Качество удивило, отличная цена 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И тут же река вспухла от выстрелов. Пули ложились вдоль следа, рядом с бортами, а бот несся через реку, словно окруженный каким-то пуленепробиваемым колпаком, и Иешуа стоял на носу, глядя на албанский берег, стоял в полный рост, и Круз непривычно спокойный и изумленный своим спокойствием - целенаправленно рулил к позициям албанцев, в такой же ивняк, в такую же омытую рекой землю, которая, как сказал Мессия, принадлежала Богу, только Богу и никому больше.
Они ткнулись в ивняк, Иешуа соскочил в воду, выбрался на сухое, подождал, пока Круз закрепит швартовый канат за какое-то кривое деревце.
"Кашки" ушли. Тихо стало вокруг. Даже комары попрятались под листву.
– Как все это понимать? - спросил Иешуа.
Только любопытство - никаких дополнительных эмоций.
– Не знаю, - честно ответил Круз.
– Они стреляли только по позициям миротворцев. Они бомбили только позиции миротворцев. Полагаю, у капитана Латынина личный состав поредел. А может, и самого Латынина нет. Град выбил посевы... - сказал странную фразу, замолчал надолго. Круз ждал. - Как ты думаешь, майор, - продолжил Иешуа, - на кого они свалят гибель миротворцев? На сербов? На албанцев? А может, вообще на какую-нибудь третью силу, на пришельцев из космоса, например? Какой смысл? Ведь "град" есть "град", как я понимаю, его не выдать за легкий автоматный "дождик", я уж не говорю о бомбежке, и никто не возьмет на себя ответственность за такую смерть солдат - ни сербы, ни албанцы. Действительно, одна надежда на пришельцев... Но подумай, майор, зачем твоему начальству неудачная провокация? В штабе не дураки сидят, так?
Круз послушно кивнул: так, мол.
– Что ты имел в виду, когда сказал "пока"?
– Что "пока"? - не понял или не захотел понять Круз.
– Не прикидывайся, майор. Ты же что-то знал о возможности обстрела позиций миротворцев.
– Ну-у, разве только краем уха...
– Что краем уха?
– Да если честно - ничего конкретного. Что надо бы, мол, что ситуация законсервирована - стоит взорвать...
– Верю тебе. Слышу, что правду говоришь. Сдается мне, что если мы не поспешим, то не найдем на позициях Латынина не только живых, но и трупов. Успеют убрать. А "вулканы" и "Кашки", поддержанные общественным негодованием, которое охотно растиражируют медиа-средства, начнут следом бомбить и вышибать "градом" либо сербов, либо косоваров. Против кого прикажут негодовать, того и уничтожат. В разумном количестве, конечно... Это не война, майор. Это политика, замешенная на крови. Как там Латынин говорил: двое дерутся - третий не мешай? Верно говорил, двое подерутся и устанут, если их не подстегивать. Так что все здесь только от третьего и зависит. А кто у нас третий?
– Командование Корпуса?..
Иешуа невесело засмеялся:
– Командование Корпуса - мясорубка. А ручку крутят другие люди. Я их покажу тебе, майор, если захочешь.
– Я бы хотел... очень...
– Значит, пойдешь со мной.
– Назад?
– Пока назад, - опять засмеялся Иешуа, - а потом - дальше. Но это будет потом. А сейчас я хотел бы спасти тех ребят Латынина, кого еще можно спасти...
– А к косоварам? - рискнул напомнить Круз.
– Уже нет смысла. - И добавил непонятное: - Они тоже слепы от рождения... Заводи мотор, майор, времени у нас - кот наплакал...
Круз запустил движки и погнал бот обратно, выжимая из него все, на что способны были могучие "мерседесовские" лошадиные силы. Спросил с надеждой, перекрикивая вой моторов:
– Вы думаете, кто-то остался жив?
Иешуа крикнул в ответ опять малопонятное:
– Там - моя ученица...
Впрочем, малопонятное всегда наиболее убедительно.
ДЕЙСТВИЕ - 1. ЭПИЗОД - 4
БАЛКАНЫ; КОСОВО, ПРИШТИНА, 2157 год от Р.Х., месяц октябрь
(Окончание)
"Кашки" поработали профессионально: что задумано было - все исполнено. Позиции капитана Латынина больше не существовало.
Иешуа быстрым шагом шел мимо взрытых пулями неглубоких окопов - не на всю жизнь ребята окапывались, мимо бэтээров, заглушенных и тоже с рваными следами на пробитой таки броне, мимо трупов солдат-миротворцев, которых пулеметные очереди с "Кашек" застали врасплох, никто не успел даже автоматы поднять, так и легли на траву - кто лицом в землю, кто распахнутыми в небо глазами. Странным было одно: убитых оказалось немного - Иешуа насчитал всего одиннадцать...
Круз брел сзади, тупо приговаривая:
– Сволочи, какие сволочи...
Кого он имел в виду? Свое командование, пославшее группу вертолетов, чтобы расстрелять собственных бойцов? Или летчиков, легко и изящно выполнивших по всем военным уложениям преступный приказ?
– А что им было делать? - вдруг спросил, не оборачиваясь, Иешуа.
– Кому? - не понял Круз.
– Летчикам. Пилотам "Кашек"... Отказаться исполнить приказ?.. Какое за это следует наказание, а, майор?
– Трибунал, - на автомате отвечал Круз. И вдруг взорвался: - А Божий суд? Неужто он не страшен?
– Не знаю, - горько сказал Иешуа, продолжая идти по лощинке, - не судим...
Круз яростно закричал ему в спину:
– И это говорите вы. Мессия?? Божий суд - кто о нем должен знать лучше всех живущих?!
– Кто? - Иешуа вдруг притормозил, обернулся, и Круз увидел такую же ярость в его глазах. - Я скажу тебе, майор, кто должен знать. Ответ прост: мертвые. Только им дано узнать эту тайну. Не они не скажут, ведь верно, майор? Они уже ничего не скажут... - Он отвернулся от Круза и вновь целеустремленно зашагал, будто знал, куда идет, будто отлично ведал неведомую Крузу цель.
Круз тоже тронулся следом, бросив безнадежное:
– Они все убиты...
И услышал нежданное:
– Не все. Только те, кто не успел поймать зов того, кто внутри. А кто успел - живы. И их значительно больше. Сейчас ты увидишь.
И точно: прошли редкий лесок - к востоку от позиций, под нялись в горку и увидали внизу, в узком и ломаном овраге ребят в комбезах Корпуса "Балканы". Кто лежал - все-таки раненный, кто сидел, привалившись спиной к дереву или просто к откосу оврага, костерок разожгли, и висело ведро с водой над огнем на металлической штанге неведомого назначения, положенной на две рогатки, врытые в землю. Мари, живая и невредимая, распаковывала медицинские пакеты, двое миротворцев помогали ей, а навстречу Иешуа и Крузу пошел тоже живой и, судя по всему, не сильно пострадавший - разве что рука на перевязи, задело, видно, руку или плечо, - капитан Латынин.
– Сколько погибло? - крикнул ему Иешуа.
– Одиннадцать! - крикнул в ответ Латынин. Сколько Иешуа насчитал, столько и оказалось. Они сошлись на полпути, и Иешуа взял в обе ладони раненс плечо капитана, подержал его - тот недоуменно смотрел на Мессию, - потом убрал руки, сказал:
– Здоров, капитан.
– В смысле? - не понял Латынин.
– Снимай повязку, я затянул рану. Латынин недоверчиво покрутил рукой сначала едва-едва оберегаясь боли, потом резче, потом совсем по-спортивному на полную растяжку...
– Не болит... - изумленно и растерянно произнес.
Быстро размотал бинт рукав Мари разрезала, видна была сильная загорелая рука в засохших кровяных потеках и - свежий, с твердой коркой, след от пули, к счастью только скользнувшей по пуке но все равно оставившей на ней кровавый окоп.
– Спасибо, - до смешного традиционно сказал Латынин, будто за подарок поблагодарил Мессию или за пожелание здоровья.
А по сути, случившееся и было подарком. И пожеланием здоровья одновременно.
А Иешуа уже шел к Мари.
– Как ты это сделала? - спросил он ее.
Мари оторвалась на секунду от раненого солдатка, которому только принялась бинтовать залитую кровью ногу, торчащую из разрезанной по всей длине штанины комбеза.
– Это не я. Я такого не сумела бы. Это он меня вел, - сказала без улыбки. - Вы же сами научили его всему... Знаете, он теперь умеет говорить со мной тот, кто внутри.
– И что он сказал тебе?
– Он сказал мне, куда увести солдат, а я сказала об этом капитану.
– Если бы не Мари, - проговорил Латынин, влюбленно глядя на девушку, - мы бы все здесь полегли. А так - только одиннадцать. Только те, кто не успел. Она как будто голос какой услыхала: где совсем не простреливается... А ведь "град" был настильный. Эти суки поливали нас свинцом, как смертных врагов... Почему, Мессия?..
Иешуа смотрел в небо, не отвечая. Высоко-высоко - куда выше ретевших на север "Кашек" - парил коршун, задевая крыльями облака. Латынин проследил за взглядом Иешуа, явно не понял странного интереса высокого гостя к рядовой птице, терпеливо, хотя и обиженно, ждал ответа на свой вопрос. Или объяснений отсутствия оного.
– "В глазах всех птиц напрасно расставляется сеть, - медленно процитировал Иешуа, перевел взгляд на капитана, - а делают засаду для их крови и подстерегают их души". Разве не так произошло с тобой и твоими людьми, а. капитан? Так исполните за царя Соломона: "Сын мой, не ходи в путь с ними, удержи ногу твою от стези их".
– То есть? - все-таки не понял капитан. - С кем не ходить?
– Где твой дом, капитан?
– В России. Город такой есть - Воронеж...
– Там тебя ждут?
– Мать... Ждала... Умерла в прошлом году...
– Значит, придется совратиться тебе на свою дорогу... Подожди, я тебе еще укажу ее. А пока мне надо помочь тем, кто не уберегся от "града", пролитого вашими хозяевами...
Он шел по лощине, превращенной в бивуак, как ходил когда-то, две с лишним тысячи лет назад - по Галилее больных и убогих, немощных и сирых, он, как и тогда, как всегда, касался ран солдат кончиками пальцев или ладонями - кого как, он занимался привычной своей и давно ему неинтересной работенкой, сделавшей его знаменитым в земле Ханаанской чудотворцем и целителем, но кто, кроме него, сделал бы ее здесь и сейчас - на Балканах?..
А когда он обошел всех, кто страдал, и, усталый, опустился на траву, принял от рыжего и ражего сержанта чашку чаю, - вот тогда Латынин позволил себе тихо-тихо спросить о затаенном:
– Учитель, а как же убитые?..
– Что убитые? - не понял Иешуа.
Он все-таки устал. Он всегда уставал от лекарских своих чудес, хоть и нехитры они, а выматывали - особенно если лечить приходилось многих. Поэтому и не услышал мысли капитана, не прочитал их.
– Ну, как же... - косноязычно продолжил Латынин, - ведь они же тоже... ну, чтоб жили, значит... вы бы попробовали...
– Что попробовал?..
Нет, определенно - Иешуа был в данный описываемый момент явно не в своей форме! Да и здесь ли он был сейчас? Может, где-то далеко?..
– Оживить, вот что, - выпалил Латынин, разом решившись на сумасшедшее требование.
Иешуа отпил глоток, не обращая внимания на прямо-таки вулканическую температуру крутого чая, и вроде бы вернулся из своего далекого далека, осмысленно и ясно увидел вопрошающего и еще десятки солдатских лиц, с детским нетерпением ждущих ответа, а точнее, чуда, ибо что всегда ждут в детстве?.. И маской застывшее лицо Мари видел он - вот странность-то! - тоже всерьез ожидающей судьбоносного решения Учителя.
– Оживить?.. - Он, как и все, был серьезен. - Я не смогу никого оживить, извините меня.
– Почему?!
– Я не Бог, - печально ответил Иешуа. - Попросите его. Хотя... - замялся на секунду, - хотя и Он, полагаю, не в силах помочь вашим товарищам. Для них война закончилась. И для нас - тоже... - Отставил кружку, опять не допив, резко поднялся. Поискал глазами Круза, нашел. Приказал: - Вызывай вертушку, майор. У меня еще есть кое-какие дела в вашем штабе...
...Белград встретил команду Иешуа мелким моросящим дождичком, замешенном на холодном и колючем ветре. С аэродрома в штаб ехали почему-то на бесконечно длинном американском лимузине вызывающе голубого цвета. Такой за ними прислали.
– Мы прямо как рок-группа, - сказал Крис. - Знаете такую старую оперу "Иисус Христос - суперстар"?.. Все сходится, только не поем.
– И время другое, - заметила Мари. - Так что, скорее, продолжение оперы, вторая часть, играть и петь tristemente, то есть печально.
– Была такая опера? - неожиданно заинтересовался Иешуа. - Вот уж не гадал, что про мою жизнь сочинят оперу... Но почему же печально? Не вижу причины.
– А то, что произошло сегодня? Это, по-вашему, не причина? - Мари была достаточно категорична.
– Повод - быть может, - согласился Иешуа, - но отнюдь не причина.
"Блаженны плачущие, ибо они утешатся" - истина жестокая, но никто ее не отменял. А вот причину, похоже, можно если и не устранить совсем, то, по крайней мере, малость откорректировать. Я попробую...
– Причина - высокая политика, - вздохнул Крис, и Круз кивнул, молча соглашаясь. - Как ее откорректируешь?.. Кстати, что касается Балкан, она, политика эта хренова, уже три столетия не меняется, устаканилась навеки, корректируй не корректируй...
Иешуа смотрел в окно - проезжали мимо детского парка: ну деревья, кусты, ну клумбы с хилыми астрами, ну невысокое старенькое колесо обозрения, застывшее, похоже, навсегда, поскольку электричество в Белграде на пустые развлечения давно не отпускаюсь, ну деревянные простенькие горки для катанья на собственных попках, лестницы, вкопанные стойками в землю, какие-то змеевидные трубы-желобы... А детишкам наплевать было на просто кричащую бедность парка. Они лазили по лестницам, сдирали задницы на горках, ползали по трубам, орали, смеялись, и дрались тоже, и вон одиноко плакал какой-то мальчуган, растирая грязными кулачками слезы...
Скорость у лимузина - за сотню, улицы столицы пусты.
– "Тогда я сказал, - не отрывая взгляда от окна, начал Иешуа, - вот, иду; в свитке книжном написано о мне: я желаю исполнить волю Твою, Боже мой"... Обернулся, глянул на умолкнувших спутников, продолжил уже от себя, будто ожидая ответа от слушателей: - Только в чем она, воля Его, кто знал бы?.. Я-не ведаю сегодня ее...
Лихо тормознули у здания штаба Корпуса "Балканы", иначе - бывшей духовной семинарии, Крис выскочил первым и демонстративно распахнул дверь лимузина перед Иешуа. Тот легко выпрыгнул, взбежал по ступеням, сопровождаемый неотстающим Крузом, мелькнул мимо двух крутых сержантов у входа (Круз успел бросить им на бегу, показывая пропуск: "Мы - к генералу Догерти, он ждет..."), взлетел по лестнице на третий этаж и... исчез.
Круз затормозил посреди лестничной площадки, как будто налетел на стену: вот был только что человек и - нет его. Но - военная косточка - счел необходимым не удивляться, принял как должное, сохранил лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77


А-П

П-Я