https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/sensornie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Я начал всерьез беспокоиться за судьбу спутников, оставшихся в гостевом доме.
Когда я уходил, они еще отсыпались после крутого вчерашнего загула, и справиться с ними мог и младенец.
– Нам нужно незаметно попасть в гостевой дом, – сказал я Петру.
– Велика задача, только я за тебя опасаюсь, как ты не крестьянского происхождения – не пройти тебе.
– Почему это ты можешь пройти, а я нет? – удивился я.
– Как на тебе аккурат барское платье, а дворовые люди лаз для простого звания копали – порты-то и изорвешь.
– В дом есть подземный ход? Для чего?!
– От строгости управителя. Как он за порядком присматривает и чуть что в колодки сажает, а дворовым когда нужда есть по своим надобностям – то и ползут. Только узко там, на брюхе ползти требовается. А ты как в барском платье, тебе то будет не лестно.
– Действительно, – согласился я, глядя на свою одежду, существующую в единственном экземпляра – Платье мне жалко.
– Да и не пройти тем ходом по свету, враз заприметят. Дворовые лаз-то не длинный прокопали, поленились. Лишь до кустов диковинных. Ночью-то что, от хором не видно, а по дневному свету сомнительно.
– Так что же нам делать? Ждать темноты?
– У кумы можно посидеть, да и новости она скажет.
– Погоди, у тебя что, кума здесь есть?
– Наше дело молодое, – обиняком ответил Петр. – Она, конечно, не по родственности кума, а так, одново, баба справная, вдовая – ей тожеть мужеская ласка требовается.
– Ну, ты даешь! – удивился я такой половой прыти и впервые посмотрел на Петра, как на объект женской привязанности. С этой точки зрения был он вполне интересен: коренастый, кудрявый, с аккуратной русой бородкой и ласковыми, особенно теперь, когда заговорил о женщине, глазами.
– Также, поесть нам требовается – со вчерашнего дня не жрамши, брюхо подводит.
– Ладно, делать нечего, пошли к твой куме, – согласился я.
У меня уже тоже сосало под ложечкой.
– Ты, барин, не сомневайся, она баба чистая, – обрадовался моей сговорчивости мужик, – тебе-то будет не зазорно.
Теперь, когда появилась цель куда-то попасть и определился азимут, мы пошли скорее и, пробравшись между хозяйственными постройкам и сараями, проскользнули в какой-то амбар, который примыкал к избе, в которой жили дворовые люди. Порядок, наведенный бароном, в этом случае играл с ним злую шутку – никаких праздношатающихся людей не было, и нас никто не увидел.
Пассией Петра оказалась полнолицая прачка, немногим старше его летами, но еще вполне ничего. Русобородый красавец успел совсем растопить ее сердце, так что она прильнула к любовнику, не стесняясь моего присутствия.
– Ты, Марфа, того, не пужайся, – это нашего барина брат, Лексей Григорьич. Он хоть и барин, – а прост.
Марфа ничуть не испуганная, ласково мне улыбнулась и поклонилась:
– Будьте гостями дорогими! Проходите в горенку.
Мы вошли в тесную коморку с одной лавкой у окна. Как гостей, она усадила нас на ней рядком, а сама осталась стоять.
– Куда же вы подевались, Петр Иванович, я уж все глаза просмотрела вас глядючи? – с ревнивым упреком в голосе спросила она.
– В яму меня ваш управитель посадил, – недовольно сказал мужик, – вон, Лексей Гргорьич, спасибо ему, выручил. Вот нюхни, весь тюрьмой провонялся!
– Ах, ирод, ирод! – охнула Марфа. – Отольются ему когда-нибудь наши слезки!
– Ты, Марфа, того, поесть нам собери, а то я со вчерашнего дня крохи во рту не держал.
– Я мигом, касатики, – засуетилась женщина, – и покормлю, и что надо простирну. Только пища у нас простая, народная, – извиняющимся тоном предупредила она меня.
– Ничего, съем и народную, – пообещал я.
Марфа бросилась обихаживать своего возлюбленного, и вскоре тот уже сидел как падишах в чистом исподнем белье ее покойного мужа и уписывал за обе щеки пшенную кашу, щедро сдобренную маслом.
После еды мы начали обсуждать события в имении. В это утро ничего необычного здесь не происходило, и о моих спутниках в людской разговора не было. Скорее всего, они по-прежнему находились в гостевом доме, под негласным наблюдением немецкой челяди.
О графине Марфа тоже ничего не слышала. Зинаиду Николаевну обслуживали только иностранцы и русских слуг к ней не допускали. Знала она то же, что и все – графиня тяжело больна и не выходит из своих комнат. Так что пока всё было, как обычно. Тревоги по поводу гибели Емельяна и Перепечина барон не объявлял.
Пока мы вели все эти разговоры, я чувствовал, что мое пребывание в каморке прачки становится неуместным.
Петр при каждом удобном случае, а их в тесном помещении было предостаточно, похлопывал и поглаживал свою подругу, она для вида стыдливо отмахивалась, но умильно на него поглядывала.
Он, изнывая от близости женщины, призывно похохатывал, и его исподние портки начинали красноречиво топорщиться над причинным местом. Я чувствовал себя как минимум лишним.
– А нельзя ли мне как-нибудь незаметно пробраться к барыне? – спросил я Марфу, когда мне окончательно надоело присутствовать при этом скрытом празднике плоти.
Женщине мое присутствие тоже было в тягость, и она разом придумала, как от меня избавиться.
– А ты, батюшка, немцем нарядись, да и иди себе без опаски.
– Как это немцем? – удивился я.
– Одень ихнюю ливрей и шагай куда хочешь. Карл Францевич, говорят, в город уехал, будет, считай, только к вечеру.
– Где же я ливрею возьму?
– Так я и дам. У нас их видимо-невидимо. Немец, он как есть басурман, в одной одеже не ходит – одна на нем, другая в стирке. Надевай и ходи без опаски.
– Так, может быть, я и в гостевой дом в таком виде пройду?!
– Туда нельзя, там, почитай, теперь вся немчура собралась, враз чужого узнают, – предостерегла Марфа. – К барыне – можно, в ейном дому только на дверях стражники стоят, а ты иди краешком.
– Спасибо, тебе, Марфа, – поблагодарил я, – будем живы, в долгу не останусь.
– Ну, чего уж, меня Петр Иванович по-свойски поблагодарит! – кокетливо сказала женщина, бросая на гогочущего мужика недвусмысленный взгляд!
– Это уж точно! – пообещал он, хватая ее за мягкое место.
Марфа вывернулась и пошла за немецкой одеждой, кокетливо покачивая бедрами.
– Справная баба, – похвалил он ее вслед. – Эх, барин, поддам я ей сейчас благодарности!
Я промолчал, чтобы не втягиваться в откровенное обсуждение интимной темы, мне было и не до того, да и неинтересно.
Молодчина Марфа принесла не только ливрею, но и весь полагающийся к ней прикид, включая парик и треуголку. Среди немецких хлопчиков попадались крупные ребята, так что почти решилась моя главная проблема в XVIII веке, нестандартный рост. Во всяком случае, одевшись в это платье, я не почувствовал себя второгодником из нищей семьи.
Мой новый вид вызвал у участников заговора буйное веселье. Посыпались комплименты, переводимые на язык современных малолеток, как «клевый прикид». После осмотра и одобрения внешнего вида, меня торопливо перекрестили и отправили искать себе на одно место приключения и совершать подвиги.
Я обращал внимание, как обычно ходят по усадьбе стражники и, подражая им, шел степенно, почти строевым шагом. Как и в предыдущие дни, в усадьбе не было видно ни души. Чтобы меня не заметили «часовые у входа», я пошел к дворцу парком и вышел прямиком к нужному боковому входу.
Хорошо смазанная дверь бесшумно отворилась, и я поднялся по мраморной лестнице в покои графини. Удивительно, но комната, в которой обычно находилась камеристка, оказалась пустой. Не останавливаясь, я прошел ее на цыпочках и шмыгнул прямо в спальню. Там, как и прежде, было темно и тихо. Со света я ослеп и остановился на месте, чтобы не налететь на невидимую мебель, не устроить шум и не напугать хозяйку.
– Wer es? Sie wer? – раздался со стороны постели испуганный шепот.
– Тише, Зинаида Николаевна, это я – доктор.
– Вы? Как вы здесь? Подойдите, пожалуйста. – Я немного пригляделся к полумраку и подошел.
– Да, это вы, я узнаю ваш запах. Нельзя, чтобы вас тут застали. Барон думает, что вы шпион.
– Знаю, – ответил я, садясь на край кровати. – Как вы себя чувствуете?
Что-то меня повело, то ли недавний пример Петра и Марфы, то ли дурманящий запах духов и воспоминание о виденной утром спящей графине.
– О, после вашей помощи почти хорошо, – ответила она, прикрывая своей ладошкой мою руку у себя на груди и прижимая ее к телу. – Мне много лучше, – продолжала шептать она. – Вы мне так помогли… – Потом мы надолго замолчали, но как только я отпустил ее губы, продолжила:
– Я почти здорова…
Она приподнялась, чтобы помочь мне освободить свои ноги от длинной ночной рубашки
– Это хорошо, что вы пришли, хотя это так неблагоразумно…
– Я, кажется, погибла, – договорила она, помогая мне войти в себя.
У нас одновременно начался оргазм.
– Что мы делаем? – спросила графиня дрожащим голосом, когда немного пришла в себя.
– Не знаю, – честно ответил я, не в силах заставить себя покинуть ее тело. – Это какое-то безумие!
– Да, да, безумие! – зашептала она, отвечая всем телом на мои порывистые движения. – Я так вас ждала! Если вы можете еще…
Я мог. После слияния, желание не только не пропало, но и усилилось. Внутри она была потрясающе нежной и горячей.
– Будьте со мной ласковы, я так несчастна, – шептала Зинаида Николаевна.
Я невольно отстранился от нее, чтобы не оцарапать ей кожу проволочными позументами ливреи, которую не успел снять – всё произошло слишком быстро и совершенно неожиданно для меня самого.
– Нет, нет, я хочу чувствовать тяжесть вашего тела, – запротестовала она, обхватывая меня руками. – Пусть, пусть, – начала что-то говорить она, но не успела досказать, у нее вновь начался оргазм.
Я дал ей отдохнуть и успокоиться, целуя влажные от пота лицо, шею, подбородок, после чего мы продолжили великое таинство погружения в вечность.
Вскоре меня самого завертела неодолимая сила страсти, и стало не до нежных прикосновений и летучих поцелуев. Она ответила не менее жарко и извивалась в руках, вздымая вверх ноги, чтобы острее чувствовать и помочь мне погрузиться в себя до самого конца. Потом опять это произошло у нас одновременно, и у меня в глазах засияли золотые точки.
Глава шестая
– Барона нанял муж, – рассказывала Зинаида Николаевна, когда силы у нас остались только на разговоры, – чтобы погубить меня. Я здесь как под арестом и не могу распоряжаться ничем, даже собой.
– Но почему?
– Муж считает, что я ему изменяю.
– Ты ему и вправду изменила, или это его фантазии?
– Да, и не раз, – просто ответила графиня. – Он вынудил матушку отдать меня за него замуж, хотя знал, что я его ненавижу.
– Я слышала, что он стар и некрасив, – осторожно сказал я, – вспомнив характеристику графа камеристки Наташи.
– Он не просто некрасив, он отвратителен! – с жаром воскликнула графиня. – И ему нужна была не я, а наши имения. Поэтому я не сочла долгом хранить ему верность.
– Бывает, – посочувствовал я, не желая после всего того, что у нас сегодня было, слушать амурные истории о своих предшественниках. – Как же тебя заставили насильно выйти замуж за старика? Ты ведь из знатного и богатого рода, неужели некому было заступиться?
– Кто же станет влезать в семейные дела? – удивилась Зинаида Николаевна. – Батюшка мой давно умер, а матушка женщина очень религиозная, что ей духовник скажет, то и делает. Закраевский его подкупил, он и пообещал матушке геенну огненную, коли она меня за графа не выдаст. Она и выдала, – уныло сказала графиня. – Так что выхода у меня было два, или замуж – или в монастырь.
– А барон твоему мужу для чего понадобился?
– Думаю, чтобы меня извести. Открыто мне зло сделать муж не решился, родни побоялся, вдруг царю донесут, тогда придумал отослать меня в наше родовое имение. С него-то тогда взятки гладки, поболела-де, да померла. Барон докторов своих призвал. Начали они меня не от болезни лечить, а голодом морить, спасибо Наташе, она тишком меня подкармливает. Он бы и Наташу прогнал, да свои виды на нее имеет. Она хоть и сирота, но дворянского рода.
– Понятно, – сочувственно сказал я, понимая, что в эту галантную эпоху женщине, даже знатной и богатой, защититься от мужского произвола было практически невозможно.
– Пока ты, милый голубчик, не появился, я совсем плоха была. Всё больше спала, да к вечному покою готовилась, да вдруг ты меня разбудил. Бог тебя за сироту наградит.
– Это всё хорошо, только что нам дальше делать? Может быть, вызвать фон Герца на дуэль и попросту убить?
– Спаси Боже, он человек двойной, тебе самому от него спасаться нужно. У него сила большая. Ты думаешь, зачем он нынче вдруг в город поехал? Привезет станового пристава с урядниками, возьмут тебя под арест и в острог посадят. Тогда сиди в нем и жди правду.
– Думаешь? Со мной родственник едет, гвардейский офицер, и все бумаги у нас выправлены. Вряд ли они с нами решат связываться.
– Я тоже не захудалого рода, урожденная княжна не из последних Гедиминовичей, а что толку! Казной-то не я, а управляющий распоряжается.
– Ты знаешь, Зинаида Николаевна, я законы, в общем, чту, а вот законников не очень. Ежели на мозоль наступят, то и становому приставу башку отшибу.
– Бог с тобой, как можно такое говорить. Мы, чай, не по басурманским законам живем, а по царским да православным.
В это момент наш разговор прервал негромкий стук в дверь. Я спрятался, укрывшись с головой одеялом. После первого неожиданного для нас обоих взрыва страсти, я успел раздеться и спрятать свои ливрейные тряпки в сундук – теперь лежал голым.
– Кто там? – спросила графиня слабым голосом.
– Ваше сиятельство, – сказала, входя в комнату, со свечой в руке, пожилая дама, – не прикажете подавать ужин?
– Ах, нет, оставьте меня Амалия Германовна, и уберите свет, я только что заснула. Мне так тяжко…
– Виновата, не смею вас беспокоить, – с плохо скрытым равнодушием, проговорила женщина, исчезая за дверью.
– Первая доносчица у барона, – сообщила графиня, ныряя с головой ко мне под одеяло. – А как ты отсюда выйдешь? – добавила она, мягко отстраняясь от моих ищущих рук.
– Не знаю, потом видно будет, сначала я хочу войти.
– Неужто не устал от сласти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38


А-П

П-Я