– добавил я остроты в драматический момент.
– Денис Александрович Па-па-хомин, – заикаясь, отрекомендовался он. – Отставной штабс-капитан, здешний пристав.
– Так это ты, взятки берешь, подлец?! – закричал я, выкатывая из орбит начальственные зенки.
– Никак нет-с, ваше превосходительство! – вытянулся по стойке смирно штабс-капитан. – Служу верой и правдой отечеству!
– Тогда как смеешь обижать гвардейского офицера?!
– По навету-с, ваше превосходительство! Виноват-с!
Умный немец, видя, как почва уходит из-под ног, попытался переломить ситуацию:
– Какие у вас, господин, не знаю как вас теперь называть, основания вторгаться в частную жизнь верноподданных Его Императорского величества! Здесь обитает почтенная дама, благородного происхождения, вы же…
Поддерживать разговор о «даме» мне явно не следовало, здесь у барона, скорее всего, всё было схвачено, включая письменные распоряжения и инструкции мужа, потому я сделал резкий выпад, которого он не только не ожидал, но и не мог предвидеть.
– Проверка, господин барон, проводится по жалобе российского дворянина, господина Перепечина, коему вы чинили неудобства и причиняли телесные повреждения, кои, как российский дворянин, а не иноземец без роду и племени, он получать был недостоин!
У фон Герца округлились глаза. «Неудобства» тщедушному сыну поэта он начал «чинить» только сегодня утром, а «комиссия» заявилась за несколько дней до того, так сказать, превентивно.
– Господин Перепечин изволит исправно служить и никаких оснований для жалоб на меня не имеет.
– Так прикажите его позвать, пусть он сам об этом скажет, – предложил я.
– Я не могу знать, где он сейчас находится, – явно растерявшись, что тут же было замечено присутствующими, сказал барон. – Я провел целый день с господином приставом Пахоминым, что, надеюсь, он может подтвердить.
Однако пристав, услышав, что его пытаются втянуть в свидетели, как и любой российский обыватель тут же отреагировал недоуменным взглядом и недоуменным пожатием плеч – мол, моя хата с краю, ничего не знаю.
Я не стал усложнять обстановку и терять нового сторонника, потому по-прежнему давил одного управляющего:
– Мне донесли взволнованные обыватели, что, по вашему приказу, господин Перепечин удерживается в незаконной тюрьме, коею, вопреки постановлению об установлении мест содержания под стражей, статья шестнадцать параграф два, вы посмели учредить.
Номер статьи и особенно параграфа, совсем добили пристава, который в уложении законов был, так же, как и его предшественники и последователи, не силен. Предпочитал вершить суд и расправу не по кодексам, а по понятиям.
– Нехорошо, Карл Францевич, так самовольничать, как можно государево уложение нарушать! – укоризненно сказал он барону, стоящему с выпученными глазами.
– Но, позвольте, с чего вы такое взяли! Какая тюрьма, какое уложение!
– Молчать! – вдруг вмешался в дискуссию Антон Иванович, начавший понемногу разбираться в обстановке. – Его превосходительство знает, что говорит!
– Господин пристав, властью, данною мне, повелеваю провести следственное дознание и предать нарушителей закона уголовному преследованию! – внес я еще малую лепту в тот вздор, который уже нагородил. – Я имею сведения, что на территории поместья, в помещении, где располагается кузница, господин фон Герц содержит собственную тюрьму!
– Это неправда! – закричал барон, – Господин пристав, не верьте его превосходительству!
По своей немецкой педантичности и любовью к титулам и званиям, барон совершил непростительную ошибку, назвав меня «превосходительством», и этим косвенно признал за мной генеральский чин.
Одураченный, испуганный пристав, уже не зная, что думать, стараясь спасти свою шкуру, готов был не только арестовать своего приятеля и спонсора, но и немедленно предать самому суровому наказанию.
– Извольте проследовать на кузницу и самолично провести дознания, – приказал я. – Господин лейб-гвардии поручик будет тому свидетелем.
– Я что, я могу! – согласился предок, наконец Убирая нацеленный в живот пристава пистолет и засовывая его за пояс. – Извольте, господа, я готов со всей радостью!
Пахомин кивнул своим урядникам, и те опустили ружья к ноге.
– Сопроводите господина фон Герца до места, указанного его превосходительством, – приказал он, и те встали за спиной несчастного барона.
Карл Францевич очень не хотел идти на розыски брянского дворянина, но напуганный полицейский ничего не хотел слушать и пригрозил применить силу. Тому пришлось повиноваться. Всей своей живописной группой мы пошли к выходу. В просторных сенях толклась «засада», урядники и местная стража. Наше появление произвело сенсацию. Думаю, что гвоздем программы был всё-таки я, появления которого ждали откуда угодно, но не из глубины дома.
Немецкие стражники, вооруженные русскими бердышами, дисциплинированно вытянулись, ожидая приказаний шефа, но барон прошел мимо них, не поднимая головы.
У подъезда стояли оба виденных мной около дворца экипажа. Один из урядников охранял верховых лошадей.
– Садитесь, барон, – пригласил я фон Герца в его собственное ландо.
Он скривился, но сел. Не знаю, о чем думал этот человек, возможно, молил Бога, чтобы палач Емеля не перестарался и столичный шпион не повесил на него убийство русского дворянина. Это был прямой путь в Сибирь на каторгу. Было заметно, что он уже смирился с поражением и лихорадочно ищет путь к спасению.
– Трогай, – велел пристав своему кучеру.
Его коляска поехала впереди, следом мы с бароном, и замыкал кортеж караул из верховых урядников. По прекрасной дороге до кузницы мы добрались в пять минут. Работа в ней уже окончилась, и темное кирпичное здание выглядело совсем мрачно. Пристав Пахомин с предком вышли из первой коляски, мы с молчавшим всю дорогу бароном – из ландо.
– Вот вам кузница, – сказал фон Герц, пытаясь увести нас в сторону мастерской.
– Пожалуйте, господа, сюда, – позвал я, направляясь в обход строения. Все пошли вслед за мной. – Тюрьма здесь, – указал я на мощную, из толстых дубовых плах, к тому же еще укрепленную коваными металлическими полосами дверь.
– Карл Францевич, извольте открыть, – попросил пристав нейтральным голосом.
Барон подошел и вяло подергал за ручку.
– Она заперта изнутри, – сказал он безжизненным голосом. – Открывайте сами, как знаете.
Фон Герц, видимо что-то решив для себя, отошел в сторону и встал, скрестив руки на груди. Урядники, которым пристав поручил надзор за управляющим, пошли за ним и встали за его спиной.
– Нужно как-то открыть, – растеряно обращаясь только ко мне, сказал полицейский. – Ну-ка, братец Тимофеев, постучи погромче! – приказал он одному из урядников.
Тот передал повод своей лошади товарищу и подошел к зданию и несколько раз гулко ударил в дверь прикладом.
– Не отвечают, ваше благородие! – сообщил он. – Позвольте через окно!
Когда я советовал узникам забаррикадироваться, совершенно упустил из вида окна. Впрочем, теперь это не имело никакого значения, у них было достаточно времени, чтобы успеть спуститься в подвал.
– Давайте, братцы, поживее, – сказал пристав, косясь на стекающийся со стороны села народ.
Солдаты проявили профессионализм и примерное рвение, тут же высадили слюдяные окна вместе с переплетами и пытались пролезть через них внутрь помещения.
– Ваше благородие, – пожаловался начальнику Тимофеев, – узко, не пролезть. Если бы какого-нибудь мальчонку заслать.
– Делай, как знаешь, – разрешил пристав и отвернулся в сторону, пощипывая ус.
– Ты что такое придумал? – спросил меня предок, когда всеобщее внимание заняли попытками пролезть в окна, и на нас перестали обращать внимание.
– Всё в порядке, барону теперь конец, – ответил я.
– А что такое между вами случилось, чем он тебе так насолил?
– Подожди, скоро узнаешь.
Между тем суета вокруг таинственного входа продолжалась. Подходящего мальчишки полицейские не нашли. Как только они попытались подманить одного, все дети тут же в испуге разбежались. В конце концов, всё-таки сыскался мелкий мужичок, за пятачок согласившийся пролезть в дом.
Его общими усилиями просунули в окно и передали зажженный факел.
– Теперь иди, отвори дверь! – велел ему инициативный урядник.
Мужичок кивнул и исчез, потом вдруг уже внутри дома закричал нечеловеческим голосом. Все, кто стоял поблизости, бросились к окну.
– Убили! – вопил доброволец, пытаясь самостоятельно выскочить через окно наружу.
Урядники ему мешали, запихивая назад. Наконец мужик сдался и сказал плаксивым голосом:
– За пятак открывать не буду, тута упокойники!
– Какие еще «упокойники»? – сердито спросил пристав.
– Какие, какие? Мертвые! Мы так не договаривались!
– Дайте ему водки, пускай успокоится, – разрубил гордиев узел главный полицейский.
– На, выпей, – просунул внутрь бутылку один из урядников.
– Выпей и иди, открывай, получишь двугривенный! – добавил пристав.
Доброволец послушно выпил из горлышка, сморщился и сплюнул наружу. Ему зажгли потухший факел, и он опять исчез. Все, затаив дыхание, ждали, чем кончится очередная попытка проникнуть в запертое помещение. Довольно долго ничего не было слышно, Потом внутри чем-то застучали, дверь распахнулась, и из нее выскочил доброволец:
– Барин, пожалуйте двугривенный!
– Потом получишь, – оттолкнул его от входа пристав. – Братцы, заходите, только осторожно! – приказал он урядникам.
Три солдата, приготовив оружие, с горящими факелами в руках вошли в дверь.
Буквально спустя секунду один из них вылетел наружу:
– Ваше благородие, там и вправду покойники, пожалуйте взглянуть.
Пристав крякнул, сплюнул на землю и перекрестился.
– Ладно, свети!
За ним прошли мы с предком и барон со своими охранниками. В чадящем свете факелов картина взаимного убийства показалась еще страшнее, чем днем.
– Прости Господи! – слышалось со всех сторон. Присутствующие поснимали шапки и крестились.
– Вот и господин Перепечин, – сказал я, – а второй убитый – личный палач барона. Карл Францевич, как вы всё это объясните.
– Я, я, – забормотал управляющий и начал пятиться к выходу, с ужасом глядя на исполосованных людей и черную лужу засохшей крови на полу. – Этого не может быть, – наконец, он сумел произнести хоть что-то членораздельное.
– Однако! Господин фон Герц, я от вас такого не ожидал. Вы что, устроили тут собственный острог? – строгим официальным тоном спросил пристав, разглядывая пыточные машины.
– Ваше благородие, тут еще есть лаз в подпол! – доложил один из урядников, обнаружив люк в полу.
– Открывай, – приказал офицер.
Урядник откинул люк и наклонился над темной, вонючей ямой.
– Там кто-то есть, – сказал он, оборачиваясь к начальнику. – Прикажете спуститься?
– Спускайся, братец, – согласился тот.
– Пусть первым спустится барон, это всё-таки его вотчина! – негромко сказал я, наблюдая за реакцией управляющего.
– Да? Пожалуй. Господин фон Герц, извольте спуститься и объясните, что здесь происходит? Там внизу какие-то люди?
– Я впервые всё это вижу! Откуда там могут быть люди?! – взяв себя в руки, ответил барон.
– Тогда пойдите и проверьте, – опять вмешался я.
– Пожалуйста! Мне нечего скрывать! – решительно сказал Карл Францевич и, взяв у солдата факел, начал спускаться вниз.
Все подошли к люку и наблюдали за ним. Когда он дошел до самого низа, факел, который он опустил к самым ногам, чтобы видеть ступени, метнулся в сторону и потух. Барон вскрикнул от неожиданности и исчез в темноте.
– Что это с ним? – с тревогой спросил пристав.
– По-моему, упал, – предположил я, примерно зная, что могло приключиться на самом деле. – Я посмотрю!
– Зачем вам самому смотреть, ваше превосходительство, – испугался новых осложнений полицейский. – Тимофеев, спустись!
– Не нужно, я сам должен разобраться, – решительно сказал я и, взяв у Тимофеева последний горящий факел, пошел вниз.
У самой лестницы, на грязном полу лежал барон с неестественно вывернутой головой.
В нескольких шагах, отступив так, чтобы не быть видимыми сверху, кружком стояли бывшие колодники.
Я осветил свое лицо и сделал им предостерегающий знак.
– Барон упал с лестницы и, кажется, свернул себе шею! – крикнул я наверх. – И еще здесь какие-то люди! Выходите наверх, и не в чем не сознавайтесь, – тихо сказал я узникам. – Вы все видели, как управляющий споткнулся и упал! Понятно?
– Спаси тебя Господь, барин, – поблагодарил за всех пожилой мужик.
После чего один за другим крестьяне начали выбираться из подвала. Последним поднялся я.
– Вот это узники, которых барон незаконно содержал в собственной тюрьме, – представил я заполнивших помещение крестьян.
– Однако, – только и смог выговорить донельзя пораженный пристав. – А что же приключилось с самим бароном?
– Давайте отойдем в сторонку, поговорим, – предложил я.
Мы вышли наружу. Полицейский выглядел растерянным и виноватым.
– Как же так, – пожаловался он мне, – фон Герц по моему разумению был таким солидным человеком! Что же теперь будет?
– Этому делу нельзя давать ход, опозоритесь на всю Россию, – сказал я. – Крестьян нужно распустить по домам, а барона без шума похоронить. Вы сами и ваши люди видели, как он, спускаясь вниз, споткнулся и упал. Обычный несчастный случай.
– Оно, конечно, всё так, – нерешительно произнес полицейский, – да не будет ли какой истории?
– Станете держать язык за зубами, ничего и не будет. Ведь всё и так ясно, мажордома убил сумасшедший крестьянин, после чего погиб сам, так что виноватого нет в живых. Барон же свернул себе шею по неосторожности. Вы провели расследование и выяснили всё детально, так и доложите своему начальству.
– А как же вы, ваше превосходительство?
– Я тоже выполнил свою работу, наказал зло.
– Ежели так обойдется, то век за вас, ваше превосходительство, буду Бога молить!
– Ну, ну, голубчик это уже лишнее!
Еще я хотел пожелать приставу не брать взяток и честно служить отечеству, но передумал. Зачем представать перед серьезным человеком наивным чудаком-идеалистом и набрасывать тень сомнения на свое служебное соответствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38