Теперь, на склоне лет, она была влиятельна и богата, чем вызывала всеобщее почтение, смешанное со страхом.
– Ей, тетеньке Маканье, палец в рот не клади, по локоть руку откусит, – окончил свой рассказ Иванов.
Мне стало тревожно за Алю, как-то ей удастся справиться с такой акулой. Единственная надежда была на «тайный дар».
Между тем мои спутники всё подливали из быстро пустеющих бутылок в лафитники, веселея пропорционально выпитому.
Мне, чтобы не выходить из роли, приходилось пить наравне с ними, хотя водка в этом трактире была дрянной, плохо очищенной, со странным привкусом.
Я продолжал изображать из себя внимательного, наивного слушателя, что всегда стимулирует собеседников. Однако когда истопники принялись за свою вечную тему: «роль печного отопления в новейшей Российской истории», я полностью выключился из разговора и погрузился в невеселые думы.
Встреча с Алей разбередила притупившуюся за время разлуки остроту чувств. Одновременно я был и на грани отчаянья, и полон надежд. Ревновал жену неизвестно к кому и готов был плакать от жалости к ней и умиления. Алина беременность пока в сознании никак не связывалась с нашим будущим ребенком, а только с дополнительными трудностями, с которыми ей придется столкнуться.
Короче говоря, в голове у меня была сплошная каша, крепко политая водкой. В кокой-то момент я вдруг осознал, что совершенно пьян. В голове всё плыло. Трактирный зал вместе с посетителями начал качаться. Краешком сознания удалось зацепиться за мысль, что выпил я не так уж и много, чтобы настолько опьянеть.
Решив выйти проветриться, я попытался встать из-за стола, но вдруг всё вокруг меня начало переворачиваться. Я попытался сохранить равновесие, не смог и рухнул наземь. Это было последнее, что я запомнил.
Глава пятнадцатая
Светлая узкая полоса резала глаза и мешала мне спать. Я попытался отвернуться от нее, сделал резкое движение, но тут же что-то жесткое вонзилось в запястья. Я машинально начал выбирать удобную позу, но резкая боль пронзила теперь уже всё тело. Преодолевая похмельную тошноту, я с неимоверными усилиями поднес руку к лицу. Зазвенели цепи – в полутьме я разглядел, что мое запястье охватывает металлический хомут с грубыми заклепками.
Не успев удивиться, я вновь провалился в беспамятство. Второе пробуждение было еще более тягостным. Голова раскалывалась, во рту был вкус ржавого металла, запястья и лодыжки саднило от грубого железа с острыми краями.
Попытка подняться хотя бы на колени не удалась, голова закружилась, и я грохнулся лицом в вонючую солому. Перевернувшись на бок, сколько позволяли оковы, и кое-как устроившись, начал вспоминать, что со мной произошло.
Сознание возвращалось медленно и неохотно. Мне хотелось спрятаться в сон, чтобы ни о чем не думать, чтобы всё плохое прошло само собой. Я так и сделал, после чего некоторое время лежал, мысленно отстраняясь от всего сущего. Но ничего не кончалось, и вернуться в блаженный мир сна и покоя не удалось: солома издавала отвратительный гнилостный запах, всё тело ныло, запястья и щиколотки обдирали стальные кандальные браслеты.
Усилим воли я заставил себя окончательно вернуться к реальности и огляделся. Кругом были какие-то каменные стены, скрытые густой тьмой. Узкая полоска света пробивалась в щель то ли далекой двери, то ли ставни, закрывающей невидимое окно. Слабого освещения едва хватало, чтобы разглядеть ближайшие от меня стены из грубо отесанного камня.
Преодолевая слабость и головокружение, я подполз к стене и сел, привалившись к ней спиной. Теперь стало возможно рассмотреть весь каземат. Это было довольно просторное помещение с низким, нависающим сферическим потолком. Три стены были глухими, в четвертой прорезана маленькая арочная дверь, больше похожая на окно. Руки и ноги у меня оказались скованными толстенными цепями.
«Слава Богу, хоть ядро к ноге не прицепили», – подумал я без особой радости.
Была в эти благословенные, патриархальные времена такая мода – чтобы «колодники» не убежали, им к ножным кандалам приковывали ядро от пушки, которое тащилось при ходьбе следом, затрудняя движения.
В голове постепенно прояснялось, но состояние не улучшалось. Очень хотелось пить. Я пошарил вокруг себя в надежде найти бадейку с водой. Увы, о такой мелочи мои неведомые тюремщики, вероятно, не подумали. Ничего кроме осклизлой от сырости, гнилой соломы нащупать не удалось.
Отдохнув несколько минут, я оперся о стену и, мелодично звеня цепями, встал на ноги и двинулся к дверям. Пройдя несколько шагов, я чуть не споткнулся о кучу тряпья, попавшуюся по дороге. Тряпье зашевелилось и стало приподыматься.
Я остановился, пытаясь разглядеть, что это такое.
– Тебе что надобно, добрый человек? – раздался хорошо поставленный, звучный голос.
– Воды! – прохрипел я, с трудом ворочая распухшим, шершавым языком.
– У меня есть немного, – сказал неразличимый в темноте сосед по узилищу. – А в двери не стучи, всё равно никто не придет…
Человек привстал и протянул мне деревянную кружку с водой. Я жадно выпил ее до дна. Сразу стало легче.
– Спасибо! – поблагодарил я, опускаясь на пол.
Теперь, вблизи, я разглядел его, сколько было возможно при таком освещении. Это был некто, заросший диким волосом и непонятно во что одетый.
«Какой-то протопоп Аввакум», – подумал я. Сосед повернулся ко мне так, что свет от щели в дверях упал на него, и я увидел часть лица, не заросшего бородой: у него были тонкие черты лица и высокий лоб, который не могли скрыть даже дикорастущие космы. Не знаю, возможно мне показалось или это была игра теней, но лицо было совершенно не средневековое.
– За что попали в каземат? – спросил он, в свою очередь разглядывая меня.
Этот вопрос интересовал и меня самого.
«Попал я сюда из-за своей глупой самонадеянности, – подумал я, и обругал себя последними словами. – Решил, что самый умный, вот и вляпался». Однако соседу ответил неопределенно:
– Пока сам не знаю, надеюсь, со временем сообщат. А вы знаете, где мы находимся?
– В Петропавловской крепости, в бастионе.
Я еще раз огляделся, но узнать место, в котором держали под следствием декабристов, а потом сделали музей, не смог.
– Правда? Я когда-то был здесь на экскурсии…
– На чем вы здесь были? – удивленно переспросил сосед.
Я опомнился и пояснил:
– Экскурсия – это что-то вроде сна.
– Ясновидящий, значит? Нашего полку прибыло. Рекомендуюсь, я тоже сижу здесь как колдун.
– Очень хорошо, расколдовывайте двери, и пошли отсюда.
– Увы, мне такое колдовство не под силу.
– А какое под силу?
– Могу из свинца сделать золото или сотворить философский камень…
– Алхимик значит, – разочарованно сказал я. – Лучше если вы были черным магом, тогда хоть польза была бы…
– Вы слышали про алхимию, значит вы из образованных людей? – поинтересовался сосед.
– К сожалению, не из очень, так, серединка на половинку. Но то, что из свинца золото сделать невозможно, знаю наверняка.
– А я сделал, – скромно сообщил сосед. Несмотря на скверное состояние, меня разобрал смех. Только в России возможна такая ситуация: два колодника, валяющиеся на каменном полу, начинают спорить о химических элементах.
– Что я сказал смешного ? – удивленно спросил он.
– Извините, я смеюсь не над вами, просто вспомнил забавный случай. Если вы можете делать золото, то, может быть, сумеете растворить железо в эфире?
Я для наглядности позвенел своими цепями.
– Ну, для этого алхимия не нужна, – с улыбкой в голосе сказал он. Сосед повозился со своими кандалами и вынул из наручников сначала левую, потом правую руку. От такого фокуса у меня захватило дух.
– Вы что фокусник или йог?
– В данном случае скорее кузнец, – хмыкнув, ответил он. Потом пошарил в соломе и протянул мне какой-то инструмент. – Спилите заклепки, и будете распоряжаться своими руками безо всякого колдовства. Только не злоупотребляйте свободой, а то, не ровен час, попадетесь.
Я взял из его рук инструмент, оказавшийся самодельным напильником с редкой крупной насечкой. Вывернув руку, несколько раз шаркнул по браслету. Получилось не очень эффективно, но за несколько часов, запросто можно будет освободиться.
– Пока у меня не хватит сил на такую работу, – сказал я, – да и не худо бы узнать, за что меня сюда засадили, может быть, и так всё обойдется.
У меня появилась иллюзорная надежда, что может быть мое заключение не связано с царем, а попал я в крепость за пьяный дебош, в бессознательном состоянии.
– На это не очень рассчитывайте, – словно услышав мои мысли, задумчиво сказал алхимик. – Сюда просто так не сажают. Мы с вами сидим в каземате Секретной экспедиции, и отсюда два выхода – на плаху или на каторгу. Если до этого, конечно, не замучат пытками до смерти.
– Черт их всех побери, – только и нашелся сказать я, – давайте сюда свой напильник.
Сосед снова протянул мне инструмент и добавил:
– Я бы вам помог, но у меня слабость в членах и от физических усилий начинаются судороги.
О таких симптомах я не слышал. Если он болен эпилепсией, то почему приступы начинаются от физических усилий?
– А при судорогах вас ломает и изо рта идет пена?
– Нет, просто сковывает члены и тянет жилы так, что я не могу пошевелиться от боли.
– Знаете что, давайте-ка, я попробую помочь вам, – предложил я, отдаляя начало борьбы с железом. Спиливать заклепки, выворачивая руки и обдирая о заусенцы запястья, было выше моих сил.
– Как?
– Немного поколдую над вами, если, конечно не возражаете.
Сокамерник не возразил. Я сосредоточился и начал руками водить над его телом. Сначала он лежал спокойно, но через несколько минут его начала бить дрожь. Пришлось прекратить сеанс, тем более что в похмельном состоянии, да еще в казенных веригах много не нашаманишь.
Между тем мелкая дрожь у соседа перешла в тряску. Я испугался, что моя экстрасенсорика спровоцировала приступ. Даже начал успокаивать соседа. Но он вдруг замер и, мне показалось, потерял сознание. Я попытался проверить у него пульс. Почему-то в запястьях он не прослушивался. Я решил нащупать его на шее – пульса не было. Это уже было любопытно. Осталось одно – сердце. Превозмогая брезгливость, я распахнул вонючие лохмотья и приложился ухом к левой стороне груди.
– Извините, сударь, – тихо сказал сосед, стуча зубами, – если вас интересует мое сердце, то слушайте справа.
О том, что такое бывает, я слышал и не очень удивился. Поразило меня другое, билось его сердце как-то не по-человечески. Мне доводилось встречать разные виды аритмии, даже когда у больного работало только два желудочка, и пульс получался «через раз», но всегда была какая-то система. Здесь ее не было или она была очень сложной. Во всяком случае, я ничего не понял: удар – пропуск, три удара – пропуск, удар – три пропуска и так далее, без повторов.
Я оставил грудь в покое и засомневался, человек ли мой сосед.
– Коллега, а вы вообще-то кто, гомо сапиенс или как? – спросил я напрямик.
– Сапиенс, – как эхо повторил он, а потом своим нормальным, звучным голосом добавил, – и немножко гомо.
«Ну, надо же, встретить инопланетянина в Петропавловском каземате», – подумал я и, не удержавшись, поинтересовался:
– Издалека изволили прибыть? – «Инопланетянин» на мой вопрос отвечать не стал.
Вместо этого сообщил, что ему стало значительно лучше.
– Вы не могли бы еще поводить надо мной руками, – попросил он. – От вас исходит какая-то энергия.
Что исходит от моих рук, было загадкой для меня самого. По-моему, из них выходили последние силы. Однако я собрался и еще минут десять колдовал над лежащей ничком фигурой. Пока не сломался. Мышцы рук окончательно одеревенели, и я был уже не в силах держать их разведенными в стороны, чтобы не елозить по больному провисшей кандальной цепью.
– Мне придется отдохнуть, – сказал я и бессильно вытянулся во весь рост, не обращая внимания на боль от царапающих кожу оков. Минут десять мы пролежали рядом, не обмолвившись ни словом.
«А может, он и не врет, что умеет из свинца делать золото», – непонятно почему подумал я. Мускулы постепенно расслаблялись, и на меня навалилась ленивая истома.
– Ну, как вы? – поинтересовался я, когда оказался в силах говорить.
– Удивительно! Не представлял, что мне сможет кто-нибудь помочь. Я почти нормально себя чувствую.
– Ну и, слава Богу, – довольно равнодушно проговорил я. – Про меня этого не скажешь…
– Не отчаивайтесь, – утешил меня «инопланетянин», – вы скоро будете совсем здоровы.
После такого оптимистического заявления, он легко поднялся на ноги, освободился от оков и сделал несколько гимнастических упражнений на растяжку. Я молча наблюдал. Возможно это мнительность или излишняя впечатлительность, но мне показалось, что в осанке, манере стоять и двигаться, было что-то нечеловеческое.
– Как вам это удается? – спросил сосед, плавно перемещаясь по просторному каземату.
– Понятия не имею, – чистосердечно признался я, – как-то само собой получается.
– Вы помогли мне, а теперь я помогу вам, – заявил он своим интеллигентным баритоном и встал передо мной на колени.
Я его сначала неправильно понял и хотел было возразить против такого сверхпочтительного к себе отношения, но когда увидел, что он собирается делать, промолчал. «Инопланетянин» умостился, положил мою закованную руку к себе на колено и начал энергично спиливать напильником заклепку с браслета.
Я с удивлением наблюдал, с какой скоростью примитивный, самодельный инструмент стачивает толстенную стальную десятимиллиметровую заклепку. Работа была поистине ударной. Уже через двадцать минут сосед расковал мне руки и, забрав мои ручные кандалы, начал мудрить над ними, создавая видимость полной их «исправности».
Я, пока он трудился, встал на ноги и, звеня ножной цепью, разминал затекшее тело. Немного взбодрившись, я дошел до входной двери и заглянул в щель, через которую в наше узилище попадал свет. К сожалению, ничего интересного увидеть не удалось – только вдалеке кусок стены какого-то здания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38