Меня подозвали. Я подошел к пролетке. По случаю приезда оделся я вполне прилично, в сюртук хорошего покроя и треуголку.
Антон Иванович, озабоченно смотрел на меня, видимо, не зная, как ко мне обращаться. Ни о каком казачке, да еще азиатского типа, он, понятное дело, не имел никакого представления и не мог предположить, откуда таковой мог взяться.
– Мне сказали, что ты казачок моего кузена? – наконец спросил он.
Мне не хотелось затевать неожиданный для предка разговор при всем честном народе, и я попросил позволения объяснить все позже с глазу на глаз. Любопытство его и Анны Семеновны, было затронуто, и они, скомкав торжественную встречу, отвезли меня в имение. Мы подъехали к дому, и я, не говоря ни слова, первым прошел в кабинет. Крыловы безропотно последовали за мной.
– Итак, дорогие мои родственники, ничего страшного не произошло, просто мне временно пришлось поменять внешность, – как о чем-то совершенно обыденном, сообщил я.
– Что переменить? – переспросил Антон Иванович бесцветным голосом и растеряно посмотрел на жену.
– Внешность, – повторил я. – Ты, Антон, поди, уже все про меня рассказал Анне Семеновне?
Предок смутился и неопределенно пожал плечами.
«Разболтал», – понял я.
– Да, милая прабабушка, вы видите перед собой знакомого вам Алексея Крылова.
– Вы, наверное, шутите? – сказала Анна Семеновна, бледнея.
– Увы, это чистая, правда, как и то, что мы с вами были дружны, когда встречались в доме графа Сергея Ильича. Помните мои анекдоты про больного?
– Но этого не может быть, – прошептала прабабка и, кажется, на всякий случай собралась упасть в обморок.
О, куртуазные времена и тонкие дамы, куда все это ушло!
– Может, – мрачно изрек Антон Иванович, который не был такой, как жена, впечатлительной натурой. – Он много чего может, этот внучек. Теперь того и гляди, за ним из Петербурга целый полк пришлют. Он же теперь «его превосходительство», шалопай чертов!
«Шалопаем» меня уже давно никто не называл, и я сделал вид, что немного обиделся.
– Видите, – пожаловался я Анне Семеновне, – порадей о родственниках, и тебя же обругают. Или лучше было, если бы все ваши льняные деньги на взятки всяким бездельникам ушли?
Предки синхронно отрицательно покачали головами. Анна Семеновна пока еще не пришла в себя и выглядела, как рыба, выброшенная из воды. Моргала глазами, отирала влажный лоб кружевным платочком и не знала, как принимать нежданно свалившегося на голову потомка.
Я, чтобы дать ей возможность придти в себя, повернулся к предку.
– Кстати, ты, Антон Иванович, в отставку вышел?
– Подал прошение. Я сейчас в отпуске по случаю женитьбы.
– Вот и молодец. А я перед вами виноват, не смог к свадьбе подарок прислать…
Я подошел к окну и крикнул толпящимся перед крыльцом дворовым, чтобы принесли мой сундук. На лицах предков появилось тревожное ожидание. События, мало того, что были слишком необычные, но и разворачивались слишком быстро для этого неторопливого времени.
В комнату вошли двое дворовых, одним из которых был мой бывший слуга Семен с сундуком. Поставил его у порога и тут же ушел. Предки как загипнотизированные наблюдали за моими действиями. Я же, выдерживая театральные паузы, неторопливо отомкнул замок, как фокусник в цирке поднял крышку и отбросил в сторону холстину, которой было прикрыто мое имущество.
– Это что еще такое? – тревожно спросил Антон Иванович. – Ты что еще удумал?!
Я поднял руку, призывая к тишине и вниманию, потом, покопавшись в одежде, вытащил пакет, обвернутый в грязную тряпицу. Не знаю, какого свадебного подарка ожидали от меня предки, но, судя по их лицам, замызганный сверток их разочаровал.
– Это вам на обзаведение, – сказал я, не удержавшись от небольшой рисовки.
Анна Семеновна не сдержала любопытства, приняла «подарок» и сразу же начала разворачивать. Увидев, что лежит в пакете, она тихо ойкнула и уронила тяжелый сверток на пол. Связанные пачки купюр самого высокого достоинства разлетелись по всему полу.
Наступила долгая пауза. Наконец Антон Иванович пришел в себя и глухим голосом спросил:
– Это сколько же здесь денег?
– Извини, брат, не знаю. Негде было счесть. В поездке все время на глазах. Не хотел народ в соблазн вводить.
– Да где же ты столько взял?
– Ишь ты, какой любопытный. Где взял, там больше нет.
Делая денежный подарок, я следил за реакцией прабабки, пытаясь проверить свои подозрения по поводу ее «ушлости». Чичерина экзамен выдержала, никакой алчности в ее взгляде я не заметил, только удивление.
– Алексей Григорьевич, – сказала она, кажется, наконец поверив, что я – это я. – Зачем столько-то дарить, вам самому деньги понадобятся.
– Это не последние, – уверил я ее, – больше понадобится, еще добуду. Вам же хозяйство поднимать…
– Алексей Григорьевич, а это правда вы? – не удержалась уточнить прабабка.
– Аннет, неужели ты думаешь, что чужой человек стал бы дарить нам столько денег? – сердясь неизвестно на что, перебил ее муж.
– Простите меня, но раньше вы были такой статный, высокий. Вы, что, навсегда таким останетесь? – виновато спросила меня Анна Семеновна, не отвечая на реплику мужа.
– Он и сейчас ничего, – вмешался предок. – И рост у него вполне приличный, глядишь, еще подрастет, какие его годы…
– Об этом я ничего не знаю. Таким, чтобы не поймали, меня сделал один странный человек, когда мы с ним сбежали из Петропавловской крепости. Ну, вроде как заколдовал, а как расколдоваться – не сказал. Такие-то дела.
– А как ваша жена? – спросила Анна Семеновна, постепенно выходя из шокового состояния…
– Да, да, – подхватил и предок, – как, что с Алей?
Я вкратце рассказал о ее «сложных» отношениях с императором, ссылке в монастырь и нашем последнем свидании.
– Теперь я хочу попытаться через знакомого епископа узнать, можно ли как-нибудь ее оттуда вытащить и обойти Павла.
– Что за епископ? – заинтересовалась Аннет.
– Он нас с Алей венчал, классный дед.
– Какой дед? – не поняла она.
– Хороший, – поправился я.
– Он, что, тоже наш родственник? – как мне показалась, с тревогой, за странную мужнину родню, спросила Анна Семеновна.
– Почему родственник? Он просто епископ.
– Но, вы же сказали, что он хороший дед!
– Вот вы о чем, я сказал в том смысле, что епископ хороший старик.
– А как вы в таком виде к нему обратитесь? Тоже скажете, что вас заколдовали?
– Скажу, что по поручению Крылова, или еще что-нибудь придумаю.
– А из какой он епархии? – продолжала любопытствовать прабабка.
– Из здешней, его зовут отцом Филаретом.
– Так это вы говорите о нашем епископе?
– Не знаю, наверное.
– Тогда совсем другое дело! Он меня крестил, и мы с ним очень дружны. Давайте я ему письмо напишу.
– Это было бы чудесно!
Предложение меня обрадовало. Если за свою родственницу будет радеть хорошая знакомая владыки, да еще и родственница губернатора – это будет логичнее, чем никому не известный басурманин. На том и порешили.
Пока мы разговаривали на отвлеченные темы, деньги по-прежнему лежали разбросанными на полу, что явно смущало хозяев. Антон Иванович все время косился на двери – вдруг, без спроса войдет кто-нибудь из слуг, и молва об их несметном богатстве разнесется по округе.
– Мне нужно привести себя в порядок, – сказал я. – Антон, будь другом, прикажи истопить баню.
Упоминание о бане, в которой да женитьбы он проводил немало времени в приятной женской компании, слегка смутило предка. Он стрельнул взглядом в сторону жены, и торопливо собрав с пола разбросанные деньги, пошел распорядиться, а я отправился в свою прежнюю комнату.
Когда баня была готова, за мной зашел дворовый мальчишка и вызвался проводить. Я дал ему «конфект» и отпустил. Дорогу я знал и сам. Мылся в этот раз я, увы, в полном одиночестве. «Коллективные» помывки с появлением в имении молодой хозяйки прекратились.
Вечер прошел в семейной обстановке. Прабабушка с неиссякаемым любопытством выжимала из меня футурологические сведенья о том, что в скором времени будут носить, пыталась узнать климатические прогнозы на урожаи в ближайшие годы и прочие частности.
К сожалению, я не смог ответить ни на один конкретный вопрос. Все что, я мог рассказать – это фантастические в их понимании байки о будущем развитии техники, что звучало в интерьерах восемнадцатого века неубедительно и сказочно.
Политика Анну Семеновну не интересовала. Мои же рассказы о модах женской одежды в двадцатом и двадцать первом веке вызывали удивление и недоверие. В остальном, все было очень мило и по-домашнему. Свечи мягко освещали стол с серебряной посудой и деревенской снедью, хозяева охали и ахали после рассказа о каждом из моих приключений.
Поразительно, но Анна Семеновна, мало того, что была лет на семь младше меня, и дети у нее были в далекой перспективе, начала относиться ко мне с материнской нежностью и заботой. Было очень забавно, Когда с высоты своего родственного статуса прапрабабушки она начинала учить меня жизни.
Засиделись мы почти до полуночи, после чего молодые отправились догуливать медовый месяц, а я ушел ночевать в свою прежнюю комнату. Заснул я быстро и проспал до позднего утра. Молодые к этому времени уже встали и пили в малой гостиной «кофей».
Меня встретили приветливыми улыбками и тут же усадили завтракать. Однако вскоре я заметил, что Анна Семеновна сидит за столом как на иголках. Оказалось, что ей так не терпелось реформировать запущенное хозяйство. Антон Иванович, тот никуда не торопился, зевал в кулак, добродушно ухмылялся и подтрунивал над жениным трудовым пылом. Я напомнил прабабке о рекомендательном письме владыке, что дало ей повод встать из-за стола и покинуть нас.
– Ну, как ты, – спросил я предка, – счастлив?
Он кивнул головой и расплылся в улыбке.
– Аннет очень достойная женщина и прекрасная хозяйка, – сообщил он. – Ты бы брат, ее слушал и делал, как она велит. Все у тебя было бы ладно.
Я удивленно посмотрел на этого новоявленного подкаблучника и ничего не ответил. В это время вернулась прабабка с письмом. Я попросил разрешения и прочитал ее послание. Писать по-русски Аннет не умела. Мало того, в каждом слове у нее было от одной до трех ошибок. Однако суть, при желании, уловить было можно.
– Владыка из простой семьи и не понимает по-французски, – извиняющимся тоном объяснила она странности своего послания. – Приходится ему писать на русском диалекте. Он меня знает и не обидится.
Отдав письмо, молодая супруга намылилась заняться хозяйственными делами, а предок, напротив, приятно провести время. Я занял компромиссную позицию и предложил ему проводить меня до города верхом, заодно и размяться. Идея Антону Ивановичу понравилась, и он тут же велел седлать лошадей.
Мой первый опыт верховой езды, случившийся, когда я гонялся за кирасирами, увезшими Алю, закончился растертыми бедрами и отбитым «дерзальным» местом. Поэтому передвигаться таким видом транспорта мне очень не нравилось. Но ничего другого не оставалось. Моя коляска осталась в каретном сарае в сгоревшей разбойничьей мызе, карету увела Юлия, захаркинский экипаж оказался нужен прабабке, оставался тяжелый рыдван, в котором я выглядел бы совершенно нелепо.
Мне запрягли высокого гнедого жеребца, как мне показалось, по его экстерьеру, не очень хороших кровей, но довольно резвого, Для знакомства я угостил его куском хлеба с солью, потрепал по холке и, неожиданно для себя, легко вскочил в седло. Не знаю, чьим телом я теперь пользовался и какова механика переселения душ и тел, но то, что я удивительно гармонично вписался в седло, почувствовал сразу.
Мне уже несколько раз пришлось испытать это удивительное ощущение. Я уже упоминал, что был поражен своей гибкостью и ловкостью, когда за мной гонялся покойный Микулушка. Теперь я сидел на лошади и чувствовал себя в седле комфортно и приятно. Конь прядал ушами, пританцовывал от нетерпения и беспрекословно слушался каждого движения повода.
Антон Иванович сел в седло куда менее легко, чем я. Мой взгляд тут же зафиксировал все допущенные им при этом ошибки. Ей Богу, о чем, о чем, а о верховой езде я не имею никакого представления. Весь мой теоретический опыт начинался и заканчивался на американских вестернах и цирковой джигитовке.
Анна Семеновна с заметным нетерпением ожидала, когда мы, наконец, уедем, чтобы заняться хозяйственными делами. Я не стал испытывать ее терпения. Мы сердечно попрощались, Антон Иванович расцеловал жену, и мы с ним выехали из усадьбы.
Время было полуденное. По небу восточный ветер гнал кучевые облака. Лето прошло, и с каждым днем делалось все прохладней. Полевые работы закончились, и в деревне было людно.
Мы, не торопясь, ехали по единственной сельской улице. Крестьяне нам кланялись, мы отвечали, и только выехав за околицу, пустили лошадей крупной рысью. Антон Иванович был в штатском и выглядел типичным помещиком.
Я выбрал неопределенный прикид и мог, при желании, выдать себя за кого угодно.
– Давай-ка наперегонки? – крикнул мне лейб-егерь.
– Давай, – откликнулся я и пришпорил гнедого.
Конь с места взял в карьер, и я вырвался вперед. Меня тут же захватила верховая езда. К сожалению, оказалось, что моему полукровному скакуну при настоящей скачке не хватает дыхания. У предка конь был легче на ногу, и он вырвался вперед.
Проскакав верст пять, Антон Иванович остановился и крикнул, что дальше не поедет. Мы с ним спешились и попрощались, предок смахнул слезу, и мы даже расцеловались, хотя я намеревался обернуться через несколько дней, и нам можно было обойтись без столь трогательного расставания.
Дальше я поехал один. Верхом путь показался значительно короче, чем в экипаже, и я радовался, что приеду рано и у меня в запасе оказывается почти половина дня. Однако человек предполагает, а Бог располагает: внезапно гнедой заржал, перешел на шаг и захромал.
Пришлось спешиваться и смотреть, что с ним случилось. Оказалось что у него ни много, ни мало, оторвалась подкова. Причем не полностью, а болталась на одном гвозде и поранила бабку на передней ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39