..
– В самом спокойном месте на Земле! - крикнул Петр. На его крик никто даже не обернулся - мало ли тут кричащих и стонущих людей...
Приехали медики. Картина бедствия, какой бы жуткой она ни была, сразу приобрела признаки цивилизованности (если вообще можно сказать так о бедствии!): яркие машины, снующие туда-сюда люди в белых комбинезонах, желтые ленточки, опоясывающие место трагедии...
Петр вяло отмахивался от назойливых попыток медперсонала оказать ему помощь - суетливый медбратик промокал тампоном Петру царапины на руке, еще один придирчиво осматривал лицо Петра, бесцеремонно вертя его голову.
– Да отстаньте вы! - Петр вырвался из-под опеки медиков. - Я в порядке, другим идите помогать! -
– Спасибо, - раздался сзади тоненький голосок.
Петр обернулся. Та самая девушка, которую он бережно прижимал к себе, покуда бушевала людская стихия, стояла позади Петра уже с забинтованной рукой и следами заживляющей жидкости на лице.
Значит, не немая. А дар речи вернулся.
– Не за что, - улыбнулся Петр, - вы как?
– Спасибо, ничего. Все заживет. Вы спасли мне жизнь. Как вас зовут?
– Джозеф.
– Джозеф... - сказала девушка. - А я Стейси, будем знакомы. Как мне вас найти потом?
– Зачем? - не понял Петр.
– Вы спасли мне жизнь, - повторила Стейси, - я ваш вечный должник... - На лице стеснительная улыбка.
– Не надо меня искать, - сказал Петр серьезно. - Очень прошу: не надо. Я приношу несчастья...
Девушка не успела ничего ответить, подбежал Латынин. Озабоченно зачастил:
– Мистер Оруэлл, как же вы оказались-то в этой мясорубке? - Он взял Петра за плечи и придирчиво осмотрел, как неодушевленный предмет - ну ничем от медбратика не отличался, заключил: - Вроде все в порядке. Сильно потрепало?
– Ерунда...
Латынина ответ, видимо, удовлетворил, потому что он не стал продолжать вопросы, а повел Петра в стоящий неподалеку "хаммер".
– Едем к мистеру Иешуа. Он ждет.
Мистер Иешуа ждал в компьютерном зале, в компании Иоанна, Мари и Криса. Здесь Петру пришлось выдержать еще один раунд заботы и участливых вопросов от окружающих. Он вяло отвечал, что все в порядке, все цело, нет, не помяли, то есть помяли, но не до смерти, погодите еще, не спешите хоронить начальника Службы безопасности.
Лишь Иещуа не суетился зря, а продолжал вглядываться в большой экран, на который шло изображение с камер, расположенных за периметром. На экране было видно длинную вереницу людей, идущих по дороге в Киншасу, волокущих на себе весь свой скарб, который удалось спасти после недавней давки. Люди шли неспешно, переговаривались, жестикулировали, оглядывались на Храм, презрительно плевали в сторону того места, которое только что покинули.
– Они идут в Киншасу. Пешком, - ровным голосом прокомментировал Иешуа то, что и так было хорошо видно.
– Долго же им идти, - неосторожно съязвил Крис, но тут же умолк под колким взглядом Машиаха.
Петр открыл было рот - спросить о количестве народа, покинувшего Храм, но Иешуа то ли прочел его мысль, то ли сам собирался сказать:
– Сколько их, мы пока не знаем, многие еще находятся в Храме. На воротах стоят охранники со сканерами, они считают проходящих людей. На данный момент ушло семь тысяч восемьсот тридцать шесть человек... тридцать семь, восемь, девять...
Иешуа смотрел на скачущие цифры в углу экрана, которым Петр не придал поначалу значения. Четырехзначное число постоянно увеличивалось.
Иешуа говорил это скорее для себя, чем для остальных, которые и так все видели. Внешне он был спокоен, но Петр знал, что в давно и глухо заблокированном от внешних воздействий мозге сейчас бушует море печали, горести и гнева. Иначе просто быть не могло. Или он, Петр, плохо знает своего ученика, а это, естественно, исключено.
– Может, для них транспорт из Киншасы запросить? - осторожно спросил Латынин.
– Нет! - резко обернувшись, ответил Иешуа. - Пусть идут, как им хочется.
Вот еще и обида... А если честно, то обиды больше, чем всего остального. Оно и понятно - так Иешуа еще не унижали.
Люди в зале еще долго стояли перед экраном, следя за циферками в углу и провожая пеших беглецов из Храма. Петр не стал тратить время впустую, а решил вернуться к себе, привести себя в порядок, переодеться, а заодно, может быть, в диалоге с самим собой разобраться в происходящем. Поторчав еще с десяток минут для приличия в зале вместе со всеми, он тихо вышел на улицу и направился к своему корпусу. Следы бегства озабоченно подчищали автоматы-уборщики, контролируемые служащими из коммунального отдела. Еще час - и ничего не будет напоминать о происшедшем. На улицах было оживленно - оставшиеся жители Храма помогали убирать мусор, живо обсуждали события, собравшись группами. Внезапно Петр почувствовал жуткую усталость, не столько физическую - от долгого противостояния бешеной толпе, сколько моральную - слишком много всего на небольшом отрезке времени успело напроисходить. И во всем участвует мистер Оруэлл - как координатор, командир, а вот теперь еще и как пострадавший. Одних только материальных бед на неокрепшее хозяйство Храма сколько обрушилось! Ремонт зданий после пожара, восстановление разрушенного фрагмента периметра, бунт этот идиотский... По правилам позиционной войны Дэнису еще следует взять Храм в блокаду, чтобы изможденный Иешуа сам сдался...
Петр присел на скамеечку, потер руками лицо. Произнес:
– Устал... И впрямь - выпиты все силы, пресловутая паранормальность с ее скрытыми и явными резервами небесконечна. Требуется отдых и восстановление. Только вот предоставит ли судьба отпуск? Или не к судьбе следует с этим обращаться, а к ее полномочному представителю в жизни Петра - Дэнису? Нет, это будет означать сдачу в плен.
Тяжелые мысли не дали расслабиться, и Петр решил, что надо-таки добраться до своей кельи и, постояв под прохладным души-ком, заставить себя заснуть часов на пять. Ничего, Храм без него не развалится. Куда уж дальше...
Дома, задержав на себе взгляд в зеркале, Петр вдруг явственно понял, что ему до жути надоело быть Оруэллом. Прямо физически неприятно. Сразу представилось страшно мелочным и бесполезным все это актерствование непонятно для кого, напряжение друзей, которые должны помнить, при ком он - Петр, а при ком - Оруэлл. Петр обозлился на себя за то, что придумал эту глупую игру с силиконовой маской несуществующего человека. Такие рецидивы неприязни к Оруэллувозникали нередко, но сейчас все было как-то особенно остро - видимо, сказывалась усталость. Но внутренняя дисциплина не позволяла сделать эффектный поступок: ведь через час он мог уже быть в Барселоне, под лазерным лучом знакомого хирурга, а еще через два-три часа предстать перед всеми в истинном облике, с истинным именем...
– Нет, пока нельзя. - Вздохнул, кисло посмотрел в зеркало на мистера Оруэлла и, добредя до кровати, устало уронил тело на мягкий матрас.
Засыпая, поймал за хвост вялую мысль: нельзя-то оно, конечно, нельзя, но вот слегка расширить круг посвященных в тайну Петра-Оруэлла можно будет...
Но на то он и Оруэлл, чтобы быть нужным всем. Успев поспать всего полтора часа, Петр был разбужен назойливым зуммером переговорника. На экранчике наблюдалось растерянное лицо дежурного.
– Что?! - зверски рявкнул Петр в переговорник. Дежурный вздрогнул, убавил громкость на своем устройстве и доложил:
– Эвакуация... то есть исход жителей... завершена, то есть завершен.
Исход... Словечко-то какое выбрал.
– И все?
– Все. Я счел нужным вам доложить, - с сомнением сказал дежурный.
Он уже и сам не рад был, что побеспокоил начальство.
– Спасибо, - сказал Петр, - сколько всего ушло?
– Двадцать три тысячи шестьсот двенадцать человек. В госпитале находятся еще триста пострадавших, тоже намеревающихся покинуть Храм после выздоровления.
– Ну и на здоровье, - пробормотал Петр.
– Не понял? - поднял брови дежурный.
– Спасибо, говорю, отлично служишь.
– Рад стараться, - улыбнулся дежурный и отключился.
Число стало пятизначным. Сон пропал.
Петр сел на кровати, помотал головой, просыпаясь, посмотрел в окно. Вспомнил о своей задумке, сам себе улыбнулся.
Через полчаса мистер Оруэлл сидел в своем кабинете и ждал встречи с Клэр Роджерс, которая любезно согласилась посетить начальника Службы безопасности Храма, неожиданно возжелавшего ее видеть. Машина, посланная за Клэр, должна была вот-вот вернуться.
Наконец секретарь доложил:
– К вам миссис Роджерс.
Клэр вошла, вежливо поздоровалась, присела на кресло. Ждала.
Хитрюга Оруэлл глядел на нее глазами старого, прожженного йпецслужбиста, мытарил молчанием, а потом вдруг произнес:
– Интересно, Клэр, а как воспримет История происшедшее сегодня событие? Наглец, однако...
– Позвольте спросить, а обращение "миссис" уже отменили на территории Храма?
– Клэр, Клэр... Вы же всегда позволяли так себя называть.
Женщина опешила:
– Всегда? Когда это всегда? Кому позволяла?
– Да, да, позволяли. Не знаю, как другим, но мне - всегда. И более того, всячески пресекали любые попытки вашего любимого дауна называть вас "миссис Роджерс". Не помните?
На лице Клэр расцвело изумление.
– Любимого дауна.., Петр Анохин? Мастер-три?
– Да уж, давненько меня никто так не именовал... К вашим услугам, Клэр, Петр Анохин, Мастер-три.
ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 10
КОНГО, КИНШАСА, 2160 год от Р.Х., месяц май
Солнце висело над головой, как гигантский рефлектор, спастись от которого было невозможно нигде. Кондиционеры молчали, похоже было, что они вообще умерли, а реанимировать их не смог бы и Иешуа, поскольку он умел лечить души и тела, но никак не механические изделия транснациональной компании "Bosch". В компании имелись собственные чудотворцы, но они в любом случае вынуждены были отдыхать, пока спецы из другой компании - из электрической, конголезской, - не отыщут по трассе место или места обрывов, не восстановят линию, не дадут свет и долгожданную прохладу стране Храм. Тогда, кстати, бошевские дядьки могут и не понадобиться, если только внезапный обрыв линии не повыбивал из системы кондиционирования какие-нибудь положенные ей предохранители, реле или что там должно выбиваться...
Да и кого им охлаждать нынче, кондиционерам-то? Был народец в стране Храм, да сплыл частью немалой... Крис обронил печальную фразу:
– Крысолов из Киншасы увел всех.
Преувеличение, конечно, не всех увел, слава богу, далеко не всех, но многих, многих...
Тот, гаммельнский, забрал с собой только детей, да и забрал - в никуда, а точнее, в Ничто, ибо как иначе назвать состояние смерти, коей завершается "добрая" немецкая сказка? А здешний - коли был такой! - увел и юных и старых, и не в Ничто увел, а просто - прочь из страны. Однако фатальность массового ухода что в Гам-мельне, что в Киншасе одинаково необъяснима с точки зрения всего человеческой логики, формальной логики, простого житейского здравого смысла, даже с точки зрения чуда тоже необъяснима, поскольку чудо, по мнению Петра, должно хоть как-то, хоть с какого-то бока да толковаться. Раз его кто-то сотворил, то, значит, оно этому "кто-то" необходимо. Старый принцип: qui prodest - кому выгодно. А раз этот "кто-то" - не фантом, а живой персонаж, то любой его поступок должен иметь здравое или пусть не очень или совсем не здравое, но - толкование.
Какому "живому персонажу" было выгодно лишить страну Храм солидной части ее жителей, а Мессию - его послушных последователей?
Ответ вроде бы ясен: Дэнису. Но Дэнис не чудотворец, у него нет волшебной дудочки, чье слабое пение может загипнотизировать тысячи довольно здоровых и относительно здравых людей.
Иоанн предположил:
– Массовый гипноз.
Это подходило бы Дэнису, объясняло бы все, но Иешуа не согласился.
– Я бы почувствовал, - сказал он. - И ты бы почувствовал, и Петр, и Мари, и Никодим, да все бы в той или иной степени ощутили бы на себе даже не воздействие гипноза, а просто его присутствие. Но не было... - Переспросил, обращаясь ко всем: - Не было?..
Никто не ответил, поскольку очевидное и без лишних слов очевидно.
Сидели в пустом и оттого гулком, обжитым эхом "покатом" зале Собора, сидели прямо на черном горячем полу, за стеклянной стеной простиралась раскаленная кирпично-красная пустыня, жаром своим нагло ворвавшаяся в Собор, сидели - потели, даже черный Крис, коренной африканец, политкорректный к величине столбика Цельсия, то и дело утирал с лица пот тыльной стороной ладони. Это в штабе имелись собственные генераторы - на такой вот случай, а Собор не имел оных, был подключен к общей энергосистеме. Тоже - просчет, технический на сей раз, да сколько их всего возникло в строительной спешке!..
– Не было, не было гипноза, - ответил за всех сам Иешуа. Поднялся, прошелся вдоль пустыни за стеклом, как делал это, когда перед ним в зале сидело не с десяток слушателей, а под пять тысяч, когда большой зал по многолюдности легко было сравнить со склоном Галилейской горы Фавор, где звучали в первом, утерянном веке первые революционные проповеди Машиаха из Нацерета. Остановился, долго смотрел на пустыню, потом, круто развернувшись к ученикам, спросил яростно: - А не все ли равно, как они ушли?! - И опять сам себе и ответил: Абсолютно все равно! Главное, что ушли...
Последняя фраза прозвучала с такой внутренней болью, им-пульс ее оказался таким сильным, что Петра просто перекорежило от собственной - отраженной! боли, вспыхнувшей на миг и угасшей. Вздохнул глубоко, отгоняя злую память о ней, сказал:
– Ты мог их удержать. Мы все - сообща! - легко могли их удержать и вернуть в дома, в квартиры, в отели, но ты же не позволил... Тогда я не спросил тебя, отчего такая бессмысленная жертвенность? Откуда взялась рабская покорность року, тебе, избраннику Божьему, никогда не свойственная?..
– А сейчас спрашиваешь? - Иешуа исподлобья взглянул на друга.
– Сейчас спрашиваю.
– Оттого, что не счел нужным силой возвращать людей, которые решили покинуть страну по своей воле.
– Не лги самому себе, Иешуа, - повысил голос Петр, - они ничего сами не решали. За них кто-то как-то все решил и сладил, и мне не наплевать - кто и как.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77