Если кто-то еще не понял, что я не бросаю обещания на ветер, то пусть подождет результата. Верю: он не заставит себя ждать. А пока я лишь повторю давние мои слова, брошенные однажды ученикам: "Да будет слово ваше: "да, да", "нет, нет", а что сверх этого, то от лукавого". Я говорю: да, да, Храм будет, но мне нужна для него не тронутая доселе греховными и пустыми делами земля. Вот вы, господа, - хозяева разных земель, больших и малых, богатых и нищих, вот вы можете сказать мне сейчас: да, да. Учитель, у меня есть такая земля и ее довольно будет, чтобы принять на себя десятки, сотни тысяч, а когда-нибудь и миллионы тех, чей путь сегодня закрыт и кого Бог окружил мраком?..
Задал вопрос, опять замолчал, обвел взглядом тонущий в теплом мраке зал. Ждал ответа.
И тот не замедлил прозвучать.
– У меня есть такая земля! Да, да! - Громовой голос, троекратно усиленный электроникой, мгновенно заполнил зал, эхом оттолкнулся от стен. - Я дам тебе много земли, Учитель. Ты понравился мне, парень, к твоя идея тоже - окей, и я решил поверить твоим словам...
С верхних рядов вниз по ступеням несся огромный черный человек в невероятном красно-желто-сине-зеленом гран-бубу, весь увешанный золотом: часы, браслеты, перстни, ожерелье. Он ухитрялся перепрыгивать через три ступени, не путаясь в длинном своем попугайском одеянии, и луч прожектора высвечивал его из тьмы, сопровождал, позволяя всем присутствующим разглядеть добровольца, а камераменам передать его незабываемый образ на весь изумленный мир.
Он выпрыгнул - именно так! - на пятачок с трибуной, оказался рядом с Мессией, зажал его в могучие объятия, и совсем не маленький Иешуа просто потерялся в них.
А механический голос компьютера, все и всех знающего и узнающего, объявил:
– Президент Республики Конго Нгамба.
И зал буквально взорвался аплодисментами, будто люди утомились сидеть мышками и вдруг решили дать волю эмоциям. И, перекрывая обвальный шум, из разных мест зала начали раздаваться возгласы:
– И у меня есть земля!
– Мессия, я тоже хочу дать тебе землю!
– Приезжайте ко мне. Мессия!..
Президент Нгамба отпустил помятого Иешуа, наклонился к трибуне, где спрятаны были чуткие микрофоны, и заявил не без торжествующего ехидства:
– У вас у всех тронутая пустыми делами, чтоб не сказать вообще черт-те чем, а у меня земля - нетронутая. Чистая! Ну прямо девственная, как десятилетняя девочка. Хотя ей - тыщи лет. И тыщи лет там никто ничего толком не строил, не сеял, не пас животных. Короче - не гадил. Разве что караванные пути проходили. Ну разве кто-то что-то копал, да бросил... А почему - спросите? Да потому, что там - почти пустыня, и ни строить, ни сеять, ни пасти там невозможно. А жить - это запросто. Опять спросите - почему? Потому, что моя столица росла-росла и подкралась потихоньку к этим землям. Пока - на расстояние хорошего автомобильного броска. Ну, часа два, два с половиной, не далеко ехать, обеспечить новый Храм нужными коммуникациями - это просто... А деньги? Ну, есть, конечно, но когда их много было? Так что, дорогие коллеги, не предлагайте нам ваши земли, а лучше помогите материально... И вообще, я первым сказал "да, да"...
А зал вновь зааплодировал, делегаты смеялись, многие повскакали с мест, кто-то что-то кричал, лучи света бешено мотались по рядам, помогая камераменам, Иешуа и гигант Нгамба живописно стояли на ярком пятачке, обнявшись, вздев свободные от объятий пуки вверх: победа будет за нами.
В общем, хеппенинг, радость для всех. А уж телевизионщики - те на седьмом небе были: такая сенсация выпадает нечасто, и опять ее подарил все тем же "городу и миру" человек, который назвался Мессией.
Ну и дело впереди, конечно, маячило, большое дело: имя ему дано - Храм. Хотя по всему получалось, что под привычным именем возникало иное, совсем не привычное понятие - Храм-дом, Храм-земля, Храм-страна.
...Когда продирались к выходу - по-прежнему в обнимку с гигантом Нгамбой, - сквозь толпу делегатов и журналистов, кто-то из последних, отталкивая коллег, сунул микрофон Иешуа чуть ли не в рот, выкрикнул:
– Скажите, Мессия, вся эта хреновина с войсками в Европе и сошедшим с ума Биг-Брэйном - ваша работа?
Иешуа оглянулся на вопрошающего, сказал удивленно:
– С чего вы так решили?
– Ну, как же, - не отставал неназвавшийся журналюга, - ведь вы же там еще вчера были, оказывается, тут-то все и началось...
– Значит, если здесь, в ООН, через полчаса обвалится потолок, в этом тоже обвинят меня?.. Окотитесь, юноша, я в военные игры не играю, а если я и вылечил кого-то из воинов-миротворцев, раненных своими же вертолетчиками, так это мой долг...
И пошел вперед, прикрываемый Нгамбой и бугаями из секьюрити ООН.
Крису и Мари, не попавшим в сферу спасительную их прикрытия, приходилось куда труднее. Но, ледоколом раздвигая толпу, стараясь не отстать от Учителя и Мари не потерять, Крис все же склочно подумал: и в самом деле интересно, не рухнет ли через полчаса этот гребаный потолок?..

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРОЛОГ- 1
ИУДЕЯ. ИЕРУСАЛИМ, 37 год от Р.Х., месяц Элул
– Илам, зови следующего!
Петр слышал, как парнишка вскочил со своей лавки и метнулся открывать дверь. Привычный скрип петель, - когда же смажут-то наконец, уж чего-чего, а оливкового масла в избытке, урожай олив случился нынче богатый! - и сквозь мгновенное привычное раздражение: привычные же расшаркивания, привычные вопросы:
– А он там? А он не очень занят? А он не прогонит? А войти можно?
Илам привычно отвечает:
– Да, там. Нет, не очень. Да, проходите, он ждет. И как финал - привычная нерешительность посетителя на пороге.
Пока он мялся, Петр скучно разглядывал его. Пришедший был толст, потен, и от негопахло пылью. Видать, долгой дорога оказалась.
– Доброго дня, равви!
– Доброго и тебе. Проходи, садись. - Петр легко изобразил улыбку, указал толстяку на высокий по местным меркам стул.
Не стул даже, а кресло, шикарное, каких в Иудее не сыскать, хотя бы потому, что Петр сам его сочинил и, пользуясь добрыми плотницкими навыками (спасибо Иешуа-древоделу), воплотил свою мысль в дереве. На массивных резных ножках покоилось широкое, обшитое кожей мягкое сиденье. Спинка и ручки тоже были кожаными. Не шевро, конечно, шкура-то козлиная, выделка не ахти, но сидеть удобно.
Только на седьмой год существования общины Петр обзавелся своим кабинетом. Именно в том смысле, в котором он себе это Представлял. Внаглую. Пусть враги лопнут от зависти к воплощенной мечте бюрократа!.. Просторная комната с большими для Иершалаима окнами, в ней - Т-образный стол. Верхняя перекладиц ка буквы "Т" - место для начальника, нижняя, перпендикулярна ей - для подчиненных. Очень удобно проводить совещания. Ста лья опять же. Не аскетические лавочки и не топчаны для томноп возлежания, а полноценные стулья с ручками и спинками. Пери кабинетом - приемная, комната поменьше, но тоже со столом стульями. За столом - секретарь. Именно так: в мужском род1 Что бы там ни говорить о лопнувших врагах, женщину на тако месте и друзья не примут. Не поймут. Иудея и первый век - эта вам, к примеру, не Европа и двадцать второй. Женщина - толыа у очага, только около детишек, и - никаких коней на скаку, никя ких горящих изб. Так что нынче секретарские функции исполняв шустрый паренек Илам. И похоже, справляется неплохо.
Толстяк, с удивлением осмотрев мебельный шедевр, осторожно опустил свое более чем массивное седалище на козлиную обшивку. Стул даже не скрипнул. Петр мысленно себя похвалил - крепко сработано, руки откуда надо растут!
– С чем прибыл, почтенный человек, рассказывай. Да и как звать-то тебя?
– Гашем мое имя. Я из Наина. У нас там... - Толстяк заг ворщицки оглянулся и продолжил шепотом: - У нас там, равви, такое творится!..
Петр крайне заинтересованно смотрел на собеседника, всем видом показывая, что ему, равви Петру, страсть как хочется узнат о том, что же такое творится в крохотном галилейском селении.
– Серар, - шептал толстяк, - Серар, наш предводитель... ну глава общины нашей, он берет у людей скот и прочие подати, потом... - Гашем опять оглянулся, а Петр, воспользовавшись па узой, невинно вставил:
– А потом продает. А деньги себе присваивает, да?
Удивлению Гашема не было предела.
– Равви! Ты знал! Но как? Кроме меня, никто сюда не ходил, Равви, я всегда был уверен, ты все видишь и все знаешь!
Гашем начал потихоньку сползать со стула. Еще чуть-чуть, он бухнется на пол и примется целовать ноги вещему пророку Петру который все знает о жулике Сераре. И о доброй сотне ему подобных. К сожалению, мало-мальские богатства, имеющиеся теперь у каждой общины, в большей или меньшей степени развращают управляющую верхушку. Чаще, как ни печально, в большей. Хищения и мошенничество, увы, - распространенные явления среди этих людей. Успокаивает лишь то, что простой народ - вроде того же Гашема - гораздо честнее своих начальников и предводителей. И Вера у него, у народа, имеется - настоящая. Не в тельца золотого, а в Господа. На том и стоим. Или сидим. На кресле ручной редкой работы.
Петр не поленился встать, чтобы одобрительно похлопать Гашема по плечу.
– Успокойся, успокойся ты, в самом деле. Все будет в порядке. Я про твоего э-э... Серара знаю. Вот тебе задание: возьмешь троих или четверых проверенных людей и проследишь, только незаметно, за его воровством, понял? Попадется можете смело его гнать, а мы вам нового назначим. Все ясно?
Толстяк меленько кивал, раболепно выпучив глаза. Ему было все ясно: самый большой начальник его понял и дал мудрый совет. Не зря, выходит, четверо суток в Иерусалим топал.
– Ну, все, иди, Гашем, и будь здоров и счастлив. Доброго тебе пути, Гашем...
Закрыв дверь за галилейским доброхотом, Петр жестко потер руками лицо и произнес по-русски, как выругался:
– Ру-ти-на!
И, кстати, выругался, присовокупив к сказанному короткое непечатное слово. Тоже русское.
– Материшься?
Вопрос был задан опять же по-русски. Голова Иоанна, так и не подвергшаяся усекновению, торчала из-за полуоткрытой двери. И широко улыбалась.
Странно, дверь должна была скрипнуть...
– Матерюсь, - как бы виновато ответил Петр. - А как тут не материться? Скоро они будут являться сюда по всем поводам. Глава общины ворует - приходят к нам жаловаться. Колодец пересох - тоже к нам. Не ровен час, обосранных младенцев начнут приносить - чтоб мы подмыли!
– Не начнут, - серьезно сказал Иоанн.
Эта фраза окончательно добила Петра. Он издал нервный смешок, который легко перешел в хохот: хотелось пусть даже смехом разрядиться, день слишком занудным сложился. И причина для смеха - вполне достойная: патриотическая уверенность Иоанна в способности еврейского народа самостоятельно решить эту насущную детскую проблему.
Секунду спустя Иоанн тоже заразился смехом.
Петр любил и ценил такие моменты. Нечасто выдается возможность посмеяться от души с лучшим другом, на минуту забыв о бескрайнем море дел, о неприятных событиях десятилетней давности, о скучно ждущих людях в приемной. Плюс к тому если верить медикам - смех именно без причины очень полезен для нервной системы...
А вот, кстати, приемная... Что-то там сейчас происходит, что-то странное, что-то нежданное, что-то совсем даже непонятное Двадцать пятое или пятьдесят второе чувство Петра заставило его сразу посерьезнеть и прислушаться. И Иоанн смех оборвал, насторожился - видимо, ощутил то же самое.
Из-за двери раздался визгливый крик Илама:
– Куда без очереди?!
И дверь распахнулась, отлетев к стене, и Петр с Иоанном, к действительно странному, к действительно нежданному и уж абсолютно непонятному счастью своему, мгновенно поняли природу означенных невнятных ощущений.
На пороге, улыбаясь, стоял Иешуа.
Вот тебе и раз, сказала Волку Красная Шапочка, а я к бабушке собралась. Сказка. Детство Петра. Ассоциации.
Одет был Иешуа странновато для Иудеи первого века. Нет, конечно, беглый взгляд стороннего человека не выявил бы особых несоответствий, но Петр и Иоанн, стоя, фигурально выражаясь, с отпавшими до полу челюстями, имели возможность внимательно поразглядывать неожиданного визитера - хоть с полминуты, а хватило вполне. Петр автоматически отметил, что потерянный друг вернулся с округлившимся лицом (гамбургеры? пицца? хотдоги?), с привычно длинными волосами, но непривычно короткой бородкой, аккуратной, вполне академической, а вовсе не библейской. На нем красовалось некое подобие туники, наспех, видимо, скроенное из какой-то простыни, упертой, не исключено, в проезжем отеле, ткань тонкая, хлопчатобумажная, в Иудее такой взяться неоткуда. На ногах у Иешуа имели место открытые сандалии всемирно известной фирмы Reebok - на липучках. Логотип всемирно известной замазан чем-то черным - фломастером? чтобы, значит, не бросался в глаза.
– Насмотрелись? - ехидно спросил Иешуа. Голос, который в последний раз Петр слышал много лет назад, совершенно не изменился. А с другой стороны - что за идиотизм, чего бы ему меняться? Это здесь, в Иудее, десять лет минуло, а там, может, и двух дней не прошло. Забыл, старый Петр, эффект тайм-капсулы? Тут - годы, там - минуты. Сам ведь пользовался переходом во времени, чтобы не тратить дни на путешествие, к примеру, из того же Иершалаима в Нацерет... Хотя какая, к дьяволу, капсула?.. Каналы времени заблокированы мертво... Как Иешуа здесь очутился?..
Радость радостью, но логика живее всех живых. Впрочем, вопросы - позже,
И с тарзаньим воплем он заключил Иешуа в объятья.
– Брат!.. Брат! - только и мог разумно произнести. Далее следовали крепкие шлепки по плечам, кряхтенье и радостные междометия. Удивительно уныло и однообразно проявляют свои чувства мужчины - что в первом веке, что в двадцать втором. Понять бы только - кто из описываемых мужчин из какого века...
Натискавшись, Петр отпустил Иешуа, чтобы в следующее мгновение его сграбастал Иоанн. Та же картина.
– Ох, не задуши! - хохотал Иешуа.
– Ничего, воскреснешь! Нам не привыкать, - отвечал Иоанн, прижимая старого друга к своей могучей груди.
Петр смотрел на Иешуа, и в мозгу его точно формулировались десятки вопросов, каждый из которых был главным, и каждый следовало бы задать первым, но на язык почему-то просилось традиционно идиотское:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77