-вот должна родить.
Швелленбург, давно забывшая повеление королевы вести себя с меньшей заносчивостью, взяла все под свой контроль и так застращала бедную Хаггердон, что та запуталась, в какую сторону ей бежать.
– Созовите всех фрейлин, – скомандовала она, – время родов королевы приближается.
Хаггердон быстро подняла всех на ноги и дворец загудел, как растревоженный улей. На улицах начали собираться толпы людей. Это был первый ребенок короля, и если родится мальчик, он станет принцем Уэльским, то есть наследником трона. А будет девочка, то все равно есть повод для радости, поскольку это очень добрая примета. Ведь королева так быстро показала, что может рожать детей. Вышла замуж в сентябре 1761 года, а первый ребенок появился в августе 1762 года. Что может быть лучше? Не все могут посоперничать с ней в такой быстроте.
Вскоре в толпе заметили, что карета вдовствующей принцессы направляется в Сент-Джеймс. В этот день люди на улицах, казалось, стали добрее к ней и встречали лишь холодным молчанием. Никто не напоминал ей, как обычно они любили это делать, о безнравственной жизни, которую она ведет. Даже вдогонку карете лорда Бьюта не слышалось обычных угроз и насмешек.
Никакой злобы в тот час, когда рождается член королевской семьи.
Начали прибывать министры: Эгремонт, Девоншир, Джордж Гренвил, Галифакс и остальные. Затем приехал архиепископ Кентерберийский. Возбуждение нарастало с каждым часом.
Фрейлинам, собравшимся в приемной перед спальней королевы, не позволили заходить туда, к большому неудовольствию мадам фон Швелленбург. Даже министров не допускали; и только архиепископ Кентерберийский удостоился этой привилегии.
В другой части дворца томился в ожидании Георг. Он казался крайне взволнованным, ему ненавистна была мысль о боли, и он молил Бога, чтобы Шарлотта родила быстро и безболезненно. Георг благодарил Бога за то, что ему досталась плодовитая жена, и просил его, чтобы родившийся ребенок оказался мальчиком.
– Хотя, – поспешил добавить он, – пол ребенка не так уж важен. Пусть только Шарлотта благополучно решится от бремени и ребенок родится здоровым. Сейчас я не прошу ничего больше.
Как долго приходится ждать! Георг вспомнил то время, когда Ханна рожала ему детей. Тогда он не испытывал такого волнения, быть может только потому, что не знал, в какое точно время это случится?
Нет, надо заставить себя выбросить мысли о Ханне из головы. Она умерла. «Ханна мертва, мертва», – повторил он. Но зловредный голос, который то и дело возникал у него внутри, нашептывал ему: «А мертва ли она, Георг? Ты уверен в этом?»
– Ханна умерла, – вновь повторил он. – Дети находятся в хороших руках, а Ханна умерла… умерла.
«Ты слишком горячишься, Георг, – возражал ему голос. – А что, если она не умерла?..»
– Ханна мертва, – шептал он, стараясь убедить себя в этом.
Георг так и не смог избавиться от нарастающего напряжения. Он не ложился спать, и ранним утром одна из фрейлин сообщила ему, что схватки у королевы участились.
– Это может случиться в любой момент, сир.
В любой момент. Он посмотрел на свои часы. Он должен думать о Шарлотте. Сейчас это самое важное. Он не должен думать ни о ком другом, кроме Шарлотты.
Он молил Бога, чтобы поскорее пришел лорд Кентелуп, поскольку этот почтенный джентльмен по долгу своей службы как вице-гофмейстер должен известить короля, когда ребенок родится. За это он получит щедрое вознаграждение: пятьсот фунтов за девочку и тысячу – за мальчика. Это все, что требовалось от вице-гофмейстера.
Поскорее бы все случилось.
Шарлотта совсем обессиленная лежала на постели. Долго ли еще, спрашивала она себя. Казалось, что все длится бесконечно.
– Который час? – прошептала она.
– Теперь уже недолго осталось ждать, – ответил успокаивающий голос, а кто-то другой тихо сказал ей, что уже почти семь часов.
Семь часов, а когда начались сильные схватки было три.
Шарлотта не кричала, так как понимала, что любой ценой она не смеет допустить этого. В прихожей к каждому звуку прислушиваются фрейлины, они ждут первого крика ребенка.
Она представила себе, как они перешептываются: мисс Чадлей, маркиза, мисс Паскаль, мисс Вернон и, конечно, мадам фон Швелленбург вместе с бедняжкой Хаггердон.
О, нет, они не должны услышать ее криков. Когда рождается член королевской семьи, должна быть только радость. Никто не должен помнить о страданиях. Вот уже скоро родится мой ребенок, уговаривала она себя. И она собрала все свое мужество, чтобы перенести мучительную боль.
Наконец раздался первый крик ребенка, за которым последовали всеобщая суета и возбуждение.
– Ребенок родился! Девочка или мальчик?
Кто-то сказал, что девочка, и лорд Хантингтон, не дождавшись лорда Кентелупа, обязанного принести королю эту весть, помчался в покои короля сообщить ему, что он отец очаровательной девочки.
– А как королева? – спросил король со слезами на глазах.
– Я этого еще не узнал, – ответил ему Хантингтон.
– Меня мало волнует пол ребенка, лишь бы королева была вне опасности, – сказал Георг.
Больше он не мог ждать и поспешил в покои королевы, где акушер Шарлотты мистер Хантер (она настояла на том, чтобы роды у нее принимал он вместо обычной повитухи) приветствовал короля новостью о том, что он стал отцом сильного, крупного и прелестного мальчика.
– Мальчика?!. Но мне сказали, что родилась девочка.
– Ваше Величество, можете убедиться в этом сами. Вряд ли могут быть сомнения относительно пола ребенка.
И вот он увидел его, пронзительно кричащего, здорового мальчугана. Король, не стыдясь никого, разрыдался; расплакались от радости и все находившиеся в комнате; затем Георг подошел к кровати, с которой ему улыбалась Шарлотта.
– У нас сын, – сказала она. А он преклонил перед ней колени, взял ее руку и поцеловал.
Лондон был вне себя от радости. Женаты меньше года, и уже родили здорового мальчика. Это доброе предзнаменование.
Теперь будут крестины, а с ними – балы, именины, празднества и благодарственные молебны. В конце концов, этот ребенок – принц Уэльский! По всему Сити звонили колокола и гремели пушечные салюты.
– Мальчик! Хороший, крепкий, здоровый мальчик! – сообщали люди друг другу из своих окон, при встрече на улицах, и даже кричали проезжавшим мимо по реке небольшим судам.
Люди всегда ждали каких-нибудь предзнаменований, и случилось так, что в этот день в Лондон было доставлено взятое в плен судно «Гермион», на котором находился груз золота. И прежде чем поместить его в хранилище Английского банка, этот стоящий миллиарды фунтов груз на телегах проследовал по улицам города через толпы веселящихся людей.
– Золото! – кричали люди. – Теперь наша страна станет еще богаче!
И в день, когда родился наследник, прибавляется золотой запас страны. Разве это не хорошее предзнаменование! Говорили, что ребенок родился с золотой ложкой во рту.
Ребенка должны были назвать Георгом Августом Фредериком, а церемонию крещения назначили через две недели после рождения. Малыш не вызывал беспокойства, а проголодавшись громко кричал, требуя пищу с высокомерием, которое, не чаявшая в нем души мать, называла королевским, и всем показывал, что он весьма жизнеспособен.
Когда в королевских семьях так много младенцев рождались слабыми и болезненными, этот ребенок был просто благословением, за которое Шарлотта неустанно благодарила Бога. В сущности, она ни о чем ином, кроме своего маленького принца, и не думала.
Люди собирались у Сент-Джеймса, желая поглядеть на своего будущего короля, а когда его вынесли на балкон, все просто неистовствовали от радости. Самой популярной персоной в королевстве стал маленький принц Уэльский, а уже за ним следовали его родители, потому что произвели его на свет.
Вот теперь, думала Шарлотта, я знаю, что такое быть абсолютно счастливой. Когда она держала ребенка на руках, забывались все изнурительные месяцы ожидания. Просыпаясь по утрам, она не могла дождаться, когда няньки принесут его к ней. Ей хотелось бежать к нему, взглянуть на его розовенькую мордашку и убедиться, что с ним все в порядке.
Георг разделял восторги жены. Этот орущий, розовенький младенец однажды станет королем. Георг торжественно поклялся, что приложит все свои силы, чтобы оставить ему королевство таким, которым тот мог бы действительно гордиться.
Недовольство нараставшее в Сити со времени отставки Питта, затмила радость, связанная с рождением королевского отпрыска. Когда принца Уэльского привозили в Гайд-парк на прогулку, за ним и его няньками следовали толпы людей. Все они смеялись от удовольствия, слыша, как он показывает им силу своих легких или видя, как он лежит на атласных подушках, довольно улыбаясь.
– Храни его, Господь, – кричали они. – Здоровый, славный парнишка, это уж точно!
Обычно после таких прогулок королева приглашала всех, кто хотел, прийти во дворец и отведать сладкого пирога и горячего напитка. Напиток приготовлялся из теплого вина и яиц, что считалось очень полезным для ослабленных людей и детей; как и следовало ожидать, в специально отведенных комнатах при дворе собиралась толпа, чтобы отведать угощений королевы. За порядком здесь следили лейб-гвардейцы, но даже несмотря на это попадались такие озорники, которые набивали себе карманы пирогами. Людям нравился такой обычай, и они были бы не прочь, если бы в королевской семье каждую неделю рождался ребенок.
Но вот настал день крестин. Состоялась тихая церемония в гостиной королевы. Была половина седьмого вечера, и королева возлежала на своем королевском ложе. Она стала выглядеть гораздо привлекательней, потому что ее глаза излучали светлую радость. На ней было расшитое серебром белое платье, такое же как на свадьбе, и усыпанный бриллиантами корсаж – свадебный подарок короля. На фоне королевского ложа, покрытого малиновым бархатом, отороченным золотой тесьмой, белый атлас и брюссельские кружева, в которые была облачена королева, являли собой впечатляющую картину. Воистину «расцвет ее уродства пришел к концу».
Маленький Георг, которого несла гувернантка на атласной, расшитой золотом подушке, в знак протеста отчаянно кричал.
Бабушка – вдовствующая принцесса взяла его у гувернантки, что ему явно не понравилось, и он завопил еще громче, но это только вызвало у всех улыбку. «Он – очень упрямый маленький проказник», – с любовью и пророчески сказал король. Вперед вышли крестные отцы – герцог Камберлендский и вельможа, приехавший из Мекленбурга в качестве доверительного лица герцога – брата Шарлотты.
Архиепископ Йоркский окрестил ребенка; король расчувствовался и разрыдался; а королева, наблюдавшая за всем этим, думала о том, что нет большего счастья на земле, чем то, которое она сейчас переживает.
Церемония завершилась. Шарлотта взяла ребенка на руки и подержала его несколько минут, а затем передала гувернантке, чтобы малыша положили в колыбель. Там он лежал за китайской ширмой, установленной вокруг кроватки, чтобы никто не мог прикоснуться к нему.
Все присутствовавшие на церемонии в восторге столпились вокруг колыбели.
Шарлотта не думала ни о чем, кроме своего ребенка. Он стал ее жизнью. Она не собиралась отдавать его в руки гувернантки и нянек. Георг согласился с ней. У них превосходный ребенок. Почему бы им самим не получать удовольствие, ухаживая за ним?
Шарлотта заказала восковую фигурку, которая была точной копией их ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48