– Ну, это если верить девушке.– Я ей верю.– И я тоже, – поддакнул Мейер.– Хорошо, но что все это имеет общего с нашим дедом? – настаивал Бернс. – Сначала убивают мужчину, потом его жену, потом еще одну женщину.– Я не думаю, что все эти убийства связаны между собой, – сказал Карелла. – Первые два скорее всего да, связаны, но что касается третьего...– Что же, убийца просто ткнул наугад пальцем, ты это хочешь сказать?– Нет, не совсем наугад, – ответил Карелла. – То есть жертвой мог стать кто угодно, в этом смысле действительно наугад. Но в любом случае, это должен был быть человек незрячий. Убийца сознательно искал слепого.До этого момента Хейз и рта не раскрывал. Он этим делом занимался между прочим и не хотел гнать лишнюю волну, тем более что лейтенант волну и так поднял. Но сейчас он все-таки скромно вмешался:– Это мог быть отвлекающий маневр, Пит.– Ну, таких дураков нет.– А для того, чтобы убивать людей, особого ума и не надо, – буркнул Мейер.– Согласен, но только полный идиот будет заметать следы, убивая еще одного человека.– Давайте-ка еще раз разберемся с единственным фактом, который у нас на руках, – предложил Карелла.– А именно?– Письмо, которое Джимми послал кому-то из приятелей с идеей быстро разбогатеть.– Ладно, что дальше?– Матери кажется, что Джимми замыслил что-то не то.– Например?– Ну, видишь ли, это, конечно, только предположение, но она считает, что Джимми был нужен кто-то, владеющий оружием. Давайте исходить из того, что он написал этому «кому-то» после августовского сбора.– Почему после сбора?– Потому что до этого у него не было никаких адресов.– А кто мешал ему просто поговорить с этим приятелем?– Что ты хочешь сказать?– То, что сказал. Кто мешал ему отвести его на сборе в сторону и сказать: «Слушан, я тут надумал прихватить винную лавку, ты как, не хочешь войти в дело?»– А может, сама идея пришла ему в голову только после сбора, – предположил Мейер.– И тогда он написал этому парню где-нибудь в сентябре, – подхватил Хейз.– И допустим, приятелю идея пришлась по душе, и он либо написал, либо позвонил Джимми и сказал: «Идет, мне это по душе, только давай лучше ограбим банк», – закончил Карелла.– Ну, допустим, – с сомнением сказал Бернс.– Ладно. Они берут банк, или винную лавку, или заправочную станцию, или что там еще...– Ну, ну, продолжай.– И Джимми припрятывает то, что им там удалось взять, у себя дома.– В ящик из-под цветов, – вставил Мейер.– А напарнику ничего не говорит, – добавил Хейз.– И тогда напарник отлавливает его в четверг вечером на улице и пытается расколоть, но ничего не выходит, Джимми молчит.– Ну, напарник перерезает Харрису горло и идет к нему домой, где, по его расчетам, должно быть награбленное...– Переворачивает квартиру вверх дном...– Находит деньги...– Убивает Изабел...– А на следующий день – Эстер Мэттисен...– Чтобы все выглядело так, будто какой-то полоумный гоняется по всему городу за слепыми и прирезает их на месте.– Как тебе эта версия. Пит?– Дерьмо, – Бернс был краток. * * * Полицейского психиатра звали Манфред Ляйдер. В основном его обязанности заключались в том, чтобы способствовать решению проблем, с которыми его сослуживцы не могли справиться при помощи брачных советов, вроде тех, что дают каталоги «Престиж Новелти». Однако же время от времени оперативники заходили к нему и для того, чтобы проконсультироваться по поводу психологии криминального поведения. Ему уже приходилось сталкиваться с такими детективами, как Карелла: люди искренние, но необразованные. Чаще всего даже самые лучшие оперативники обладают совершенно поверхностным знанием тонкостей психотерапии. Этот интересуется нами. С чего же начать? С основ фрейдизма?– Конкретно-то что вас интересует?Они сидели в кабинете Ляйдера на сороковом этаже здания, где помещалось Главное управление полиции города. Остров здесь сужался, из окна были видны обе реки, обручем сжимающие город. День был холодный и ясный, и город хорошо просматривался во все стороны.– Я расследую убийство, – сказал Карела, – а жертву преследовали кошмары.Ляйдер промычал что-то невразумительное. Это был мужчина лет пятидесяти с седой бородкой, которая, как он считал, делает его похожим на психиатра. В этом штате нелегко было стать дипломированным психиатром. Сначала четыре года обучения в колледже, потом столько же в медицинской школе, год ординатуры, три года работы ассистентом, еще два – практикующим врачом, и только после этого тебя допускали до письменных и устных экзаменов, сдав которые ты получал лицензию врача-психиатра. Именно поэтому психиатры и стоили так дорого – пятьдесят долларов в час.Но Ляйдер был не психиатром, а всего лишь психологом.Когда он только начинал практиковать, любой механик из гаража мог вывесить табличку с предложением услуг «психолога», а что уж это за услуги, оставалось только догадываться. Сейчас не так – существует строгая процедура получения лицензии. И все же, как правило, психологи, и Ляйдер в их числе, испытывали некий комплекс неполноценности в присутствии психиатров, не говоря уж – упаси Бог – о психоаналитиках, этой элите, этих избранниках богов. Оказавшись в компании такой просвещенной публики где-нибудь за чаем или на вечеринке, Ляйдер обычно толковал о ступоре, алалии или различных фобиях. Надо же было показать, что не лыком шит и дело свое знает. Самое смешное заключается в том, что Ляйдер действительно знал свое дело. Ему и самому к психиатру бы не мешало сходить. Тот избавил бы его от комплекса неполноценности. А он вместо этого торчал по восемь часов в день в своем кабинете в полицейском управлении и растолковывал разные вещи оперативникам, по отношению к которым испытывал комплекс превосходства.– А что именно за кошмары? – спросил Ляйдер.– Да один и тот же, каждую ночь.– То есть вы хотите сказать, повторяющийся кошмар?– Да, – Карелла чувствовал себя неловко. Он и сам подыскивал это слово – «повторяющийся», но оно так и не пришло ему в голову. На Ляйдере были бифокальные очки, за которыми глаза психолога выглядели прямо-таки огромными. К бороде пристали крошки, наверное, он только что отобедал.– Не могли бы вы передать содержание этих повторяющихся кошмаров?– Конечно, – и Карелла пересказал многажды слышанную им историю.Дело происходит незадолго до Рождества.Мать и отец Джимми украшают рождественскую елку.Джимми и еще четверо ребят сидят на полу в гостиной и смотрят. Отец Джимми говорит, что они должны помочь взрослым. Дети отказываются. Мать Джимми говорит, что, если устали, не надо помогать. Игрушки начинают падать с елки, разбиваются, возникает шум, отец Джимми испуганно вздрагивает, теряет равновесие и падает с лестницы на пол, прямо на осколки. Что-то впивается ему в руку, начинает идти кровь. Ковер зеленый, кровь впитывается в него. Отец истекает кровью и умирает. Мать обливается слезами. Она поднимает юбку, и под юбкой оказывается пенис.– М-м-м, – опять промычал Ляйдер.– Вот и весь кошмар, – закончил Карелла.Снова мычание.– Этот кошмар анализировал майор Ральф Лемар...– Армейский врач? – перебил Ляйдер.– Ну да, врач-психиатр. И он вроде склонялся к тому, что этот кошмар как-то связан с массовым изнасилованием, случившимся несколько лет назад.– Несколько лет от какого времени?– От того, когда он начал лечить Харриса.– А когда это было?– Десять лет назад.– Так, десять лет. А за сколько лет до этого было изнасилование?– Вот в том-то вся и штука. Не было никакого изнасилования. Мы нашли девушку, которая якобы являлась жертвой, и она утверждает, что ничего подобного не происходило.– Может, она не говорит вам правды? В таких случаях часто...– Да нет, она не лжет.– Откуда вы знаете?– Потому что она рассказала, что было на самом деле. А на самом деле был половой акт, но отнюдь не насилие.– А нельзя ли чуть подробнее?Карелла пересказал ему историю, поведанную Роксаной. Подвал. Дождь. Любовное объятие у столба посреди комнаты. Гром и молния. Страх разоблачения и наказания.– Вопрос мой состоит в том, – продолжал Карелла, – возможно ли... Слушайте, я ведь в этих делах мало разбираюсь. Мне хочется понять, могла ли эта любовная сцена в подвале трансформироваться в сознании Джимми в нечто иное, например, в сцену массового изнасилования, и таким образом породить в конечном итоге все эти кошмары. Вот в чем, собственно, состоит мой вопрос.– Говорите, там был страх наказания?– Да. Если бы главарь банды их застукал, неминуемо последовало бы наказание.– Г-м, – промычал по привычке Ляйдер.– Ну так что скажете?– Что ж, сексуальная символика в этом кошмаре наличествует, тут спора быть не может, – начал Ляйдер. – Во снах дерево обычно становится символом мужского полового органа, как, впрочем, и любой острый предмет. Разбитые елочные игрушки – обычно их называют рождественскими яйцами – лишний раз отсылают к мужским гениталиям. А если во сне кто-то порезался, то за этим стоит проникновение, то есть половой акт.– Стало быть, сон мог...– А память, – продолжал Ляйдер, – которая и сама по себе является разновидностью сна, – вы ведь говорите, что в действительности ничего не было, – материализует содержание сна путем использования другой сексуальной символики, чтобы убедить себя в собственной основательности. Фрейд считает символами полового акта разного рода действия, связанные с ритмическими движениями, – танец, верховую езду, подъем и так далее. В этом ложном воспоминании главарь банды ведь танцует со своей девушкой, так вы говорите?– Да.– И потом ее оставляют одну на пустыре?– Да...– Ну что ж, в снах, и у мужчин, и у женщин, лобковые волосы ассоциируются с деревьями или кустами, так что я думаю, мы можем и сорняки включить в этот ассоциативный круг. Насколько я помню, во сне сорняки превращаются в зеленый ковер, не так ли?– Да.– Что вновь нас возвращает к разбитым елочным игрушкам. Ваза или цветочный горшок, да любой предмет такой формы и назначения – а украшения рождественской елки его в некоторой степени напоминают – являются символом женских гениталий, стало быть, разбитые игрушки могут символизировать потерю невинности. Отсюда и кровь. А девушка была невинной, не знаете?– В точности не знаю, но сильно сомневаюсь.Ляйдер снял очки и тщательно протер линзы. Глаза у него оказались светло-голубыми: без очков он неожиданно показался очень усталым и сильно постаревшим. Ляйдер снова нацепил очки и пронзительно взглянул на Кареллу.– Ну и разумеется, здесь наличествует символика насилия – насилие во снах тоже обычно ассоциируется с половым актом.– А я-то считал, – робко заметил Карелла, – что сны маскируют действительность. Как бы нарочно искажают ее.– Да, своего рода цензура сознания, в этом вы правы. Если вы последовательный фрейдист, то должны принять за аксиому, цитирую, что сны порождаются глубоко порочными и извращенными сексуальными побуждениями, что и вызывает необходимость в цензуре подсознания. Конец цитаты.– М-да, – пробормотал Карелла.– М-да, – пробормотал Ляйдер. – Но, конечно, это самый ранний Фрейд, и с тех пор в истолковании снов наука сильно двинулась вперед. В данном конкретном случае, когда пациента мучают повторяющиеся кошмары, можно предположить, что он старается исцелить первоначальную травму... так сказать, сделаться нечувствительным к боли путем постоянного ее нагнетания.– Какую травму? – спросил Карелла.– Это уж я не знаю. Вы же занимались историей этого человека, вот вы мне и скажите.– На войне он потерял зрение. Наверное...– Что ж, потеря зрения это, бесспорно, сильная травма.– Но... Нет, – Карелла запнулся. – Нет, потому что... Стоп, одну минуту. Джимми, когда рассказал Лемару об изнасиловании, кончил так: Бог, говорит, наказал его, а не тех, кто заслуживал наказания. И еще он сказал Лемару, что слепота прямо связана с изнасилованием.– Но ведь изнасилования не было, – возразил Ляйдер. – Была травма.– Да, но потом он всегда связывал слепоту с чем-то другим.– А что же это такое – другое?– Не знаю.– Когда он был ранен?– Четырнадцатого декабря.– А в бою перед этим он был?– Да, бои шли с самого начала месяца."Весь этот месяц мы воевали с другой бандой.Крепко воевали.И теперь надо было отдохнуть. А Ллойд сказал нам, отправляйтесь наверх".– В чем дело? – спросил Ляйдер.– А может так быть, что...– Да?– Прямо не знаю, – сказал Карелла. – Погодите, дайте немного подумать, ладно?– Ну конечно, торопиться нам некуда.У Кареллы неожиданно пересохло во рту. Он провел языком по губам, встряхнул головой и принялся вспоминать все, что прочитал в отчете Лемара там, в госпитале, когда подавлял собственные сексуальные влечения, спровоцированные Джанет, все до последней запятой, а еще – свой вчерашний разговор с Дэнни Кортесом.С самого начала месяца у нас шли тяжелые бои. «Альфа» была внизу, когда лейтенант устроил свой командный пост в бамбуковых зарослях у подножия холма... «Браво» ползла вверх по склону, где окопался противник. Лейтенант вернулся, чтобы посмотреть, куда, черт возьми, запропастилась «Альфа»... Тут-то и начался артиллерийский обстрел. Эти гады засекли командный пункт и теперь поливали его свинцом.Таков был рассказ Дэнни Кортеса о том, что происходило третьего декабря, десять лет назад, когда осколком снаряда убило лейтенанта Блейка.Страшное дело. Когда налет начался, «Альфа» отошла в укрытие, и никто из них не мог вовремя вытащить лейтенанта... На этой войне надо подбирать не только раненых, но и убитых, потому что иначе их уволочет противник и разрежет на куски. ...Потом ребята из «Альфы» говорили, что они из-за обстрела и головы поднять не могли. Все, что им оставалось, – смотреть, как лейтенанта тащат в джунгли. Потом они нашли его в канаве – из него ремней понаделали. Эти сволочи обычно так и поступали – расчленяли тела и швыряли остатки в канаву... Штыками орудовали, понимаете?Это снова Дэнни Кортес, на сей раз более подробно рассказывает о нравах на той войне. А теперь – Джимми Харрис, его рассказ об изнасиловании, которого не было.Ллойд велел нам подняться наверх... Наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30